Рандеву в лифте - Кауффман (Кауфман) Донна. Страница 16

– И я тебя тоже! – прошептала она, смирившись с мыслью о своем умопомрачении. Ну разве здравомыслящая женщина допустила бы хоть на мгновение, что спонтанное совокупление двух незнакомцев противоположных полов в кабине лифта может иметь романтический флер? Или же легкое расстройство рассудка возникло у нее под воздействием темноты и духоты в замкнутом пространстве? Да, со вздохом подумала Калли, просветление, несомненно, наступит, как только они выберутся утром из этой «черной дыры» в божий мир, отряхнут с себя пыль и воспоминания и вернутся к своим обычным делам. А если этого не случится, тогда она будет вечно возвращаться к этой ночи, постепенно превращаясь в сумасшедшую. Фантасмагория прочно обоснуется в ее голове, и на большее рассчитывать ей не следует.

Калли вздохнула, пронзенная новым приступом вожделения. Доминик еще крепче прижал ее к себе, и она ахнула, пораженная охватившими ее нежными ощущениями. Твердость его намерений не вызывала у нее никаких сомнений, ему явно было мало поверхностных ласк. И Калли вдруг захотелось кричать, убеждая Доминика заполнить ее чудовищную внутреннюю пустоту своим очаровательным мужским естеством; позволить ей наконец ощутить своей плотью тот подарок небес, которого она пока отведала только на вкус; взять у него то, что предназначено только для нее самой природой…

Она вздрогнула, поймав себя на том, что снова чересчур увлеклась фантазиями. Ну не сумасшествие ли полагать, что то потайное местечко, в которое ей не терпелось его впустить, уготовано для него одного самим провидением?

– Калли, – прохрипел он ей в ухо, дрожа от страсти.

– Как чувственно звучит в твоих устах мое имя, с каким…

– Отчаянием я произношу его, – закончил он за нее фразу, и в его голосе она почувствовала болезненную искренность, свойственную только умалишенным.

Желая разрядить обстановку, Калли рассмеялась, обняла его, перевернулась на спину и сказала:

– Я не допущу, чтобы доведенный мною до отчаяния мужчина остался неумиротворенным!

Доминик разместился на ней с поразительной легкостью и непринужденностью, так словно бы делал это давно, регулярно и с удовольствием. От восторга Калли раздвинула ноги и нетерпеливо заелозила по полу.

– Я соглашусь с этим, но лишь при условии, что этим отчаявшимся мужчиной буду только я один, – пробормотал Доминик.

Кровь ударила ей в голову при этих его словах, сердце екнуло, а тело непроизвольно приготовилось ощутить его первый толчок. Двери ее вместилища блаженства стали раскрываться.

– Проклятие! – в сердцах воскликнул он, отстраняясь от предназначенного одному ему урочища удовольствия. – Это невозможно, у меня нет с собой этой штуковины… Ах, какая, право же, досада!

– Так заминка только за этим пустяком? – с огромным облегчением воскликнула она и опять потянула его на себя. – Он и не понадобится, я принимаю таблетки! Ну, скорее же!

Она шире раздвинула ноги, Доминик опять занял исходное положение между ними, и от перевозбуждения низ ее живота свело судорогой, так что туда не проник бы сейчас даже палец. Но это обстоятельство особо ее не беспокоило, интуиция подсказывала ей, что с этой проблемой Доминик справится самостоятельно. Пока он пыхтел, хлопоча в темноте где-то совсем рядом, Калли мысленно похвалила себя за предусмотрительность. Впрочем, улыбнувшись, она поправила себя, эту случайную близость в темном лифте с богоподобным английским магнатом ей, безусловно, подарила сама фортуна. Однако почему он снова медлит?

– Доминик! – дико вскрикнула она в следующий миг, пронзенная насквозь, как ей почудилось, его нечеловеческим амурным инструментом. Припечатав ее спиной к скользкому мраморному полу кабины, Доминик стал с рычанием овладевать ею, демонстрируя завидное жизнелюбие и редкую мужскую силу. Калли извивалась под ним и самозабвенно вторила его телодвижениям, мотая головой и шумно дыша. С каждым мгновением она приближалась к пику блаженства все ближе и ближе.

