Зеленая миля - Кинг Стивен. Страница 26

За Диким Биллом Уэртоном в Индианолу отправились семеро: Гарри, Дин, Перси, два надзирателя в кузове (фамилии их я забыл, но тогда знал наверняка) плюс еще двое в кабине. Ехали они на тюремной перевозке — грузовике фирмы «Форд» с обитым металлом кузовом и вроде бы пуленепробиваемыми стеклами. Это нечто среднее между молочным фургоном и броневиком.

Руководил группой Тервиллигер. Он передал соответствующие документы окружному шерифу (не Гомеру Крибу, а другому, ничем от него не отличающемуся народному избраннику), который, в свою очередь, вверил их заботам мистера Уильяма Уэртона, буяна extraordinaire, [22] как охарактеризовал бы его Делакруа. Тюремную униформу «Холодной горы» мы послали в больницу заранее, но шериф и его люди так и не удосужились переодеть Уэртона, оставив это на наших парней. Когда они поднялись в палату на втором этаже, Уэртон стоял у окна в пижамных штанах и шлепанцах. Это был костлявый блондин с узким прыщавым лицом. Сначала, правда, они увидели не лицо, а прыщавую спину и гриву длинных, спутанных волос, потому что Уэртон смотрел в окно и не повернулся на звук открываемой двери. Не менял он позы — так же стоял, ухватившись рукой за занавески и уставившись на больничный двор, — пока Гарри честил шерифа за то, что Уэртона не переодели до их приезда. На что окружной шериф прочитал ему целую лекцию (по-моему, так поступил бы на его месте любой чиновник), популярно объяснив, что входит в круг его обязанностей, а что — нет.

Когда же Гарри надоело слушать шерифа (сомневаюсь, чтобы его терпения хватило надолго), он приказал Уэртону повернуться. Выглядел тот, рассказывал нам Дин, все так же хрипя, как и тысячи других осужденных преступников, которые попадали в «Холодную гору» из маленьких, Богом забытых городков. Злобные, не признающие авторитетов, привыкшие решать любую проблему ударом кулака. Прижатые к стене, некоторые из них праздновали труса, но в большинстве своем они предпочитали сражаться до последнего. Встречаются люди, которые отыскивают что-то благородное в таких, как Билли Уэртон, но я к их числу не принадлежу. Крыса, загнанная в угол, тоже не сдается. По словам Дина, лицо Уэртона рассказало им о его характере не больше, чем прыщавая спина.

Подбородок слабый, глаза пустые. Опять же плечи покатые, болтающиеся, как плети, руки. Вот они и решили, что он накачан морфином. Все внешние признаки совпадали.

— Надень вот это. — Гарри указал на униформу, лежащую на кровати.

Ее вынули из бумажного мешка, в котором она прибыла в больницу, но даже не развернули. Поэтому униформа оставалась в том виде, в каком поступила из тюремной прачечной: белые трусы торчали из одного рукава куртки, белые носки — из другого.

Уэртон вроде бы и хотел одеться, но без посторонней помощи ему это не удалось. С трусами он справился, а вот когда дело дошло до брюк, он все норовил всунуть обе ноги в одну штанину. Наконец Дин ему помог, сначала сунул ноги куда положено, а затем подтянул брюки, застегнул ширинку, защелкнул пряжку ремня. Уэртон же застыл, как только увидел, что с брюками управятся и без него. Он тупо смотрел прямо перед собой, руки все так же висели по бокам, и никому из надзирателей в голову не пришло, что все это ловкая симуляция. На самом деле Уэртон терпеливо выжидал. Нет, шансов на побег у него не было (по крайней мере я так думаю). Надеялся он на другое: застать всех врасплох и воздать по максимуму.

Гарри Тервиллигер и шериф подписали все необходимые бумаги. Уильям Уэртон, после ареста ставший объектом собственности округа, перешел в собственность штата. Надзиратели, взяв Уэртона в плотное кольцо, вывели его по лестнице черного хода и через кухню. Когда шапка первый раз упала с головы Уэртона, Дин водрузил ее на место. После второго раза засунул ее в задний карман своих брюк.

Уэртон имел возможность устроить заварушку в кузове перевозки, когда на него надевали наручники, цепи, ножные кандалы, но не устроил. Возможно, он подумал (даже теперь я не уверен, что ему было чем думать), что места маловато, а надзирателей слишком много, чтобы потасовка доставила ему удовольствие. Так что одна цепь соединила ножные кандалы, а вторая, как выяснилось, слишком длинная, — наручники.

