Сосед (СИ) - "Сан Тери". Страница 26

      - Ну... в общем... - Маринка нерешительно помялась, отбросив истерзанный карандаш и выкручивая уголки подушки, - Если, мы... просто предположим, допустим, что ты... снова решишь предложить начать встречаться...

      - Ок. Считай, что предложил, – показалось, что за стенкой Кир словно подобрался весь.

      - Я бы попросила подождать два года. Ты бы согласился?

      - Пиз-дец! - тоскливо провыл упырь и принялся стучаться об стенку, – Березина, признайся, тебе нравится надо мной измываться?

      - Я не измываюсь! – заторопилась Маринка, боясь, что он снова всё неправильно поймёт, – Я серьёзно спросила. Ты бы стал меня два года ждать?

      - Солнце, ты там не в армию случайно намылилась? - судя по голосу Кира, для него Маринкино предложение было как сомнительный творожок с просроченным сроком годности, – Зачем такие крайности?

      - Кир, ответь.

      - Да с хуя ли? - возмутился парень, искренне недоумевая. Чувствовалось - еле сдерживается, чтобы не высказаться, – Романов женских перечитала, или что? Какие, нахер, два года? А сейчас тебя что конкретно не устраивает, и что изменится по-твоему через два года?

      - Нууу, не через два... через год, допустим...

      - Березина, пару слов в том же духе, и я встаю, иду к тебе, и ты конкретно получаешь по жопе. А потом мне будет пофиг на последствия и все твои «я не могу, мы не можем», – пропищал он фальцетом, копируя Маринкины слова, – Тебе, блядь, нравится из меня осла делать?

      - Зачем делать? За меня щедро постаралась природа! - не удержалась от шпильки Березина и сама захотела отгрызть себе язык.

      Кир, прорычав «пиздец котёнку», матернулся и вышел из комнаты. Не прошло и минуты, малолетний террорист принялся звонить и барабанить в дверь. Разумеется, ни о каком серьёзном разговоре речь идти не могла.

Часть 5

- Тук тук.

      - Кто там?

      - Смерть твоя.

      - Ну и что?

      - Ну, собственно, и ВСЁ!

      Упырь щедро предоставил две минуты: открыть, сдаться и встать с поднятым подолом. Водку, так и быть, можно не наливать.

      - Леопольд, выходи подлый трус!

      - Я не трус, но я боюсь!

      - Глаза боятся – руки делают. Шустрей, тёть, раньше сядешь – раньше слезешь.

      Вот же, сучара. Бандит из упыря получался вполне себе. Грозным рыком можно было детишек запугивать, но Березина не настолько спятила, чтобы укорачивать дни собственной жизни. Открыть дверь упырю? Спешит и падает. Пусть с конём ебётся.

      - Не перетрудись там, милый! - не забыв ехидно выдать первое предложение, Березина добавила глумливое второе и, забравшись на табуретку, принялась развинчивать звонок, решив спасти уши от насилия.

      Звук поворачиваемого ключа в замке стал полной неожиданностью. Упырь преспокойно открыл дверь и дальше случилась картина Репина маслом «Мишки в лесу». Офигевшая Березина, стоящая на верхотуре с отвёрткой, и злорадно оскалившийся Кир с кровожадным видом протянувший лапы.

      Раздался истошный визг. Маринка попыталась банально слинять и едва не рухнула вниз. Кир оказался проворнее: подхватил на руки, матерясь и объявляя, что теперь она точно получит по заднице. И будет получать регулярно, если он ещё раз увидит её на любой поверхности выше полметра.

      - Аааааа!!! Уиииииии!!!

      - Поздняк метаться!

      Березина беспомощно дрыгала руками и ногами в художественной позиции «колени - уши». Писк испуга сменил негодующий вопль праведного возмущения: до неё дошло, что упырь, сука, открыл дверь запасным ключом.

      - Кострик, откуда у тебя ключи?!!

      - Догадайся, кому я замок менял. Думала просто так? Наиивнаяяя... – упырь, оглянувшись по сторонам, решительно потащил жертву в направлении спальни, – Бесплатный сыр, малыш, бывает в мышеловке! - объявил, бережно приземляя добычу на кровать и, щёлкнув по носу, принялся пеленать в покрывало, ловко придерживая брыкающиеся конечности. Сбросил на пол учебные принадлежности. Пронзительный визг достиг верхних децибел, сливаясь в одно невнятное:

      - Дуракидиотпуститычтотвориииииишьдебил?!! - Маринка пыталась извернуться и стукнуть, но это было, как лавину таранить.

