Ультиматум - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 39
– А она понимает, что, если наша коллективная паранойя окажется не бредом и за мной действительно придут нехорошие дяди, ты окажешься здесь, со мной?
– Да успокойся ты…
– Подожди! – рыкнул я. – Дай взрослым договорить!
– Тоже мне…
– Кира!
– Ну?
– Меня это волнует не меньше твоей недремлющей няни, – медленно произнес я. – Да, пока это только бред, ничего больше, но я не хочу рисковать. Не хочу, чтобы ты оказалась под ударом из-за меня. Понимаешь? Ты сама знаешь, чем могут обернуться поигралки в Вальдире. Тебе уже аукнулось. Так, может, пора ненадолго затаиться и сидеть дома тихо, как мышка?
– Я здесь буду сидеть тихо, как мышка, – пообещала Кира, похоже, пропустив все мои прочувствованные речи мимо ушей. Хотя не совсем мимо – кое-что она все же услышала в моих словах, и я удостоился поцелуя. – Рос, я все равно не утерплю целый месяц и обязательно наведаюсь в гости. И не один раз. К тому же здесь так же безопасно, как у меня дома, если не высовываться. Не думаю, что по твою душу отправят отряд профессиональных коммандос с автоматическим оружием. А прочих дилетантов остановят твои бравые охранники, да и сомневаюсь, что будет что-то вроде налета. Ты все-таки не наркобарон.
– Сидеть в пустой квартире, – вздохнул я, – без мебели…
– Но с тобой, – вновь улыбнулась Кира. – Это уравновешивает. К тому же телевизор у нас будет. Я из своей комнаты привезу. Маленький, правда, всего метр с чем-то по диагонали.
– А-а-а, – протянул я задумчиво. – И правда, маленький. Не знал, что такие дешевые крохи еще производят… всего метр с чем-то по диагонали… ага… прямо трущобный вариант…
– Рос, блин! Ну оговорилась слегка! Нормальный, короче, телик! Хватит из меня буржуйку делать!
– Буржуйку? Это которая горит и греет? Печку?
– Рос! Я не печка! Еще бы батареей назвал!
– То есть не согреешь? Ну вот…
– Ну… если тебя… – задумалась Беда.
– Кхм-кхм…
Круто развернувшись, мы уставились на вошедшего в комнату моего отца. Суровые складки около рта ничуть не разгладились с последней нашей недавней встречи, но вот глаза, кажется, потеплели и стали походить на слегка подтаявший лед. Уже достижение.
– Обустраиваетесь? – мирно спросил отец, машинально проводя пальцами по идеально выбритой щеке.
– Угу, – согласился я. – Привет, пап. Хочешь помочь с распаковкой?
– Сам справишься! – отрезал отец, переводя задумчивый взгляд на Киру. – Хм… Хм… Хм… Ростислав, сейчас познакомлю тебя кое с кем.
Повернувшись, мой суровый папа-адмирал покинул комнату.
– Рос, – после небольшой паузы спросила Беда, – когда твой папа вот так вот говорит «хм… хм… хм…» и смотрит при этом на твою девушку… это что значит? Одобрение? Неодобрение? А если одобрение, то что он одобрял? Или не одобрял? А может, он выказывал…
– Это значит, что у него в горле першит, – буркнул я. – И больше ничего!
– Ростислав…
Я вновь обернулся к двери и пробежал взглядом по незнакомому мне человеку. Нет. Я ошибся. Стоящий рядом с отцом мужчина был мне определенно знаком, кажется, он бывал у нас в доме, когда мне было лет двенадцать или тринадцать… Что-то такое смутно помнится… но с такой внешностью, как у него, трудно утверждать с уверенностью.
Среднего роста, средней длины прическа, хорошо выбрит, выражение лица не понять – вроде слегка улыбается, а вроде и нет, легкая клетчатая рубашка поверх старых джинсов, серые кроссовки. Возраст… за сорок, ближе к пятидесяти, если прикинуть навскидку. Серые глаза сквозь стекла очков в простой металлической оправе спокойно смотрят на нас, руки свободно висят вдоль тела.
Нет, я точно его где-то видел раньше, что-то было с ним связано… иначе бы попросту не запомнил этого неприметного человека. Бесцеремонно разглядываемый мною человек ничуть не смутился пристальному вниманию. Дал себя рассмотреть, потом вышел в коридор, послышался звук закрываемой двери – в выбранной мною для себя комнате, где сейчас работали техники, – после чего вернулся и встал у дверного косяка, оставив нашу дверь открытой.
