Презумпция виновности (СИ) - Шульгина Анна. Страница 53

— Когда я могу отсюда уехать? — ощущение прикосновения его ладони к прикрытым тонким хлопком лопаткам заставило слегка поежиться. И, к сожалению, не от отвращения.

— Почему ты так отсюда рвешься? Сама же сказала, что здесь хорошо, — он не спешил убирать руку с её спины после того, как пропустил в дверях.

— У меня есть определенные планы на жизнь.

— Не поделишься?

— Это слишком личное, — воспользовавшись тем, что они уже поднялись в коридор первого этажа, Соня аккуратненько, но целенаправленно по сантиметру отодвинулась и шагнула в сторону лестницы наверх. — Я пока приведу себя в порядок перед ужином. Скоро увидимся.

— Буду ждать.

Эта духота когда-нибудь сведет с ума. Ну, и где обещанный дождь и легкое похолодание?! Пока что солнце светило так, что в глазах темнело, стоило только выйти на улицу после полудня. Ни ветерка, ни сквозняка… Влажность такая, словно сейчас не начало июля, а поздняя весна.

Соня проклинала и погоду, и свое решение ещё на некоторое время остаться у Астахова в гостях. Нужно было уехать сразу, как только он вернулся, но оживившийся инстинкт самосохранения не дал покинуть гостеприимную обитель. Вообще-то это было разумно. Официально, естественно, царила привычная тишь и гладь, но Софья знала, где искать и у кого спросить — в городе назревал очередной передел собственности и сфер влияния. Конечно, сейчас не лихие девяностые, все решается намного тише и бескровнее, но оказаться втянутой даже в самый край такого нехорошего процесса — тоже не сахар. И хотя, вроде, все обошлось — этот вывод она сделал из того, что позавчера Димка увез свою семью домой, все равно какое-то странное напряжение не отпускало.

Хоть и избегала их после того ужина, но присутствие Тани с Машей создавало иллюзию наполненности дома народом. Теперь же тишина и сонная одурь. И все же, после единственного совместного вечера, Соня старалась как можно меньше времени проводить с остальными. Потому что чувствовала собственную неуместность и чужеродность. Они были семьей, со своими историями, приколами и просто характерным общением. И смотреть на это было довольно забавно, но… Это не убирало того самого впечатления подсматривания. Словно она сторонний наблюдатель. Хотя никто из Астаховых никаким образом это не демонстрировал, девушка чувствовала себя очень неуютно. Потому и почти обрадовалась, когда Димка с женой и дочерью уехал.

И все равно Соня не знала, куда себя деть. Постоянно внутренне психовала, не понимая, что с ней происходит, и почему окружающие так странно на неё косятся. Такое впечатление, что последние десять дней она была жертвой затяжного ПМС. Так ничего подобного, никаких синдромов, все у неё в этом смысле нормально. Или это ответ организма на отказ от гормональной контрацепции? Но ведь уже второй цикл пошел, чего же она до сих пор злая, как голодная гиена?

Астахова она почти не видела. Он практически все время работал — вот и довод против строительства крупного бизнеса, им же потом ещё и заниматься постоянно нужно. А когда он все-таки показывался, скрывалась уже сама Соня. Не то, чтобы она не хотела его видеть. Как раз наоборот — притяжение явно усиливалось, стоило ей оказаться в паре метров от него, как волоски на затылке дыбом встали, как наэлектризованные. Но девушке это не нравилось, потому и шоркалась по комнате, коридорам или парку.

Зато облазила весь остров. Он оказался небольшим, но очень живописным. Выступы скальной породы образовывали относительно ровный пласт, на котором и стоял дом. Рядом, на спуске к морю, несколько десятков старых деревьев — единственное место, где можно было спрятаться от жары. Выступающие из почвы корни переплетались и образовывали причудливые узлы, поэтому во время прогулки приходилось внимательно смотреть себе под ноги. Ближе к бухте, где в самом тихом и незаметном месте приткнулась пристань, деревья становились как-то ниже и более перекрученными, словно соседство с соленой водой корежило их, заставляя изгибаться под странными углами.