      - Наказание! - с самым страшным лицом объявил Кир, легко превращая барахтанье в трепыхание. Спеленал, запаковал в плотный свёрток и, подхватив извивающуюся гусеницу, пересадил к себе на колени, не забыв впрочем демонстративно похлопать в районе попы, - Ну чё, тёть, час расплаты... Хм, что бы сделать?

      - Пусти, упырь!

      - Ах, упырь... – Кир, маниакально оглянувшись, нашёл красный фломик и, сняв колпачок, с ласковой улыбкой психопата примерился к чужому лицу.

      - Не смей! Не вздумай... аааааа! - не зная плакать, боятся, беситься, продолжать орать или начинать ржать, провыла Березина, отчаянно мотая головой. Но сука Костриков и не подумал остановиться, требуя, чтобы она не дёргалась. Искусство требует жертв. Он, может, всегда мечтал стяжать славу Малевича.

      - ААААААААААА! Ненавижу, гад, скотина!!! Я на тебя заяву напишу! - чуть не плача, пригрозила Березина.

      - Конечно, напишешь, солнышко, – упырь с наигранным умилением чмокнул в лобик и выбросил фломик, - Потом, – добил коварным соблазнительным шёпотом, сделав паузу на манер Калягина из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тётя».

      Березина очень-очень, изо всех сил пыталась не дрогнуть, устоять... перед ним. Его запахом, дыханием близких губ. Обволакивающей тёплой энергетикой. Кир с лёгким мурлыканьем потёрся об неё носом, напоминая довольного кота, не забывающего перечислять свои преступления «а Васька слушает, да ест»:

      - Проникновение в чужую собственность, нападение на хозяйку квартиры, пятикратное изнасилование...

      - Какое изнасилование? - икнув, спросила Березина.

      - Пятикратное! - веско пояснил упырь и убедительно заверил, – Будет!

      - Маловато будет! - Березина сама не знала, какой чёрт её постоянно тянет за язык. Нет, вот сидела бы смирно, строила жалобные глазки, молчала в тряпочку. Фантазия упыря богатая, одной надписью не ограничится.

      - Малыш... - взгляд Кира разрезал на части и резал сам себя: бесконечные ломтики нежности, острой тоски, собачьей грусти, – Эх, Малыш, Малыш...

      Кир наклонился и поцеловал. В клочья разрывая жалкую бумажку подписанного Березиной приговора. Застыл, плавя губами, не желая отлепляться. Словно воду пил маленькими короткими глотками. И непонятно, кто из них пытался напиться больше в этот момент. Трусливо не желающий раскрываться клювик Маринки или Кирькин нежный рот, ласкающий с бережной осторожностью, плавающий на поверхности лотлинем дыхания в безнадёжной попытке найти глубину любви.

      Поцелуй - соединение пульсирующих сердец в жадном соприкосновении губ. Словно что-то внутри раскрылось навстречу и смешалось, а поверхность не могла отразить и десятой части того, что оба почувствовали в этот момент. Исчезающая, тающая сладкой ватой ласка, от которой оба не могли отказаться, и продлить не могли. Хотели, а не могли.

      - Как же так? - хрипло шепнул Кир, поведав тайну, желая надышать ответ в ухо.

      Он заставил себя оторваться первым, и сидел так, успокаивая дыхание, не в состоянии выпрямиться и разрушить, а Маринка плыла в нём, как в уютной лодочке, и могла плыть до бесконечности. Сознание окутывало маревом покоя, а руки Кира служили парусами, заполненными ветром, и в какую бы сторону он не потянул, белобрысая сука-душа летела за ним. Кир обнял крепко-крепко. Сжал, прижав к себе, и не смеялся, не шутил, потому что рулевому было чертовски паскудно и обидно.

      - Что с нами происходит? - спросил он, - Я не понимаю, Марин, - как ребёнок, у которого отобрали игрушку, наказали несправедливо и нечестно.

      - Киря...

      - Разве можно с такими вещами стебаться... и шутить? - тихо прогудел Кир, напоминая большой грустный домик, трансформаторную будку под дождём. Выпрямился, нежно обводя ладонью контур Маринкиного лица, любовно убирая растрёпанные прядки, – Малыш... это ведь... уёбищно...