Зеленая миля - Кинг Стивен. Страница 68

Короче, момент для беседы с ним был самый подходящий.

— Я сниму изоленту, если ты пообещаешь, что не будешь вопить. Я хочу с тобой поговорить, так что крики мне ни к чему. Что скажешь? Обойдемся без них?

Я увидел облегчение в его глазах. Он понял: раз я хочу поговорить, значит, у него есть шанс остаться живым и невредимым. Перси кивнул.

— Если начнешь орать, изолента вернется на прежнее место, — предупредил я. — Это тебе понятно?

Второй кивок, более нетерпеливый.

Я поднял руку, схватился за уголок, дернул. Перси скривился от боли: лента прихватила с собой часть кожи, особенно на губах. Так что заговорил он не сразу.

— Снимите с меня смирительную рубашку, дылдоны паршивые, — выплюнул он.

— Снимем в свое время, — ответил я.

— Сейчас! Сейчас! Немед…

Я влепил ему оплеуху, прежде чем сообразил, что делаю… хотя, разумеется, я понимал, что может дойти и до такого. Понимал со времени моего разговора о Перси с начальником тюрьмы Мурсом, когда Хол порекомендовал отвести Перси более заметную роль в экзекуции Делакруа. Руку человека можно сравнить с наполовину прирученным животным. Большую часть времени она слушается, но иной раз вырывается из-под контроля и действует по своему разумению.

Треск пошел, как от ломающейся ветви. Дин ахнул. Перси вытаращился на меня, его глаза, круглые как плошки, едва не вылезли из орбит. Рот открывался и закрывался, открывался и закрывался, как у аквариумной рыбки, подплывшей к стеклу.

— Заткнись и слушай. Тебя следовало наказать за то, что ты сотворил с Делом, и мы воздали тебе по заслугам. Иначе мы наказать тебя не могли. Решение принималось единогласно, за исключением Дина, но ему пришлось идти у нас на поводу, потому что он бы горько пожалел, если б поступил иначе. Не так ли, Дин?

— Да, — прошептал Дин, бледный как молоко, — похоже на то.

— Если мы захотим, ты еще можешь пожалеть о том, что родился на свет, — продолжал я. — Мы постараемся, чтобы люди узнали, как ты чуть не сорвал экзекуцию Делакруа…

— Сорвал?..

— …И как по твоей милости едва не погиб Дин. Мы скажем достаточно для того, чтобы даже твой дядюшка не смог устроить тебя на работу.

Перси отчаянно замотал головой. Он в это не верил, возможно, не мог поверить. На его бледной щеке пламенел отпечаток моей пятерни.

— А кроме того, мы проследим, чтобы тебя избили до полусмерти. Мы сами марать об тебя руки не станем. У нас тоже есть связи, Перси. Едва ли ты настолько глуп, чтобы этого не понимать… Эти люди не занимают высоких постов, но знают, как решать некоторые вопросы. У этих людей в нашей тюрьме сидят друзья, братья, отцы. И они с радостью отрежут такому говнюку, как ты, нос или член. Отрежут только ради того, чтобы дорогой им человек мог каждую неделю проводить в тюремном дворе на три часа больше.

Перси перестал трясти головой. Только таращился на меня. В глазах его стояли слезы, но по щекам они еще не катились. Я думаю, это были слезы ярости и раздражения. Во всяком случае, мне хотелось так думать.

— А теперь, Перси, попробуем взглянуть на происходящее с другой стороны. Губы немного поболят, но новая кожа вместо той, что сошла с изолентой, нарастет быстро. Я полагаю, других травм у тебя нет, разве что мы уязвили твою гордость… но об этом никто не знает, кроме тех людей, что сейчас стоят перед тобой. А мы никому ничего не скажем, правда, парни?

Они покачали головами.

— Разумеется, нет, — прогудел Зверюга. — То, что происходит на Зеленой миле, никого не касается. Так было всегда.

— Ты отправишься в Брейр-Ридж, и мы до отъезда оставим тебя в покое. — Я выдержал паузу. — Остановимся на этом варианте, Перси, или ты хочешь сыграть с нами в другую игру?

Он долго-долго молчал, обдумывая мои слова. Я буквально слышал, как ворочаются его мозги в поисках оптимального решения. И наконец он осознал, что изоленту-то сняли, а вот смирительную рубашку оставили. Да и мочевой пузырь у него наверняка переполнился.

— Хорошо. Считаем вопрос закрытым. А теперь снимите с меня этот балахон. Я уже не чувствую плеч…

Зверюга выступил вперед, оттеснив меня в сторону, и его лапища легла на физиономию Перси: четыре пальца вжались в правую щеку, большой — в левую.

