Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson". Страница 39
Господи, какой у него был взгляд!
Он улыбался, задыхаясь после нашего поцелуя, смотрел на меня, прищурив глаза и облизывая распухшие губы. И это был взгляд мужчины, чувствующего свою власть над партнером. Тело Валентайна пронзила новая дрожь, и Рич прикрыл глаза от удовлетворения. Я протянул руки за спину того брата, что прижимался и цеплялся за меня сейчас, чтобы не упасть, и понял, почему его тело вздрагивает. Пальцы Ричарда были глубоко в нем.
- Пошли в кровать, – прошептал я Ричу, потому что Вэл сейчас мало что соображал.
Я уложил старшего близнеца на простыни и накрыл его своим телом. Валентайн казался натянутой струной: вытягивал шею для поцелуев, выгибал тело под моими пальцами и укусами. А потом он нетерпеливо раскинул стройные ноги по бокам моих бедер, стал тереться своим возбуждением о мой пах, прося большего. Скользнув вниз губами, я вобрал его в рот. Сначала головку, наслаждаясь терпким солоноватым вкусом, потом опустился до конца. Я уже и забыл, как мне это нравилось. Я ласкал Валентайна самозабвенно, удовлетворенно вздыхая и наслаждаясь каждым его стоном. Мне пришлось остановиться на мгновение, когда я ощутил на своей пояснице губы, спускающиеся к ягодицам. Я старался возобновить то, чем занимался до этого, но гибкий, горячий, влажный язык, проникший в меня, выбил реальность напрочь. Дыхание опаляло кожу, но влажная кожа тут же остывала и снова горела от выдоха Ричарда. Я очнулся только тогда, когда шершавые ладони легли мне на бедра, заставляя выгнуться, открыться шире, а младший МакКонах уже намеревался прорваться внутрь меня. Я схватил его за руку и с силой кинул на кровать рядом с братом. Ричард нахмурился, не понимая, что происходит.
- Это потом, – сказал я, криво улыбнувшись и посмотрев на него исподлобья. – Принеси масло с туалетного столика.
Ричард моргнул, все еще хмурясь, но подчинился. Я перевернул Вэла и поставил на четвереньки, смазал себя, его и толкнулся в тугую…жаркую…глубину. Я не смог подавить восторженного вздоха вслед за Валентайном и стал двигаться в нем почти сразу, сходя с ума от тесноты и жара, обволакивающего меня.
У Ричарда горели глаза почти потусторонним светом, отражая скудные огни свечей, и меня пронзило новое желание. Я склонился над Вэлом и, поцеловав его плечи, шею, шепнул на ухо:
- Ты же будешь хорошим мальчиком, – прикусил мочку уха, всосал, потом лизнул, слушая стоны, и добавил: – возьмешь Ричарда в рот?
Стон, дрожь и слабый кивок.
Ричард сел на колени перед братом и позволил ему обхватить член губами. Я вбивался в старшего брата и наблюдал, как младший задыхается под его губами, кусает собственные, чтобы не стонать во весь голос. Поймав мой взгляд, Ричард улыбнулся, широко, почти яростно, но быстро потерял лицо, сморщившись как от боли. Он вплел длинные пальцы в разметавшиеся кудри Вэла, нежно, почти бережно, собрал их в кулак и толкнулся бедрами брату в рот. Вэл задыхался, еле держался на руках от нашего двойного натиска, меж его лопаток и на пояснице искрились бисеринки пота, влага покрывала упругие, круглые ягодицы. А я…я сходил с ума от вседозволенности и чистейшего удовольствия.
Вэл разрядился с криком, разом обмякнув и забыв о нас, раскинувшись безвольно на постели. Я выпустил его бедра и плотоядно зыркнул на такого же неудовлетворенного Ричарда. Тот понял намек, только сдаваться без боя был не намерен, зло прищурившись и подобравшись всем телом. Я поманил его пальцем, а он в ответ сложил на груди руки и выгнул бровь.
Тогда я просто бросился на него. Я хотел его сейчас под собой, мы еще успеем поменяться ролями. Вэл вовремя успел откатиться в бок, но на этом его подвиг завершился, и он застыл на краю кровати.
