Так поступают братья (ЛП) - Снэйк Дерекика. Страница 4
А потом… просто придется подождать и узнать, что же со мной станет.
Глава Два: Возвращение домой
Я не мог в это поверить. До сих пор. Я все ждал, что очнусь ото сна. На мне была приличная одежда, меня никто не связывал. Мне было тепло до самых кончиков пальцев на ногах. Прошло уже десять лет с тех пор, как мне было так уютно. В доме Уилбера было прохладно. Когда мне разрешали, или когда я слишком сильно дрожал, чтобы сидеть спокойно, я надевал свитера. У меня никогда раньше не было ни шерстяного пальто, ни перчаток, ни шарфов. А сейчас у меня даже нос не мерз.
Я смотрел в заднее окно лимузина, разглядывая проплывающие мимо дома. И снова непривычно. Я один. Только я и водитель. Гай был канадцем французского происхождения и не только водил машину, но и присматривал за мной. Из дешевой подстилки я разом превратился в дорогую проститутку. Нет, не так. В президентскую проститутку. Уилбер все мне подробно объяснил. Я принадлежал только ему. А никто никогда не трогает его вещи. Потому что если лезть, куда не стоит, можно лишиться пальцев, и это меня, как ни странно, успокаивало. Особенно, если вспомнить все, что было раньше.
Я привык быть шлюхой. А это новое защищенное положение было непривычным. И я его ценил. Хотя это и не значит, что мне оно нравилось. Был уличной проституткой - стал домашним наложником. А значит, меня все так же трахали только в другой постели. Меня лучше и теплее одевали. Мое тело, наконец, принадлежало мне самому, за исключением волос. Уилбер сказал, что выполнит любые просьбы относительно моего внешнего вида в нерабочее время, что значило, что теперь у меня имелись сшитые на заказ костюмы и галстуки, но мои волосы все так же принадлежали ему. Поэтому никакой стрижки. По крайней мере, я мог затягивать их в хвост, чтобы не мешали.
Зазвонил мобильник. Его я тоже получил от Уилбера. Если я отвечал на все его звонки, за мной следовала лишь одна тень. Стоило пропустить один, и моя свита увеличивалась. Я не собирался терять эту свободу. Она так тяжело мне досталась.
- Да, Уилбер?
- Красивый голос, мой мальчик.
- Спасибо, Уилбер. – Я коснулся шеи.
- Нервничаешь?
- Немного. Мои младшие сестры меня даже не вспомнят. По крайней мере, Эрис-то уж точно. – Лимузин вывернул на смутно знакомую, засаженную деревьями улицу.
- Глупости, не понимаю, с какой стати Дэвиду скрывать твое существование от семьи. Особенно после того, что ты сделал для него, для них всех. На рождественские праздники мы будем в отъезде, так что я купил подарки для твоей семьи. Они в багажнике. Если моя встреча пройдет хорошо, на Новый Год мы с тобой будем в Париже. Я хочу показать тебе достопримечательности.
Ну… и что я должен был на это сказать?
Похоже, мое молчание слишком затянулось. На том конце провода тяжело вздохнули.
- Мне не нужно, чтобы ты притворялся, что доволен всем, что я делаю, Гот-бой. Мне нужна откровенность.
- Боюсь, что ты разозлишься, Уилбер.
- А вот и та самая откровенность. Неужели я сломал тебя, Брант?
Я почувствовал, как защипало глаза.
- Ты сделал это еще до того, как мне исполнилось шестнадцать.
- Тогда придется тебя починить. Не плачь. Слезы тебе не идут.
Я вытер глаза. Шмыгнул носом.
- Мне больше нравится, когда твои глаза туманятся от желания, а не от горя, Гот-бой. Приятного тебе дня в кругу семьи. Буду ждать твоего возвращения.
Он отключился.
Возвращаться домой, зная, что всем известно, чем я занимался прошедшие десять лет, было мучительно, в животе возник твердый ком, который становился тем больше, чем ближе мы подъезжали к месту назначения.
Внешне я очень изменился, и это было связано не только с изнасилованиями или сексом. Просто, когда я уходил, я был подростком. Одни руки-ноги, и тощий, как карандаш. Я сунул мобильный обратно в карман пальто. Теперь я был больше шести футов ростом, и хотя оставался худым, но все равно находился в очень хорошей форме. Моя кожа все еще была неестественно бледной. Уилберу я нравился именно таким – Гот-боем, как он меня называл. Его руки казались такими смуглыми на моей коже, когда он раздевал меня. А еще он всегда мог определить, был ли секс чересчур грубым. У меня легко появлялись синяки, а фиолетовые пятна держались по несколько дней.
