О чем ты молчишь? (СИ) - "Андрромаха". Страница 11
- Или содержанцем. Это – как повезет. Я про Эдуарда таких подробностей не знаю! – усмехнулся Олег.
- Ты – серьезно?
- Нет, блин! Поглумился! – друг фыркнул ему в лицо. – Конечно, серьезно. Аркадьич сегодня при мне рассказал Зюзе: Эдуард тебя выкупит. Всё, что предоплатили за год за квартиру.
- А если я ему не понравлюсь?
- А ты – понравься! С чего ты не понравишься-то? Убогий, что ли? Мне вон – нравишься, к примеру!
Миша с досадой посмотрел на друга и ушел в ванную комнату. Когда он вернулся, Олег так и сидел за компом, играя в стрелялку. Миша принес с кухни стул и уселся у него за спиной.
- Олег, ты считаешь, что мне надо идти?
- А что шанс терять? Здесь ты чего высидишь? Отсюда все равно надо сваливать. Сколько еще протянешь? Или заразу какую подцепишь. Или Клей тебя порвет к ядреной фене. Или, как вон у меня, вставать перестанет, хоть тресни! Отсюда нормальных выходов немного. Этот – один из элитных.
- А ты бы хотел?
- Я-то? Мне, видишь, не предлагают.
- А если б предложили?
- В хорошее место – пошел бы! – ответил Олег, не отрываясь от экрана и яростно стуча по клавишам.
- А к Эдуарду?
- Слушай, чего ты пристал? – обернулся, наконец, Олег. – Что я тебе – мама, советы давать?! Делай, как знаешь.
- Лёлька, А МЫ?
- Что – МЫ? – переспросил Олег изменившимся голосом. – Это же – РАБОТА.
Ночью Миша проснулся от странных сдавленных звуков. Минуту он лежал неподвижно, не веря своим ушам. Потом вскочил, сделал три шага через комнату и опустился на колени перед кроватью приятеля.
- Лёль, ты что – плачешь?
Олег затих.
- Лёль!?
- Не называй меня так. Я не баба! – ответил тот глухо.
- Олег, я не пойду к нему! – Миша осторожно тронул друга за плечо.
Но тот зло скинул его руку:
- Пошел ты! На х## мне твоя верность? Что я, тебя ебать собирался? Остудись! Мне – НЕ ