Спеши любить - Спаркс Николас. Страница 21

Еще там выступали пианист и певец – не каждый вечер, разумеется, и даже не каждую неделю, но по праздникам, когда ресторан наполнялся, обязательно. Пришлось зарезервировать столик; когда я позвонил в первый раз, мне сказали, что все занято. Затем позвонила мама, и внезапно обнаружилось свободное место. Наверное, владелец ресторана взамен собирался попросить отца о какой-нибудь услуге или просто не хотел его сердить, памятуя о том, что мой дедушка еще жив.

Если честно – пригласить Джейми на свидание было маминой идеей. За пару дней до этого я поделился с ней своими переживаниями.

– Я думаю только о Джейми, – признался я. – Знаю, что нравлюсь ей, но понятия не имею, что именно она чувствует.

– Она так много для тебя значит? – уточнила мама.

– Да.

– И как вы развлекались до сих пор?

– То есть?

Мама улыбнулась:

– Я хочу сказать, что все молоденькие девушки, даже такие, как Джейми, хотят от своих поклонников чего-то особенного.

Я слегка смутился. Разве до сих пор я не занимался именно этим?

– Ну, я каждый день у нее бываю…

Мама положила руку мне на колено. Да, я не смог бы назвать ее лучшей в мире матерью, но, честное слово, она была отличной женщиной.

– Ходить в гости – это, конечно, очень мило, но все-таки не слишком романтично. Ты должен сделать то, что откроет девушке твои чувства.

Сначала мама предложила купить духи; я знал, что Джейми скорее всего обрадуется, но сама идея мне не понравилась. Если Хегберт не позволяет дочери краситься (единственное исключение – во время спектакля), то, возможно, она не пользуется и духами. Я объяснил это маме, и тогда она посоветовала пригласить Джейми в ресторан.

– Не на что, – мрачно отозвался я. Хотя мои родители не скупились на карманные деньги, прибавки я не получал, если тратил их слишком быстро. Отец заявил раз и навсегда: «Это приучает к ответственности».

– А куда делись твои сбережения?

Я вздохнул и объяснил. Мама сидела молча. Когда я закончил, на ее лице появилось удовлетворенное выражение, как будто и она поняла, что ее сын наконец повзрослел.

– Я все улажу, – заключила она. – А ты выясни, захочет ли она пойти и отпустит ли ее отец. Если да, то мы непременно что-нибудь придумаем. Обещаю.

На следующий день я отправился в церковь к Хегберту. Я еще не говорил с Джейми, поскольку знал, что она все равно пойдет за разрешением к отцу. Отчего-то мне хотелось первым задать ему этот вопрос. Наверное, дело было в том, что Хегберт отнюдь не встречал меня с распростертыми объятиями, когда я навещал его дочь. Когда я появлялся вблизи дома, священник сначала выглядывал из-за занавески (шестое чувство у него, как и у Джейми, было крайне развито), а потом быстро прятался, полагая, будто остался незамеченным. Когда я стучал, он долго не отпирал, словно шел через весь дом. Отворив, Хегберт смотрел на меня, глубоко вздыхал и качал головой, прежде чем поздороваться.

Дверь кабинета была приоткрыта; я видел, что Хегберт сидит за столом в очках. Он просматривал какие-то бумаги – судя по всему, планировал церковный бюджет на следующий год. Даже священникам приходится платить по счетам.

Я постучался; он с любопытством поднял голову, как будто ожидал увидеть кого-то из прихожан, и нахмурился, узнав меня.

– Здравствуйте, преподобный Салливан, – вежливо сказал я. – У вас есть минутка?

Хегберт казался еще более усталым, чем обычно. Я подумал, что он нездоров.

– Здравствуй, Лэндон, – утомленно отозвался он.

Надо заметить, что я принарядился ради такого случая. Пиджак и галстук.

– Можно войти?

Он кивнул, и я вошел. Хегберт жестом предложил мне сесть.

– Чем могу помочь?

Я нервно поерзал.

– Хотел кое о чем вас спросить, сэр.

Он уставился на меня и наконец уточнил:

– Это как-то связано с моей дочерью?

Я глубоко вздохнул.

– Да, сэр. Вы разрешите пригласить ее в ресторан тридцать первого числа?

– Это все?

– Да, сэр, – ответил я. – Она вернется домой в то время, которое вы назовете.

Хегберт снял очки, протер их платком и снова надел. Видимо, ему нужно было подумать.

– Твои родители тоже едут? – уточнил он.

– Нет, сэр.

– Тогда скорее всего я вынужден отказать. Но в любом случае спасибо, что спросил моего разрешения. – Он перевел взгляд на бумаги, давая понять, что аудиенция окончена.

Я встал и шагнул к двери, а потом снова обернулся к нему:

– Преподобный Салливан…

Священник поднял глаза, явно удивленный тем, что я еще здесь.

– Простите за те неприятности, которые я вам причинял. Простите, что я не всегда обращался с Джейми так, как она заслуживала. Но с этого дня все изменится. Обещаю.

Хегберт как будто не видел меня.

– Я люблю ее, – закончил я.

– Знаю, – отозвался Хегберт. – И поэтому не хочу, чтобы ей было больно.

Возможно, мне показалось, но глаза его наполнились слезами.

– Я никогда не причиню Джейми боль, – сказал я.

Он отвернулся и посмотрел в окно. Зимнее солнце пыталось пробиться сквозь облака; день был пасмурный и холодный.

– Привези ее домой к десяти, – наконец произнес Хегберт.

Я улыбнулся и хотел поблагодарить его, но не стал. Судя по всему, он желал остаться один. Когда на пороге я оглянулся, то, к своему удивлению, увидел, что священник сидит, закрыв лицо руками.

Через час я встретился с Джейми. Она немедленно сказала, что вряд ли сможет пойти, и тогда я признался, что уже поговорил с Хегбертом. Она удивилась и, полагаю, с тех пор стала иначе смотреть на меня. Я не сказал ей, что Хегберт плакал. Во-первых, я не понимал причин, а во-вторых, не хотел тревожить Джейми. Вечером мама предложила весьма разумное, на мой взгляд, объяснение: Хегберт скорее всего понял, что дочь выросла и начинает предпочитать меня отцу. Отчасти мне хотелось, чтобы это было правдой.

Я приехал за ней минута в минуту. Хотя я не просил Джейми распускать волосы, она сделала это сама для меня. Мы в молчании пересекли мост и добрались до ресторана. Нас встретил сам хозяин и лично проводил к столику – одному из лучших в зале.

К моменту нашего приезда «Фловин» был полон празднично разодетой публики – мы оказались единственными подростками в ресторане. Впрочем, едва ли мы выглядели неуместно.

Джейми прежде никогда не ужинала в ресторане, но уже через пару минут освоилась. Ее переполняли волнение и радость; я понял, что мама не ошиблась в своих предположениях.

– Потрясающе, – сказала она. – Спасибо, что пригласил.

– Не стоит благодарности.

– Ты уже здесь бывал?

– Несколько раз. Мои родители иногда ужинают здесь, когда отец приезжает из Вашингтона.

Джейми посмотрела в окно на лодку с зажженными огнями, которая как раз проплывала мимо. Девушка, кажется, пребывала в задумчивости.

– Здесь так красиво, – сказала она.

– И ты такая красивая, – добавил я.

Джейми покраснела.

– Шутишь?

– Нет. Вовсе нет.

В ожидании ужина мы держались за руки и разговаривали о том, что произошло за последние несколько месяцев. Джейми смеялась, вспоминая школьный бал, а я наконец сознался, почему пригласил именно ее. Джейми веселилась от души и шутила – судя по всему, она давно догадалась об истинной причине.

– В следующий раз ты снова меня пригласишь? – поддразнила она.

– Это уж точно.

Ужин был великолепен – мы оба заказали окуня и салат; когда официант убрал тарелки, заиграла музыка. У нас оставался еще час, поэтому я предложил Джейми руку.

Сначала мы были единственной парой на танцполе, и все наблюдали за нами. Наверное, окружающие поняли, что? мы испытываем друг к другу, и вспомнили собственную юность. Я видел, как люди грустно улыбаются. В полумраке, под звуки медленной мелодии, я прижал Джейми к себе и закрыл глаза, размышляя о том, может ли жизнь быть еще прекраснее, и понимая, что нет.

Я любил ее – до сих пор не испытывал ничего удивительнее этого чувства.