Легкомысленные - Стивенс С. К.. Страница 120

Анна чарующе рассмеялась и сгребла с кухонной стойки ключи. Наскоро пожелав мне спокойной ночи, она ушла. Куртку так и не взяла. Качая головой ей вслед, я погладила обивку кресла и задумалась, что делать дальше.

Позвонить Денни? Разница между Сиэтлом и Брисбеном составляла семнадцать часов – у него был самый разгар субботнего дня. Наверное, он ответит, но мне не хотелось с ним разговаривать. У меня не было никаких заскоков на эту тему, мы часто беседовали и добрались до стадии «бывших, оставшихся друзьями». Нет, я колебалась из-за того, что в прошлом месяце он сообщил о каком-то наметившемся свидании. Сначала мне стало больно, потом я удивилась тому, что он поделился со мной столь личным делом, но в итоге предпочла порадоваться. У него должна быть девушка. Он должен быть счастлив. Он был слишком хорош для иного.

В последующих звонках Денни лаконично отчитывался о своей подруге и на прошлой неделе все еще был с ней, дела у них шли неплохо. Я понимала, что это здорово, и какая-то часть меня переживала за него, но нынче вечером мне было особенно одиноко, и я не хотела, чтобы его счастливый голос напоминал мне о моей собственной печали. Да и незачем ему трепаться по выходным с бывшей, коль скоро он с кем-то встречается. Наверно, в эту секунду он с ней и был – бултыхался в океане или нежился на пляже. На миг я прикинула: может быть, они целуются прямо сейчас? Потом задумалась, спят ли они вместе. Под ложечкой заныло, и я приказала себе не думать об этом. Какая разница, пусть даже и так – мы предоставили друг другу полную свободу. Это, конечно, не делало картину приятнее.

В итоге я свернулась калачиком в кресле Келлана, укрылась одеялом и стала смотреть грустный фильм: герой умирал, и все скорбели, но пытались наполнить его жертву смыслом. Я распустила нюни еще задолго до самой сцены его гибели.

Когда неожиданно распахнулась дверь, мои глаза были красны и полны слез, а из носа капало, как из крана. Я встревоженно обернулась и озадаченно нахмурилась при виде сестры.

– Анна… Что-то случилось?

Она устремилась ко мне и молча выдернула меня из кресла.

– Анна! Что ты…

Слова застряли в горле, когда она втолкнула меня в ванную – умыла, чуть подвела губы помадой и расчесала волосы. Все это время я сыпала вопросами и норовила ее придержать. Однако справиться с Анной было не так-то легко: она привела меня в порядок и поволокла к выходу прежде, чем я хоть сколько-то разобралась в происходившем.

Когда она распахнула дверь, я смекнула, что меня похищают. Пролепетав «нет», я вцепилась в косяк. Анна вздохнула, а я раздраженно оглянулась на нее. Она подалась ко мне и крайне настойчиво проговорила:

– Ты должна кое-что увидеть.

Это настолько сбило меня с толку, что я уронила руки. Анна воспользовалась моментом и выставила меня за порог. Она поволокла меня к «хонде» Денни, пока я дулась и протестовала. Мне не хотелось идти с ней на танцы. Я предпочитала вернуться в пещеру неизбывной скорби и досмотреть грустный фильм. По крайней мере, по сравнению с ним моя жизнь выглядела безоблачной.

Анна усадила меня в машину и строго-настрого запретила выходить. Я вздохнула и откинулась на знакомом сиденье, отчасти желая, чтобы автомобиль хранил память о Денни, отчасти же радуясь, что все его следы истерлись. Теперь здесь в беспорядке поселились помада, пустые коробки из-под обуви и запасной комплект униформы «Хутерс».

Я скрестила руки на груди и насупилась, сестра села за руль, и мы тронулись с места. Она не свернула ни на одну трассу, ведшую к Пайонир-сквер, где находилось большинство клубов, и я начала задаваться вопросом, куда же мы едем. Когда мы вырулили на до боли знакомую дорогу, я запаниковала. Теперь я поняла, куда меня повезли в этот пятничный вечер.

– Анна, нет… Пожалуйста. Я не хочу туда. Я не могу его ни видеть, ни слышать.

Вцепившись ей в руку, я попыталась вывернуть руль, но она без труда стряхнула меня.