До «Холодной горы» они ехали час. Уэртон, наклонив голову, сидел на левой лавке у самой кабины, его руки свободно болтались между колен. Гарри говорил, что изредка Уэртон что-то бурчал себе под нос, а Перси со своего места видел, как с его нижней губы капала слюна. Словно у собаки с языка в жаркий день. К концу поездки между ног Уэртона образовалась лужа.

Въехав на территорию тюрьмы через южные ворота, они, как я полагаю, проследовали мимо моего автомобиля. Охранник открыл ворота, отделяющие двор от стоянки, и перевозка покатила к блоку Е. Двор в это время пустовал, большинство заключенных трудились в огороде. Машина остановилась у блока Е. Водитель открыл дверцу, сказал, что отгонит перевозку в гараж поменять масло. Дополнительная охрана уехала вместе с ним. Двое даже не вылезли из кузова, сидели и жевали яблоки.

У блока Е остались три надзирателя — Дин, Гарри и Перси — и закованный в цепи заключенный. И он ничего не смог бы поделать, если б не убаюкал их бдительность. В Уэртоне они видели худосочного недоумка, не очень-то соображающего, что с ним происходит. Опять же стоящего в цепях, ножных кандалах, наручниках. Короче, никаких сюрпризов они от него не ждали. Двенадцать шагов до дверей блока они прошли в том же порядке, в каком мы ведем осужденных на казнь по Зеленой миле: Гарри — слева, Дин — справа, Перси, с дубинкой в руке, — сзади. Никто мне этого не говорил, но я готов поспорить на последний цент, что дубинку он достал из чехла, как только они вылезли из перевозки, наверняка не мог отказать себе в удовольствии позабавиться любимой игрушкой. Что же касается меня, то я сидел в камере, которой предстояло стать домом Уэртона до его встречи со Старой Замыкалкой: первой направо, если идти по коридору к изолятору. В руках я держал папку для бумаг и думал только о том, как бы побыстрее произнести приветственную речь и смыться из тюрьмы. Боль в паху вновь усилилась, поэтому мне хотелось вернуться в кабинет и подождать, пока она отпустит меня.

Дин выступил вперед, чтобы открыть дверь. Выбрал нужный ключ из связки, висевшей на кольце, и вставил его в замок. Уэртон ожил в тот самый момент, когда Дин повернул ключ и потянул за ручку. Резкий, пронзительный вопль сорвался с его губ, вопль, от которого Гарри на мгновение остолбенел, а Перси Уэтмор вышел из строя до конца игры. Я услышал этот вопль через приоткрывшуюся дверь и поначалу не связал его с человеком. Я подумал, что во двор каким-то образом попала собака и ей крепко досталось: может, кто-то из пребывающих в дурном настроении заключенных ударил ее мотыгой.

Уэртон поднял руки, развел их в стороны, накинул цепь Дину на шею и начал его душить. Дин сдавленно вскрикнул и рванулся вперед, под электрический свет нашего маленького мирка. Уэртона это вполне устроило, он даже дал Дину пинка, чтобы тот двигался побыстрее. При этом он орал что-то нечленораздельное и хохотал. Не забывал он и про цепь, натянул ее как можно сильнее и возил взад-вперед, словно ножовку.

Гарри подскочил к Уэртону, схватил его за волосы и со всей силы ударил кулаком в челюсть. У него были и дубинка, и револьвер, но от волнения он про них забыл. У нас и раньше возникали проблемы с заключенными, но никому не удавалось застать нас врасплох. Кроме Уэртона. Парень заманил нас в западню. Таких артистов я не встречал. Ни до, ни после.

И силой его природа не обидела. Куда только подевались вялость и обреченность. Гарри потом говорил, что у Уэртона не мышцы, а стальные канаты. Они уже находились у стола дежурного. Уэртон метнулся влево, и Гарри слетел с его спины, ударился о стол и распластался на полу.

— Ну что, парни? — гоготал Уэртон. — Веселенькая заварушка, да? Все как надо?

С воплями и хохотом он продолжал душить Дина. Почему нет? Уэртон не хуже нас знал, что на тот свет мы можем отправить его только один раз.