Танец с драконами - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 136

Возможно он был не так уж и неправ. Прошло почти десятилетие с тех пор, как Смеющийся Лев покинул Ланниспорт, и Герион так и не вернулся. Люди, которых Лорд Тайвин послал на его поиски, смогли отследить его путь до Волантиса, где половина команды покинула его, и ему пришлось купить рабов на замену. Ни один свободный человек не остался бы добровольно на корабле, чей капитан открыто говорил о намерении плыть в Дымящееся море.

— Так мы видим пламя Четырнадцати Огней, отраженных в облаках?

— Четырнадцати или четырнадцати тысяч. Кто же осмелится их сосчитать? Не разумно смертным так пристально смотреть на эти огни, друг мой. Это огни Божьей ярости и никакое человеческое пламя не сравнится с ними. Мы, люди — маленькие создания.

— Некоторые еще меньше других.

Валирия. Было сказано, что в день Рока каждый холм на пятьсот миль раскололся, наполнив воздух пеплом, дымом и пламенем столь жарким и неутолимым, что даже драконы в небе были им охвачены и уничтожены. Земля разверзлась огромными расщелинами, поглотившими дворцы, храмы, целые города. Озёра кипели или становились кислотными, горы разрывались, огненные фонтаны изрыгали расплавленные камни на сотни футов в воздух, красные тучи рассыпали драконово стекло и черную кровь демонов, а на севере земля раскололась и разрушилась, провалившись, а на её место ворвалось яростное море.

Самый гордый город мира исчез мгновенно, легендарная империя была стёрта за день, Страны Долгого Лета были выжжены, утоплены и погублены.

Империя, построенная на крови и огне. Валирийцы пожали плоды, которые сами посеяли.

— Наш капитан решил проверить проклятье?

— Наш капитан предпочел бы быть на пятьдесят лиг в море, подальше от этого проклятого берега, но я приказал ему плыть кратчайшим курсом. Другие тоже ищут Дейенерис.

Грифф, со своим молодым принцем. Неужели все эти разговоры о парусах Золотой Компании на западе были уловкой? Тирион хотел сказать что-то, но передумал. Ему казалось, что в пророчестве красных священников нашлось место лишь одному герою. Второй Таргариен может только сбить их с толку.

— Вы видели этих других в ваших огнях? — осторожно спросил он.

— Только их тени, — ответил Мокорро. — Одна больше всех. Высокая и извращённая, с одним черным глазом и десятью длинными руками, плавающая под парусами по морю крови.

БРАН

Тонкий серп луны казался острым как лезвие ножа. Бледное солнце всходило и заходило. Красные листья шептались на ветру. Темные тучи заполнили небо и началась буря. Светила молния, гремел гром, а мертвецы с черными руками и яркими синими глазами скользили мимо расщелины в холме, но не могли войти. Под холмом на троне из чардрева сидел сломанный мальчик и слушал шепот в темноте, а вороны ходили вверх и вниз по его рукам.

— Ты больше никогда не сможешь ходить, — пообещала трехглазая ворона, — но ты будешь летать.

Иногда звук песни поднимался вверх откуда-то далеко снизу. "Дети леса" назвала бы певцов Старая Нэн, сами же они называли себя "те, кто поют песню земли", на Истинном Языке, непонятном ни одному человеку. Но вороны знали этот язык. Их маленькие черные глаза были полны тайн, и они каркали на него и клевали его кожу, когда слышали песни.

Луна была толстой и полной. Звезды катились по черному небу. Дождь падал и замерзал, ветви деревьев ломались под весом льда. Бран и Мира придумали имена для тех, кто пел песню земли: Ясень, Листва и Весы, Черный Нож, Снежные Локоны и Уголь. Листва говорила, что их настоящие имена были слишком длинными для человеческого языка. Только она знала Общий Язык, так что Бран никогда не узнал, что думали другие о своих новых именах.

После пробирающего до костей холода земель за Стеной, в пещерах было блаженно тепло, а когда из камней выползал холод, певцы разжигали огонь, чтобы снова его прогнать. Здесь, внизу не было ни ветра, ни снега, ни льда, ни мертвых созданий, пытающихся схватить тебя — только сны, слабый свет и поцелуи воронов. И шепот в темноте.