Галечный пляж, на который Соня приходила каждое утро, чтобы подышать просоленным влажным воздухом. Прозрачная вода, мерно лижущая немного скругленные собственными усилиями камни, казалась холодноватой, поэтому искупаться девушка так и не решилась, бродя по мелководью. Однажды даже разрезала пятку острым краем ракушки и была вынуждена ковылять в дом босиком, оставляя кровавый след, потому что панталеты на каблучке — не лучший вариант для такой ранки.

Уже через несколько минут после того, как промыла ногу и обработала её антисептиком, к ней в комнату зашел Даниил с вопросом, где и как она поранилась. Это был их первый разговор за пять дней. Ну, если не считать приветствий и пожеланий приятного аппетита за столом.

И это ощущение постоянного наблюдения и присмотра только добавляло отрицательных эмоций. Соня чувствовала себя настолько не на своем месте, ненужной и лишней, что хотелось кричать. Естественно, она молчала. Только с ещё большими усилиями копалась в документах, касающихся аферы. Она уже нашла, на кого фирма была зарегистрирована, и что это организация объявила о закрытии спустя две недели после того, как получила откупные от Астахова. Ясно же, что исключительно с этой целью её и создавали. Но все равно было что-то, что Маркевич пропускала. И она это прекрасно понимала.

Брошенный плоский камешек несколько раз коснулся воды, поднимая мелкие, переливающиеся на свету бриллиантовым блеском брызги и затонул. Вот и она так же пытается отследить все ниточки, едва касаясь, натянуть их, стараясь узнать, откуда все идет, но они рвутся, расползаясь в руках, оставляя после себя только чувство досады и понимания, что нужно начинать сначала.

Ткань топа неприятно прилипла к взмокшей спине, и Соня поняла, что пора возвращаться. И вообще, зачем, спрашивается, было идти на берег в четыре часа дня, в самый солнцепек? Но и оставаться в доме она тоже не могла. Вынужденное безделье действовало на нервы не хуже, чем скрежет ногтями по стеклу. Даже поиски правды, которые занимали почти все свободное время — а оно у неё было свободным почти круглые сутки — не особо помогали в борьбе с засасывающим ничегоделанием. Поднявшись на террасу, с которой можно было войти в дом, минуя внутренний двор, Софья на секунду остановилась, оглядываясь на воду.

Все, ещё пара дней, и она отсюда уедет. Надоело. И участь изнеженной бездельницы явно не её амплуа, она скоро начнет в голос выть от тоски. Даже начала скучать по Татьяне и Маше. Никогда бы не подумала, что ей будет не хватать этой шумной парочки. Да что там говорить, если за завтраком поймала себя на мысли, что без Димки стало скучно — не с кем позубоскалить, незло друг друга подкалывая. Они, если не подружились, то стали относиться друг к другу более уважительно. Признавая сильные стороны, но не упуская случая поязвить.

Когда вернулась в дом, единственной связной мыслью, хотя, нет — мечтой — был холодный душ. В нем она провела почти полчаса, пока не замерзла. Зато взбодрилась так, что даже мозги заработали.

Но мыслительному процессу помешал звонок мобильного. В последнее время ей редко звонили. Возникало ощущение, что Соню постепенно забывают, как будто отсутствие в течение месяца было чем-то невероятным. Хотя, явно остались ещё те, кому она всей душой желала приобрести амнезию. Например, Кирилл.

Интересно, ему-то что от неё нужно?

В другой ситуации Соня бы, естественно, отвечать не стала, если решила, что это пройденный этап, то возвращаться к нему точно не следует. Но сейчас, разморенная и непонятно от чего уставшая, все-таки нажала на зеленую кнопочку.

— Что ты хотел?

— Сонь, не бросай трубку! — разумная просьба, если учесть, что один только звук его голоса заставил Маркевич брезгливо поморщиться. — Я выяснил, кто был нашим нанимателем.

— Да ты растешь. И года не прошло…

— Я серьезно. У тебя электронка под рукой? Сейчас брошу тебе все документы. Потом я уезжаю из города.

А вот это что-то новенькое… Неужели все настолько страшно?