Неожиданно Доминик преподнес ей новый сюрприз: стиснув ее в объятиях, он перекатился вместе с ней на спину и усадил ее на свои чресла верхом. Восторг, охвативший Калли, было невозможно описать словами. Сама бы она никогда не решилась на подобный маневр, но, оказавшись невольно в этой желанной позе, дала себе полную свободу действий и понеслась во весь опор. Беспросветный мрак добавил ей куража, тело ее совершенно раскрепостилось, и душа устремилась в рай. Доминик двигался с ней в едином ритме, исподволь усиливая свой натиск…

При этом их руки оставались постоянно сцепленными в пальцах, а чресла слились в одно целое. В решающий момент Доминик умудрился помассировать их сжатыми в общем экстазе пальцами заветный бугорок на ее раскаленном лобке. Эффект превзошел все ее тайные ожидания, стенки лифта тряслись от ее крика так, что, казалось, кабина вот-вот сорвется с места и рухнет в шахту.

Не дав ей перевести дух после умопомрачительного оргазма, Доминик опять уложил ее на спину, рывком задрал ей повыше ноги, встал между ними на коленях и, обняв ее одной рукой за талию, стал самым дикарским образом долбить своим лобком ее взмыленный передок. С каждым новым его могучим телодвижением визг ее становился все пронзительнее, а накал страстей – мощнее. Доминик урчал, словно голодный зверь, разрывая своим чудовищным природным долотом ее нежную женскую плоть, и ей не оставалось ничего иного, кроме как плотнее сжимать своим лоном его любовный инструмент. В голове у нее давно уже все помутилось, чувственные вскрикивания слились в долгий утробный стон, а Доминик с поразительной неутомимостью и пугающей свирепостью продолжал освобождать ее от остатков комплексов и предрассудков. И ей стало мерещиться, что в результате его стремительной и неудержимой сексуальной атаки она переместилась в иное измерение и превратилась в первобытную дикарку, движимую основным инстинктом.

Лишенная ориентации в пространстве и времени, Калли понятия не имела, как долго продолжалось это разнузданное совокупление. И когда ей уже начало казаться, что бесконечное соитие с Домиником и составляет смысл ее существования, он издал леденящий сердце вопль и, содрогнувшись, рухнул на нее, чуть живой и насквозь пропитавшийся потом. Потом они долго лежали молча, даже не пытаясь разъединиться, словно причудливая груда переплетенных человеческих органов, и никак не могли отдышаться. Все это время пальцы их оставались сцепленными.

– А мне всегда казалось, что только самкам дано многократно испытывать оргазм, – пролепетала Калли со счастливой улыбкой на лице.

Доминик лишь промычал что-то в ответ, и она залилась довольным смехом.

Он поднес их сцепленные пальцы к своему рту, поцеловал их, не пропустив ни одного сустава, и затем приложил к своему сердцу.

Услышав его биение, она судорожно вздохнула, поняв, что попала в серьезный переплет. Однако волноваться в связи с этим ей в данный момент почему-то не хотелось, ее клонило в сон…

Разбудил ее нежный поцелуй Доминика.

– И долго я спала? – тряхнув головой, спросила хриплым голосом она, плохо понимая, где они находятся.

– Пора приводить себя в порядок, сейчас уже почти шесть утра, – сказал Доминик.

К этому сердце Калли не было готово, однако делать было нечего, оставалось только смириться с мыслью о скором и неминуемом расставании. Доминик вздохнул и добавил:

– Я думаю, что в здание вот-вот придут охранники. Раз они уходят отсюда в полночь, значит, и возвращаются сюда спозаранку.

Калли попыталась отстраниться хотя бы мысленно, однако тотчас же поняла, что для этого потребуется значительное усилие, пожалуй, даже большее, чем для того, чтобы просто отодвинуться от него и встать. Ничего, подумала она, придется делать это медленно, шаг за шагом. Но и это ей не помогло.

Словно бы желая подбодрить ее, Доминик наклонился к ней и поцеловал ее в губы. Калли вздохнула и отчаянно заморгала, сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Слава Богу, подумалось ей, что их не увидит в темноте Доминик.