Певцы называли его последним зеленым провидцем, но в снах Брана он оставался трехглазой вороной. Когда Мира Рид спросила о его настоящем имени, он издал жуткий звук, который можно было посчитать смешком.

— Я носил много имен, когда был быстр, но даже у меня когда-то была мать, и имя, которым она меня нарекла, держа у груди, было Бринден.

— У меня есть дядя Бринден, — сказал Бран. — На самом деле он дядя моей матери. Его называют Бринден Черная Рыба.

— Твоего дядю, возможно, назвали в честь меня. Некоторых все еще называют. Не так многих, как раньше. Люди забывают. Только деревья помнят.

Его голос был так слаб, что Брану приходилось напрягаться, чтобы услышать.

" — Большая часть его стала деревом", — объяснила певица, которую Мира называла Листвой. " — Он прожил отведенный ему срок, и все же он остался. Ради нас, ради тебя, ради человечества. Только малую силу сохранила его плоть. У него тысяча глаз и один, но за многим еще нужно уследить. Однажды ты узнаешь".

" — Что я узнаю?" — спросил Бран у Ридов позднее, когда они пришли с ярко горящими факелами в руках — забрать его из большой пещеры в каморку, где певцы соорудили им кровати для сна.

" — Что помнят деревья?"

— Тайны старых богов, — сказал Жойен Рид. Еда, огонь и отдых помогли ему восстановиться после тяжелых испытаний их путешествия, но теперь он казался более печальным и угрюмым, взгляд его был усталым и обеспокоенным. — Истины, которые знали Первые Люди и которые ныне забыты в Винтерфелле… но не в сырых дебрях. Мы живем ближе к природе в наших болотах и на островках, и мы помним. Суша и вода, земля и камни, дубы, вязы и ивы — они были здесь до нас и останутся, когда мы уйдем.

— И ты останешься, — сказала Мира.

Это опечалило Брана."А что если я не хочу оставаться, когда вы уйдете?" — почти спросил он, но проглотил невысказанные слова. Он был почти взрослым мужчиной и не хотел, чтобы Мира думала о нем, как о плаксивом младенце.

— Может быть, вы тоже могли бы быть зелеными провидцами, — сказал он вместо этого.

— Нет, Бран, — теперь голос Миры был печален.

— Немногим дано испить из зеленого фонтана еще в смертной плоти, услышать шепот листвы и видеть так, как видят деревья, как видят боги, — сказал Жойен. — Большинстве не так благословенны. Боги дали мне только зеленые сны. Моей задачей было доставить тебя сюда. На этом мое дело сделано.

Черной дырой зияла в небе луна. Волки выли в лесу, фыркали над следами мертвых существ на снегу. Воронья погибель вырывалась из склона горы; с пронзительными резкими криками черные крылья бились над белым миром. Красное солнце взошло, и село, и взошло вновь, окрашивая снега в оттенки багрового и розового. Под горой Жойен размышлял, Мира волновалась, и Ходор блуждал по темным туннелям с мечом в правой руке и факелом в левой. Или это блуждал Бран?

Никто не должен узнать.

Большая пещера скрывала бездну, что была черна, как смола, черна, как деготь, чернее перьев вороны. Украдкой проникающий в нее свет оказывался лишним, чужим в ней — и вскоре исчезал вновь; факелы, свечи, лучины вспыхивали ненадолго, и угасали затем — их краткая жизнь кончалась.

Певцы сделали Брану собственный трон, подобный тому, где сидел Лорд Бринден — белое чардрево в красных мертвых ответвлениях, переплетающихся с живыми корнями. Они расположили его в большой пещере у пропасти, где во тьме распространялось эхо от текущей далеко внизу воды. Из мягкого серого мха они сделали ему сиденье. Как только он был усажен на место, они укрыли его теплыми мехами.

Он сидел и слушал хриплый шепот своего учителя. “ — Не бойся темноты, Бран.” Слова лорда сопровождались слабым шелестом дерева и листвы, несколько кружившим ему голову. “Самые сильные деревья пустили корни в темных местах земли. Темнота станет твоим плащом, твоим щитом, станет материнским молоком для тебя. Темнота сделает тебя сильным.”