— Сейчас снимем. Но сначала послушай меня. Пол у нас большой босс, так что иной раз ему приходится говорить красиво.

Я попытался вспомнить, какие это я произносил красивости, но без особого успеха. Однако предпочел не комментировать слова Зверюги. Тем более что Перси просто обалдел от ужаса, поэтому не хотелось портить произведенный эффект.

— Люди не всегда понимают, что красивые слова не означают, будто у человека, который их говорит, мягкое сердце. Поэтому я счел нужным высказаться. Мне красивости ни к чему. Я привык говорить прямо. Поэтому послушай и меня. Если ты нарушишь свое обещание, мы хором выдерем тебя в жопу. Если ты даже убежишь в Россию, мы найдем тебя и там. А потом выдерем, да не только в жопу, но и во все остальные дырки. И будем драть до тех пор, пока ты не захочешь умереть, лишь бы это все прекратилось. После чего нальем уксуса в те места, откуда будет течь кровь. Ты меня понял?

Он кивнул. С пальцами Зверюги, впившимися ему в щеки, Перси очень напоминал старика Два Зуба.

Зверюга отпустил его и отступил на шаг. Я кивнул Гарри, тот обошел Перси сзади, начал расстегивать пуговицы, развязывать тесемки.

— Помни об этом, Перси, — процедил Гарри. — Помни об этом и не поминай прошлого.

Вроде бы мы выглядели достаточно внушительно, три надзирателя в синем… но я все равно почувствовал холодок, пробежавший по спине. Перси мог держать язык за зубами день или неделю, продолжая просчитывать вероятный исход различных раскладов, но в конце концов два момента окажутся решающими: его вера в родственные связи и неспособность найти достойный выход из создавшейся ситуации. Оставаться в проигравших ему точно не хотелось, потому он не мог не сорваться. Мы, конечно, спасли Мелли, привезя к ней Джона, и, будь у меня такая возможность, я бы не захотел ничего менять («даже за весь чай Китая», как мы говорили в те дни), но последний удар оставался за Перси, и уж после него мы бы оказались на полу, а рефери не осталось бы ничего другого, как открыть счет. Мы могли заставить Перси выполнить этот уговор лишь одним способом — убив его. Если он выходил из изолятора живым, мы больше не могли контролировать его действия.

Я искоса глянул на Зверюгу и увидел, что он все это понимает. Умом сына миссис Хоуэлл Бог не обидел. Зверюга пожал плечами. Что из того? — как бы говорил он мне. Разве есть другое решение, Пол? Мы сделали то, что должны были сделать, причем сделали все, что смогли.

Да. И добились неплохих результатов.

Гарри тем временем расстегнул последнюю пуговицу смирительной рубашки. С перекошенным от ярости лицом Перси скинул ее. На нас он смотреть не решался.

— Дайте мне револьвер и дубинку.

Я протянул ему и то и другое. Он бросил револьвер в кобуру, засунул дубинку в чехол.

— Перси, если ты подумаешь над…

— Этим я и намереваюсь заняться. — Он протиснулся мимо меня. — Я собираюсь хорошенько обо всем подумать. И начну прямо сейчас. По пути домой. Пусть кто-нибудь пропечатает мою контрольную карточку по окончании смены. — У двери изолятора он оглянулся, чтобы одарить нас взглядом, полным презрения и злости. — Если, конечно, вы не захотите объяснять, почему я ушел раньше положенного времени.

И он зашагал по Зеленой миле, начисто позабыв, почему покрытый линолеумом коридор сделан таким широким. Один раз Перси уже допустил такую ошибку, но тогда отделался более чем легко. Теперь же ему не повезло.

Я последовал за ним, стараясь найти слова, которые успокоили бы его. Мне не хотелось, чтобы он покидал блок Е в таком виде, озлобленный, взъерошенный, с красной отметиной от моей оплеухи на щеке. Гарри, Дин и Зверюга наступали мне на пятки.

Дальнейшее произошло очень быстро, думаю, в течение минуты. Однако я запомнил все в мельчайших подробностях, возможно, потому, что по возвращении домой дал Джейнис полный отчет. Последующие события: встреча на заре с Кертисом Андерсоном, расследование, пресс-конференция, организованная для нас Холом Мурсом (он к тому времени уже вернулся к руководству тюрьмой), заседания специальной комиссии в столице штата — все это стерлось за давностью лет. Но то, что произошло непосредственно на Зеленой миле, впечаталось в память навсегда.