Я откинул голову на кожаную спинку и, закрыв глаза, провел пальцами по шее. Моя служба закончилась так же, как началась – меня привязали к стулу, изнасиловали и записали все это на пленку. Последний день выплаты долга чуть не стал последним днем в моей жизни. Черные и синие отпечатки пальцев на шее, наконец, побледнели, став противно желто-зелеными, но все еще были видны. Я надел темно-красный свитер с высоким воротом, чтобы их спрятать, а Уилбер заверил меня, что мой голос вернулся в норму.
Клиент, который это сделал, больше никогда не сделает ничего подобного. Уилбер убил его голыми руками. Хотя я этого не помнил, потому что как раз в этот момент пытался дышать сквозь передавленные трахеи. Когда ты не можешь вдохнуть, все остальное отходит на второй план. Я очнулся в больнице. Больничный персонал знал, что меня изнасиловали. Кровоподтеки на моей коже достаточно красноречиво рассказывали мою историю. Приезжала полиция, пытаясь меня допросить, но я не мог с ним разговаривать. Я боялся, что вообще не смогу больше говорить. Потом ко мне прислали психолога, который долгое время просидел у моей кровати, говоря, что это не моя вина и что мне нечего стыдиться. Но как, черт возьми, я мог в это поверить? Ведь именно для этого я и пришел к Уилберу Броудену – стать его секс-рабом.
После двух недель в больнице я проснулся от нежного прикосновения ко лбу. Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Уилбера – он казался удивительно расслабленным. Обычно он был таким только во сне. Он заметил, что я за ним наблюдаю, и я, конечно, ждал, что на его лицо вернется обычное бесстрастное выражение, но вместо этого глаза его потеплели. Я ничего не понимал.
- Поправляйся, Брант. – Он наклонился и поцеловал меня в лоб. – Долг уплачен. Теперь ты мой. Больше никто к тебе не прикоснется.
Чего я никак не ожидал от Уилбера, так это нежности. Я так растерялся, что не выдержал, меня вдруг заколотил озноб, по лицу потекли слезы. И пусть и с опозданием на десять лет, но у меня вдруг началась истерика. Меня смогли успокоить только транквилизаторы. А после я, свернувшись калачиком, лежал в постели и ждал, что кошмар начнется снова, но ничего так и не произошло.
Я ни с кем не разговаривал. Просто слушал взятый напрокат телевизор и ждал, ждал, ждал. Наконец, полиция оставила меня в покое, поняв, что ничего не добьется. Я слышал, как медсестры шепчутся о красивом, но сломленном молодом человеке из 523 палаты. Синяки сходили гораздо дольше обычного… или они просто так сильно впечатались в мою кожу?
Вскоре за мной приехал Уилбер. Я стал хрупким как стеклянная игрушка. Была середина осени. Он принес мне теплую одежду. Даже на глаз я видел, что она выполнена на заказ. Уилбер предпочитал все самое лучшее. Я вздрогнул, когда он дотронулся до моего горла.
- Никто никогда больше не сделает тебе больно, Брант. Я этого не позволю. Теперь ты принадлежишь мне.
Он сам вывез меня из больницы на кресле-каталке, никому больше не разрешив его трогать. Из секс-игрушки, которую все хотят, я превратился в лелеемый долгожданный подарок. Мое положение изменилось буквально за одну ночь - хотя прежде я ненавидел свою работу, она все же была мне знакома. После пережитого то, что меня лишили всего, что я когда-либо знал, сбивало с толку еще сильнее, чем раньше, когда тот клиент попытался меня убить.
Я не знал, как отнестись к этим переменам. Меня оставили в моей комнате отдыхать. Уилбер не звал меня к себе. Завтрак, обед и ужин приносили прямо в спальню. Я никогда не отличался особой сдержанностью, так что когда я начинал плакать, это могло продолжаться несколько дней. Я до чертиков испугался. И знаю, Уилбер - тоже, потому что я внезапно обнаружил себя в его постели. Стоило Уилберу оказаться рядом, как все вдруг встало на свои места. И этого я тоже не мог понять. Ведь этот мужчина издевался надо мной с четырнадцати лет. Его присутствие не должно меня успокаивать, но все же… успокаивало. Уилбер Броуден, бизнесмен и сутенер, был всем, что мне нужно, и все было прекрасно, когда я оказывался в его объятиях.