И телом, и душой (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 112

- Я с Нинкой поговорил, - продолжил Николай, - она мне разрешила действовать от своего имени. Сказала только, - оглядев Лену с ног до головы, промычал мужчина, - чтобы девка была нормальная. Ну, ты, как я погляжу, вроде, нормальная... так что, жить можно.

- А когда?.. Когда я смогу переехать? – не сдерживая радости, спросила девушка.

- Да хоть сегодня, - каркнул Николай. – Зайдешь ко мне после работы, я тебе ключи отдам и провожу.

- Спасибо вам, - пробормотала Лена, готова я в тот же миг расплакаться от счастья и броситься ему на шею. – Спасибо большое, вы мне очень помогли...

- Да ладно тебе, - сдвинув брови, выдавил из себя Николай, поднимаясь с ящика, на котором сидел. – Ничего я такого и не сделал. Дом даже не мой, чтобы тебе меня благодарить! Как Нинка приедет сюда, вот ее и поблагодаришь. А меня-то зачем? Я-то что? я постороннее лицо, - он отбросил в урну сигарету и скривился. – Вот еще, благодарить меня! – усмехнулся мужчина и, выходя, бросил: - Зайди, не забудь!

Лена не успела ему ничего сказать, он уже скрылся за дверью.

А когда она вернулась за прилавок, Тамара уже, улыбаясь, в чем состоял их разговор.

- Что это, Ленк, - покосилась на нее Тамара, - Иваныч тебе домик организовал?

- Да, - проговорила девушка, - организовал.

- Это он может, - поддакнула женщина, - его тут каждая собака знает. Что он ни попросит, все на помощь бегут, если что надо.

- А ты не бежишь? – осторожно спросила Лена, глядя на нее с подозрением.

Она уже давно заметила, что между Тамарой и Николаем установились какие-то странные отношения. Они вроде бы и не любили друг друга, язвили постоянно, огрызались, но... что-то проскальзывало между ними, какая-то искра, огонек. И в том, как он смотрел на нее, даже в том, как он ей грозил уволить, а она колко отвечала, что пусть только попробует, и хохотала без устали, было нечто... романтичное.

- А мне-то что бежать? – смутившись, проронила Тамара с гордо вскинутым подбородком. – Ну, его!

Да нет, про себя подумала Лена, не «ну». И она пообещала себе выяснить, что между ними не так.

Домик, в который она переехала, Лене очень понравился. Да и как он мог не понравиться? После темной и маленькой магазинной бытовки этот маленький домик в одну комнатку казался Лене шикарным.

Одна большая комната, кухня, комната поменьше, ванная и туалет совместные. Очень мило, тихо, уютно, а, главное, спокойно. Она ощутила это спокойствие сразу же, как только вошла. Оно повеяло на нее теплым воздухом затопленной печки. Несмотря на то, что в доме было проведено отопление, Нина Викторовна, как объяснил девушке Николай, печку ломать не стала. И Лена искренне порадовалась этому.

Умиротворение, тепло, спокойствие... Это был почти рай для нее! Ее личный, персональный рай.

- Я отопление включил, - заявил Николай, - потом покажу тебе, как им пользоваться, не знаешь, небось.

Лена не знала, а потому с благодарностью приняла помощь начальника.

А, оставшись одна, поняла, как мало надо человеку для счастья. Если бы только его настоящее не омрачало прошлое, от которого сбежать, как она не пыталась, было невозможно.

И она осознавала это с каждым новым днем, прожитым в деревне. Она сравнивала эти дни с теми, что проводила в городе, с Максимом. И понимала, насколько эти две ее жизни отличаются друг от друга!

Она уже почти привыкла к тому, как сложилась ее жизнь. Вдали от городской суеты и неугомонности, гула и грохота не просто дышалось, но даже думалось иначе. И Лена заметила за собой, что вспоминает о том, что с ней произошло... иначе глядя на все. Нет, не стоит питать иллюзий и надеяться на то, что она забыла, что простила, что смирилась, что готова была кинуть назад, лишь бы избавить себя от этой непростой, непривычной, немного нелогичной, совершенно иной для нее жизни. Но здесь она ощущала себя живой. Да, именно здесь она жила. По-настоящему раскрывалась, как человек, как личность. Она и это стала замечать за собой. Никто не давил на нее, не прессовал, все будто находились рядом сторонними наблюдателями, следившими за тем, как она справляется. И она справлялась.

