И телом, и душой (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 105

Дрожащими руками Лена достала книжку и показала ему. Он смотрел ее долго, листал, хмурился.

- Что же ты и месяца на новом месте не проработала? – спросил он с подозрением. – Выгнали?

- Нет, сама ушла, - поджав губы, пробормотала она, глядя сквозь него.

- Из таких места сами не уходят! – с видом знатока заявил Николай Иванович. – И что ты у нас в деревне забыла? Чего тебя принесло из города в нашу глухомань? – сощурившись, он вновь ее осмотрел.

- Надо было, вот и принесло! – отрезала Лена, сама себе удивившись, но, тем не менее, продолжала. - Не хотите брать на работу, так и скажите, зачем же время тратить и мое, и ваше?! - закончив свою тираду, девушка сглотнула, не ожидая от себя подобного взрыва эмоций, и уставилась на хозяина магазина.

- Вон даже как? – задумчиво ухмыльнулся он и улыбнулся. – Ну, ладно, раз так, - бросив на нее еще один быстрый взгляд, коротко кивнул. – Оставайся, завтра оформимся.

- Вы берете меня на работу?.. – изумленно выдохнула девушка. – Правда?

- Кривда! – передернул он ее. – Нет, блин, шучу. Правда, конечно! Что за бабы, что за народ!

Сердце заколотилось в груди, громко, радостно, от счастья.

- Спасибо, - проговорила Лена, улыбнувшись. – А мне... мне когда приходить?

- А куда ты сейчас? – вместо ответа спросил ее мужчина. - Ты же сказала, тебе идти некуда.

Лена пожала плечами.

- Наверное, до города придется добираться, чтобы там комнату снять...

- А завтра с утра в деревню? - хмыкнул. - Не успеешь. Автобус у нас последний до города в шесть вечера уходит, а уже половина седьмого, - поджав губы, заявил Николай. - Мда... Что за бабы! Что за народ! - вновь выругался он, а потом, после минутного молчания, спросил: - Здесь спать будешь? Не побрезгуешь? - посмотрел он на Лену выжидающе. - А то вы, городские, такие, что где вам не предложи, все не нравится.

- Я бы... я была бы вам благодарна, - проговорила Лена, озираясь по сторонам.

- Ладно, оставайся, коли не шутишь, - махнул он рукой. - В бытовке будешь спать, там диван у нас стоит старый, вон, как знал, что еще сгодится, не выбросил! Завтра сменщица придет, Тамарка, ты с ней познакомишься. До чего же сварливая баба! - себе под нос пробормотал мужчина. - Ну да ладно... Мы в восемь открываемся, но я буду к семи, - предупредил он. – Надеюсь, ты не проспишь, мне тут лежебоки не нужны! - и вновь косой взгляд в ее сторону. - Проснешься? - и, получив он девушки утвердительный ответ, что-то проворчал под нос. - Мне еще дела там надо поделать, а то как Нинка ушла, так все на мою голову свалилось, а ты иди... вон туда, - махнул он в сторону неосвещенной коморки. - Вещи там свои можешь пока поставить, а как найдешь жилье, съедешь. Не брезгуешь? - повернулся он к Лене. - Нет? Ну, тогда ладно, - и Лена молча проследила за тем, как Николай скрылся в другой комнате, оставляя Лену одну.

Оглядевшись по сторонам, она вздохнула. На мгновение прикрыла глаза, чтобы осознать произошедшее.

Вот она какая - ее новая жизнь. Но зато - ее, никому не принадлежащая. Только ее, и она сама будет ею распоряжаться. И никогда, никому не позволит больше... Никогда!..

Только вот мысли вновь и вновь возвращали ее в прошлое. К нему!.. И сердце болело еще сильнее, чем прежде, надрываясь, стучало, кровоточило, сочилось обидой. Но все равно рвалось к нему,предателю, обидчику, хищнику, безумцу, чужому мужчине, которого она, как оказалось, не знала вовсе.

Любовь всей ее жизни, ее мучитель. Сердец звало его к себе, привыкшее прощать, мириться, терпеть.

Лена приказывала ему молчать, не биться, успокоиться, забыть. И у нее почти получилось. Почти... Как всегда. Но не до конца... И никогда уже не будет - до конца. Эта боль в ее душе останется навсегда.

