Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна. Страница 12

Привычка обережного главы раскачиваться во время разговора на пятках раздражала всех его собеседников. Особенно жену, постоянно бранившуюся, что половина его зарплаты уходит на подметки (впрочем, даже на остаток она ни в чем себе не отказывала).

Подчиненным, увы, приходилось терпеть и молчать. Например, Джай уже пять минут изображал верноподданнический взгляд, навытяжку стоя перед то клонящимся на него, то отшатывающимся назад командиром. Страшно подумать, если однажды ему под сапог подвернется яблочный огрызок или шкурка от сала — молодого обережника нельзя было назвать замухрышкой, однако под начальственными телесами он скрылся бы с головой и, пожалуй, раскинутыми в стороны руками. За спиной же господина Хорва стоял хлипкий столик для курьерских бумаг, чьи перспективы от столкновения выглядели еще плачевнее.

Мощное телосложение главы имело как плюсы, так и минусы — при задержании преступников методом внезапного броска об «оказании сопротивления» не шло и речи, однако, если те не цепенели от страха, догнать их не представлялось возможным.

— Недавно ко мне приходил Опарыш… — многозначительно начал Хорв, поглядывая, проникся ли парень громадной ценностью этого сообщения.

— О! — как можно выразительнее поддакнул Джай, словно главу обережи почтил своим визитом сам Иггр, а не профессиональный нищий, чье меткое прозвище напрочь вытеснило настоящее имя из памяти даже самого Опарыша. — И?..

Довольный начальник качнулся особенно виртуозно и продолжил:

— Он сообщил мне, что видел, как трое местных охотников загнали четвертого — горца… Ну знаешь, такого, с косой, в бабской рубашке…

— Да, господин Хорв, — устало подтвердил Джай. Денек в его клине [13] выдался хлопотный: целый семерик уличных краж, два убийства и покушение, причем на самого обережника, от загнанного в угол вора. А тут еще этот праздник Вознесения Невесты, чтоб ее Иггр побрал (причем самым развратным способом!), в который город и так напоминает бурлящий котел. — Я прекрасно знаю, как выглядят «сороки».

— Жители гор, — с нажимом поправил глава. — «Двуединый равно взирает на всех своих чад…»

Хорв сделал паузу, и Джай со вздохом продолжил цитату из Божественного Устава:

— «…и посему негоже им взирать друг на друга иначе». — Только «сорока», она «сорока» и есть. Пестрая, вертлявая, крикливая и вороватая. — Так что там с этим… горным жителем?

Глава обережи наконец сел и начал копаться в бумагах. Как вскоре выяснилось, целью его поисков был вовсе не донос Опарыша, а собранный любимой супругой мешочек, из которого Хорв добыл сморщенное яблоко и черствый даже на вид бутерброд.

— Похоже, те трое ему угрожали, и этот кретин прыгнул в воду. — Начальник взирал на иноземцев, как заповедано, но с тем же усердием претворял в жизнь следующую строку Устава: «А единственным мерилом людей служат их деяния».

Джай присвистнул. Обычно горожане кидали в канал то, что выплывшим видеть не желали.

— Вот именно. — Хорв скрипнул зубами о бутерброд, поморщился, отложил его на край стола и занялся яблоком. — Обережник у ворот вспомнил горца с корлиссом и его грамоту, вроде бы настоящую, но без оритской печати. А глава гильдии охотников утверждает, что на этом семерике никому ее не ставил. Улавливаешь?

— А то, — вздохнул парень. — «Соро»… Чужак решил уклониться от налога, а местные его выследили и такого наобещали, что он предпочел утопиться. Или принял Дах’Тоор за обычную реку и понадеялся его переплыть.

— Верно. Вот и действуй.

— Вообще-то моя смена уже… — рискнул напомнить Джай, но начальник откровенно проигнорировал позорное малодушие подчиненного. Какие могут быть смены, если город тонет в пучине преступности, и доблестная обережь должна не покладая рук тащить его обратно?! Тем более что среди «дневных» Джай оказался единственным неженатым, бездетным и не обремененным чахлой матерью-старушкой, которая выплакала все глаза, ожидая единственного сына с тяжелой и опасной работы (когда напарник Джая рассказывал Хорву эту душещипательную историю, удержаться от слез не смогли даже видевшие означенную старушку — причем отнюдь не на смертном ложе, а в рыночных рядах, где она исключительно для развлечения, чтобы было с кем поточить лясы и полаяться, торговала карамельными орехами).