– Пал Палыч, – не дожидаясь приглашения, кивнул он нам. И в этот момент я его вспомнил. Много лет прошло с той поры.
– Кира, – улыбнулась моя бедовая девушка. – Приятно познакомиться!
– Рос, – произнес я. – Но мы уже знакомы, да? Это же вы тогда приволокли меня домой после побега.
– Побега? – не поняла меня Кира. Отец досадливо поморщился, видно, вспомнил былое. Пал Палыч едва заметно кивнул.
– Какого побега, Рос? – не унималась Беда.
– Да я в детстве из дома смылся. Первый раз это был, кажется, – хмыкнув, поведал я. – Дернул после очередного папиного нововведения в образовательную программу, где хлеб разрешалось кушать, только если у тебя нет двоек. И только хлеб. И немного и нечасто, но все же давали молоко. Наверное, чтобы сынуля от заворота кишок не помер случайно. Масло и яйца разрешалось употреблять только при наличии четверок, про вкусную и жирную колбасу можно было и не заикаться, если не имеешь в дневнике жирных пятерок. Учитывая, что я был круглым троечником с натяжкой, я тогда чуть коньки с голоду не отбросил. Спасибо мама втихаря подкармливала. На такой морской диете, снисходительных подачках приятелей и прочем я продержался неделю, после чего закончил четверть так хреново, что осталось только податься в бега или умереть голодной смертью в обнимку с полным холодильником. Вот я и смазал лыжи реактивным «убегаем». Хм… убежать убежал, но меня нашел Пал Палыч и вернул в домашний концлагерь. Хорошо еще, что не расстреляли за побег! И хорошо, что я целых четыре дня борщами и колбасой объедался перед поимкой.
– Ростислав! – рявкнул отец.
– Какой вы злобный папа! – не выдержала Кира, потрясая крохотным кулачком. – Ой… э-э-э… строгий!
– Да, тогда ты малость переборщил, – первый раз улыбнулся Пал Палыч, взглянув на моего отца без малейшего трепета. Взглянул как на равного.
– Паша! – На этот раз возглас отца был направлен на Пал Палыча.
– Потом, через несколько дней, отец отбросил якоря и уплыл в открытое море, – не пожелал я понять намека и заткнуться. – И я наконец дорвался до холодильника и маминых супов.
– Поднял якоря, – поправил меня папа. – И вышел в открытые воды! Может, хватит воспоминаний из семейной хроники, Ростислав?
– А до тех пор, пока отец не уплыл, – продолжал я, – Пал Палыч ловил меня каждый день после школы и кормил здоровенными бутербродами и кефиром. Иногда и горячий чай с сахаром в термосе приносил. Пал Палыч, вы – хороший человек!
Пал Палыч промолчал, но не смог скрыть легкой улыбки – у него почему-то все улыбки были именно легкими, почти незаметными.
– Очень, очень хороший Пал Палыч! – согласилась со мной Кира, зачем-то впихивая в мою руку банку с фасолью в томатном соусе. – На, Рос, покушай быстрее! Покушай! Теперь я понимаю, почему ты так хорошо готовить умеешь! Бедный! Тебя голодом морили!
– Павел! – Папа-адмирал прямо-таки как зверь зарычал. – Ты его подкармливал?! Я, значит, пытался воспитывать, а ты весь процесс ко дну пустил!
– Ага, – усмехнулся Пал Палыч. – Торпедировал твой воспитательный процесс запуском бутербродов и кефира. А ты в курсе, что твой голодный сынуля уже в тринадцать лет попытался заняться рэкетом, выбивая завтраки и деньги на обед из своих одногодок? Я тогда приглядеть за ним решил, больно уж взгляд у сыночка твоего был… знакомый не понаслышке… Не прошло и дня, как я его вернул, а он прямо у школы какого-то пацана к стенке припер и что-то ему шипит про еду, свои кулаки, рогатку и очень острый папин кортик, что лежит у него в портфеле… Пришлось вмешаться, пока голодный пацан сытого пацана из-за бутерброда кортиком не пырнул или рогаткой глаз не выбил. Хорошо ты сына воспитал, Лех, ага! Подрастающая гордость военно-морского флота! С именным кортиком в портфеле!
– Р-р-ростислав! – Отец прямо-таки краснотой налился. – Ты что, мой кортик в портфеле таскал?! Именной кортик?! Да он же в сейфе лежал и лежит!