Ночь была беспокойной и напряженной, закутанной в саван мрачных жужжащих мыслей, разъедающих ее мозг. Лена почти не спала, ворочаясь с боку на бок с открытыми глазами, и глядя в потолок на мелькавшие на белой штукатурке темные круги. В коморке, куда ее определил Николай Иванович, было темно, и если бы не лунный свет, пробивавшийся сквозь маленькое окошко под потолком, комнатку покрыла бы беспросветная тьма. Лампы не было, а электропроводку здесь так и не провели, как объяснил девушке хозяин, поэтому ей пришлось все делать на ощупь. Диванчик, на котором она спала, был жестким и очень неудобным, подушка маленькой и растрепанной, но жаловаться на это Лена никогда не подумала бы. Она искренне, от всего сердца была благодарна этому ворчливому, грубоватому мужчине со светлой душой, который не прогнал ее прочь, не выставил на улицу, отвел место для ночлега и принял на работу.

Глядя в его прищуренные в подозрительном, внимательном, все подмечающем прищуре глаза, Лена уже тогда поняла, что, каким бы грубым, может быть, невежественным, и даже мнительным не казался Николай Иванович, человеком он был хорошим. Кто бы на его месте принял незнакомку, чужачку, горожанку под свое «крыло»? Пусть на время, пусть, очевидно, пожалев ее, но кто осмелился бы на подобное? Можно ли ей было рассчитывать на подобную милость не только с его, но и с чьей-то другой стороны? А он уступил.

Но думала она в эту ночь вовсе не о нем. Безграничная благодарность к этому мужчине, какой бы сильной она не была, не могла затмить в Лене иные, более сильные, почти испепеляющие ее дотла чувства.

Как ни старалась она подавить их в себе, так и не смогла.

Отвернувшись к стенке и свернувшись калачиком, поджав под себя ноги, девушка сильно зажмурилась, до боли в переносице, стиснула зубы, чтобы не закричать, сдерживая рвущийся из нее отчаянный крик. Прикусила губу, до боли, до крови, и только когда соленая струйка коснулась языка, зачарованно слизнула ее языком и тихонько застонала, вздрагивая всем телом. Как безумное, стучало в груди сердце, билось о золотую клетку безнадежной, непонятой любви, выстроенную девять лет назад. И молотила в виски кровь.

Как же было больно. От воспоминаний, блеклыми обрывками, мельчайшими осколками, врывавшимися в ее мысли. Они не оставляли ее в покое, преследовали, били, колотили ногами, разрывали на части и вырывали из груди горящее сердце, бросая его к ногам, истерзанное и никому не нужное.

Застонав в голос, и дрожащим кулаком зажав рот, чтобы не зарыдать, Лена зажмурилась сильнее.

Как он мог? Как посмел? Почему - почему?!- так поступил с ней?! Неужели она в чем-то была повинна?

Она считала себя перед ним виноватой, да. Тогда, давно, девять лет назад, словно бы в той другой, чужой жизни она мнила себя виноватой и всю оставшуюся до этого момента жизнь искала прощения. Не находила, каждый раз натыкаясь на ледяную стену молчания, равнодушия, застывшего в глазах обвинения. Он будто никогда не давал ей и шанса на то, чтобы ей можно было попытаться себя оправдать! Никогда. Или она просто не замечала этого? Молчала, терпела, сносила обиды и презрение в синих глазах, забывая о том, что одно лишь слово, единственная попытка что-то изменить, исправить, могла бы им помочь.

Так значит, в этомона виновата перед ним? В том, что не попыталась, не решилась, не смогла?..

А он? Что делал он все эти годы? Пытался ли, как не делала этого она? Решался, делал шаг навстречу? Или так же, как и она, убегал в прошлое, прячась в нем под одеялом из былых ошибок и заблуждений?!

И имел ли он право сейчас обвинять одну лишь ее в том, что их жизнь рухнула? Не просто ломалась, рассыпаясь на части песочным замком, но рухнула. Давно уже оказалась под обломками сожалений и обид!

За это он наказывал ее сейчас? За то, что она так же, как и он, оказалась неспособной спасти то, что еще жило в них, что еще искрилось, поблескивало еле-еле под слоем пыли и свинцом прежних ошибок?!