— Так мне организовать поиски горца, его трупа или предполагаемых убийц? — упавшим голосом уточнил парень.

— Предполагаемого трупа… — Успевший задуматься о чем-то другом начальник тряхнул головой и поправился: — То есть кого-нибудь из трех, а уж в застенках разберутся. Кстати, корлисса утопшего, то есть без вести пропавшего в канале горца, твой напарник уже нашел и привел, можешь забрать.

— Зачем?

— Затем, что перед нашей дверью он уж точно ни к чему, — резонно заметил Хорв, выкидывая огрызок в окно. Под ним кто-то сдавленно ругнулся, но заявить более решительный протест не посмел.

— А мне что с ним делать?

— Подшей к делу, — ехидно фыркнул глава. — Ну подари кому-нибудь или продай. Будет тебе вместо сверхурочных.

— Вместо?! — попытался возмутиться обережник, но начальник уже махнул ему на дверь и подчеркнуто углубился в первую попавшуюся бумагу. На премиальные Хорв был скуп, как йер в едальне, зато позволял и даже поощрял полулегальные заработки вроде наследства покойного «сороки». Денег на содержание городской обережи власти выделяли мало, и глава предпочитал тратить их на хорошее оружие и осведомителей, справедливо полагая, что если бандиты будут бояться обережников, а не наоборот, то с голоду те не помрут.

По пути через участок и двор Джай перебрал в уме друзей, мечтающих получить в подарок взрослого самца-корлисса (точнее, констатировал отсутствие таковых), затем врагов (но настолько жгучей ненависти он ни к кому не питал) и, наконец, вспомнил о скупщике краденого, чью лавку обережь не прикрывала из корыстных соображений: там можно было продать и купить абсолютно все. Даже если вам понадобился ночной горшок Приближенного, а от тестя, напротив, хотите избавиться. Другое дело, сколько ее владелец брал за посредничество… Может, удастся сплавить туда и корлисса? В последнее время у богачей пошла мода на цепных кошек, Хромой Крыс наверняка найдет кому его предложить…

Напарника, разумеется, уже и след простыл. Выслужился с поимкой корлисса, сдал дела и поскорее смылся, пока его не успели припрячь по новой. Джай занимал должность семерного и мог не только упрашивать соратников, но и приказывать им (что, правда, делал редко и с большой неохотой, обычно они работали одной дружной командой). Увы, для этого их сначала надо было отловить, а уже заступившая на посты ночная смена для подсобных работ не годилась — у них был свой старшой.

Охотничий кошак смирно сидел на привязи у каменного столбика, с надеждой вглядываясь в проходящих мимо людей. Здоровенная, мордатая зверюга, в холке чуть ли не по пояс человеку. Крысу небось одним взмахом хвоста прихлопнет!

С домашними усатыми-полосатыми Джай не шибко ладил, а посему приблизился к кошаку с немалой опаской, на всякий случай наметив пути к быстрому отступлению. Однако корлисс почти не обратил на человека внимания, а когда тот отвязал поводок, кротко встал и поплелся за новым хозяином.

Первую сотню шагов обережник не спускал со зверя глаз, вздрагивая от каждого шевеления усов, потом только изредка посматривал, а там и вовсе забыл, погрузившись в раздумья.

Конечно, для очистки совести можно нанять ребят и пошуровать в канале баграми, но шансы что-либо выловить нулевые. Хотя однажды таким способом труп все-таки нашли — пусть не тот, зато совершенно свежий, буквально пять минут назад брошенный в воду выше по течению; схваченные уже к вечеру преступники были так изумлены, что даже не стали отпираться.

Пожалуй, проще разыскать тех трех охотников. Хорошенько припугнуть, намекнуть, что у него имеется свидетель их Иггронеугодного деяния (хотя затащить Опарыша в здание суда удастся разве что на веревке, и то он вовсю будет изображать глухонемого и припадочного) — признаются, как миленькие, и без трупа. Вряд ли судья будет к ним слишком суров: чужак, горец, да еще и жулик (впрочем, это равнозначные понятия). Может, даже штрафом отделаются.