– Успокойся, Кира. Не забывай: теперь за тебя думаю я, и тебе надо кое на что взглянуть. На то, что я уже давно должна была тебе показать. Такое, что даже я надеюсь когда-нибудь… – Ее голос пресекся, и она чуть ли не с тоской уставилась на дорогу.

Взгляд у Анны был до того странный, что я позабыла о протестах. Они стали заново распирать грудь, когда мы въехали на парковку «Пита». Анна выключила двигатель, и я уставилась на знакомый «шевелл». Сердце тяжело стучало.

– Я боюсь, – прошептала я в тишине салона.

– Кира, я же с тобой, – сжала мне руку Анна.

Взглянув на ее прекрасное лицо, исполненное любви, я улыбнулась, кивнула и резко распахнула дверцу. Анна почти мгновенно вновь очутилась с моей стороны и вскоре, крепко держа меня за руку, вошла со мной в гостеприимные двойные двери.

Я не знала, чего ожидать. Какая-то часть меня вообразила, будто за время моего отсутствия здесь все изменилось: стены, допустим, стали черными, а живое освещение – тусклым и серым. Но я была поражена, едва зашла внутрь и увидела, что все осталось прежним, даже люди.

Рита, заметив меня, приготовила двойную порцию какого-то напитка, непристойно подмигнула мне и осклабилась в дьявольской ухмылке. Она, конечно же, знала о нашем романе, а коль скоро я вступила в ее клуб «У меня был секс с Келланом Кайлом», теперь мы были повязаны. Кейт, встряхнув от радости безупречным конским хвостом своей прически, помахала мне от стойки, где ждала заказ. А Дженни чуть ли не мигом оказалась передо мной, стиснула меня в объятиях и принялась щебетать, как здорово, что я выбралась из дома, и так далее и тому подобное.

Заметив мою реакцию, Дженни крикнула мне в ухо, перекрывая музыку:

– Все будет нормально, Кира… Поверь.

Я удивленно распахнула глаза, но тут сестра потянула меня прочь, и Дженни, явно угадав ее намерения, взяла меня за другую руку. Они увлекли меня в плотную толпу, набиравшуюся в «Пите» по выходным, и принялись втискиваться в центр, когда заиграла группа. Я инстинктивно рванулась назад.

Они же настойчиво влекли меня вперед, до упора. Мы проталкивались сквозь людскую кашу, и я смотрела себе под ноги, пока не готовая увидеть его. Прошло столько времени… А его голос я не слышала еще дольше, и теперь он растекался по мне – от ушей к позвоночнику и до самых пальцев ног.

Мое дыхание прервалось, когда зазвучала следующая песня, а мы все протискивались вперед. Она была медленной, навязчивой и полной чувств. В голосе сквозила боль, от которой все во мне разрывалось. Я украдкой взглянула на людей – они проникновенно подпевали. Им был известен текст – значит, песня не новая. Так и не глядя на сцену, я открылась этому тембру каждой клеточкой своего существа. Мне вдруг стало ясно, что Келлан поет о том вечере на парковке. Он пел, что не может без меня и стыдится этого. Пел о том, как попытался уйти и это его сломало. Пел о слезах, о нашем прощальном поцелуе… Затем речь пошла о его нынешних чувствах.

В эту секунду я посмотрела на него.

Его глаза были закрыты. Он еще не заметил моего приближения. Я не видела его несколько месяцев. Он был слишком совершенен, чтобы впитать его за раз – только частями, иначе я могла ослепнуть. Только джинсы – те самые идеально вытертые джинсы, выглядевшие чуть более поношенными против обычного. Только любимая футболка – без надписей и наворотов, простая, черная, безукоризненно облегавшая торс. Только прекрасные загорелые руки: левая полностью зажила и гипс давно сняли. Сильные пальцы, сжимавшие микрофон. Неимоверно сексуальная, всклокоченная шевелюра – волосы были чуть длиннее, чем помнилось мне, но выглядели все тем же разоренным гнездом, напоминавшим о многих любовных шалостях, заполнивших мою память и отозвавшихся в теле. Подбородок кинозвезды, впервые чуть поросший щетиной, как будто Келлан отказался следить за собой, – но та лишь подчеркивала мощный угол челюсти и делала Келлана еще более неотразимым, как бы безумно это ни звучало. Пухлые губы, на которых не было ни следа сексуальной ухмылки, обычно сопровождавшей его пение. Только точеные скулы. Только длинные ресницы прикрытых век, за которыми таилась колдовская синева.