Ричард поймал меня еще в воздухе, обхватив за талию и развернув под себя, я рыкнул в нагло улыбающуюся физиономию и, собрав все силы, перекатил нас, только не рассчитал и мы свалились на пол. В принципе, я, как и рассчитывал, оказался сверху, между разведенных бедер Рича. Ричард зарычал, больно приложившись спиной, а я, пользуясь временной дезориентацией противника, прикусил ему жилку на шее, потом спустился к груди, вылизывая её длинными кошачьими движениями языка, прикусил сосок. Ричард втянул сквозь зубы воздух, а я подул на укус и зализал его, при этом зажав между пальцами второй маленький бугорок. Мне захотелось огладить все его тело, и я сделал это медленно и с нажимом. Вредный, наглый МакКонах забыл, что собирался сопротивляться, а когда я облизал его член от головки до яичек, вобрав сначала одно, потом другое, и вовсе потерялся в удовольствии, бесстыже разводя ноги шире, приглашая меня в себя.
А меня не надо долго уговаривать. Я подхватил его ноги и, закинув себе на плечи, скользнул в Ричарда. Все могло закончиться, так и не начавшись, потому что Рич издал такой низкий горловой стон, что мне подвело и скрутило узлом все, что находится ниже пупка. Пришлось остановиться и перевести дыхание.
- Чего остановился? – рявкнул Рич, полыхая стальным взглядом.
- Сейчас, – прохрипел я и облизал губы.
Я сделал осторожное движение, потом еще одно, а затем сорвался на быстрый темп, вонзаясь с силой, почти подкидывая тело под собой в воздух. Ричард в этот раз не сдерживал стоны, а когда он начал тоненько стонать на одной ноте, я прижал его бедра к влажной груди, вытянувшись на нем, целуя в губы, выпивая стоны. Финальный стон Рича я проглотил, но сам не сдержался и, выгнувшись дугой, заорал в потолок.
Стук в дверь.
- Мэм, у Вас все в порядке? – раздался голос Марты из-за двери.
Я едва смог отстраниться от тяжело вздымающейся груди, на которой лежал.
- Все замечательно Марта, иди, отдыхай, – пропыхтел я.
- Ну, вы даете, – с кровати свесилась кудлатая голова Вэлентайна, – прям гром гремит, земля трясется.
Мы провели вместе с братьями шесть спокойных, наполненных взаимопониманием месяцев. Если вначале наши отношения строились исключительно на взаимной страсти, то в дальнейшем они перетекли в доверие и уважение. Нет, ни один из нас не затрагивал прошлое, оберегая право партнера на тайны, и поскольку, ни я, ни братья, так и не подняли тему о том, что было до «нас», тайны остались нераскрытыми. Нас это не тяготило, мы жили настоящим, даже не будущим, а исключительно сегодняшним днем. Это распространялось только на наши отношения, мы держались друг за друга, как за спасательный круг, используя выпавший нам шанс любить каждую ночь.
Я любил братьев искренней, ровной любовью, без эмоциональных вспышек. За исключением времени проведенного в постели, здесь я не мог спокойно наблюдать за абсолютно идентичными близнецами, сплетающими тела в безудержном соитии. Иногда между ними все происходило щемяще нежно, и каждое движение было пропитано любовью, по широте с которой не сравнится даже небо. Они жили друг другом, они были одним целым, клубком эмоционального единения, и иногда в такие моменты, я чувствовал себя лишним, при этом испытывая не ревность, а тоску… Тоску по чему-то очень далекому, оторванному от меня и потерянному … А ведь я тоже когда-то был целым, заполненным до краев чувствами, причем самыми разными, но перемешенными в один взрывоопасный коктейль – любовь к Дереку.
Я знал, что братья любят меня, но мне никогда не стать для них чем-то большим, чем они являлись между собой, да я к этому и не стремился. Но слабая тупая боль в сердце гнала меня обратно, домой… в Лондон.
В мае 1886 года я принял решение вернуться, потому что тоска меня грызла исподтишка, подтачивая мое душевное здоровье. К тому времени Йоханнесбург разросся, мы с Эриком переехали в новый особняк, Рич и Вэл встали на ноги в материальном плане и отстраивали свой собственный дом, а барон почил с миром…
Слухи по городку поползли быстро. Всем известно, что лучшего телеграфа, чем кучка слуг не найти, поэтому я разрешал братьям ночевать у себя, не желая оставаться в одиночестве и снова думать, думать, думать, что я сделал не так, чем заслужил подобное. Засыпая между ними, думать о постороннем не приходилось, потому что я был измотан и безмятежен.