Она даже на себя стала смотреть иначе. А той прежней Лене дивилась. Какой же ненастоящей, неживой она была. Казалось, только здесь она смогла найти себя. Нет, конечно, дело было не в том, что ее призвание состояло в том, чтобы стоять за прилавком магазина, помогать грузчикам, принимать товар, оставаться на пересчет или ревизию, изматывая не только глаза, но и нервы, когда обнаруживалась недостача, нет. Но она обретала себя в том, что стала сама принимать решения, сама отвечать за свои слова и поступки, сама говорить «да» и «нет», не ожидая осуждения и не вздрагивая от малейшего прикосновения к своей руке. Она стала быть, стала жить, стала собой. Точнее, еще не стала... становилась, она целенаправленно шла к тому, чтобы обрести себя в полной мере. Ничто не меняется сразу, всему нужно свое время. И Лена знала, что на то, чтобы найти себя в этом сумасшедшем, унизившем и наказавшем ее мире, ей придется пройти не одно испытание, перешагнуть через прежнюю себя не один раз, а постоянно придется перешагивать. Это был словно бег с препятствиями. Бег к новой жизни с высокими барьерами, выстроенными каменной стеной на ее пути из воспоминаний, ошибок, сожалений, обид и печалей.

Она приказала себе не сдаваться. В тот день, когда услышала чей-то трепещущий, режущий гортанный крик, она поклялась себе, что не сдастся, не остановится на полпути. Что-то в тот миг переменилось. Нет, она не менялась. Эта была все та же Лена. Но Лена... словно решившая что-то для себя.

Нет возврата в прошлое. Нет прежней жизни. Нет прежней ее. Точка невозврата пройдена, назад пути нет и не будет. В то прошлое, которое она оставила позади себя, она не вернется. Этой, новой Лене, которой она стремилась стать, вырасти до нее, не нужна такая жизнь. В новой жизни – она хозяйка судьбы.

За тот почти месяц, что она находилась в деревне, она чувствовала в себе перемены. Наверное, окружающим они не казались откровенными, для них она была все той же хрупкой, ранимой маленькой женщиной, совершившей неимоверную глупость и переехавшую из города в их глухомань.

Но они не понимали, они не знали всей правды.

Всем было известно, что она ушла от мужа. По какой причине жители сошлись на этом, Лена не знала, но Тамара ей как-то объяснила, что люди такое чувствуют, а деревенские, у которых каждый день это битва не только с самим собой, но и с человеком, живущим по соседству. Они все друг о друге знали.

- Ты им только фразу скажи, - усмехалась Тамара, - а они за тебя уже продолжат.

Сначала Лена удивлялась, а потом привыкла. Здесь не было фальши. Здесь люди были откровенны и чисты. Они говорили, что думают, в лицо, а не шептались за спиной, тебе в глаза ядовито улыбаясь и скрывая за улыбкой кинжал. Конечно, у них были недостатки, как и у всех, но девушке они казались настолько искренними, что в сравнение с городскими жителями они не шли.

Она будто заряжалась их энергией. Они были сильными, все – были сильными, духом, телом, чувствами. И она тоже становилась сильной рядом с ними.

Тамара ей помогала, очень, особенно вначале, а потом стала отходить на задний план.

Лена, наверное, могла не без уверенности сказать, что они подружились, притянувшись друг к другу, как две противоположности. Тамара была сильной женщиной. Лена узнала, что она развелась с мужем лет десять назад, а теперь одна растила дочь Катю, которая порой забегала в магазин, рассказать матери об оценках и просто поделиться новостями. Жили они вчетвером, с родителями Тамары, в большом доме, который отстроил ее отец, а мужа после развода Тамара больше не видела, он уехал из их деревни, сначала в другой поселок, потом в город на заработки. Нашел там, наверное, кого-то, а потому и пропал. Лет пять как она о нем ничего не слышала, и признавалась, что не особо желает что-то узнавать. Они разошлись.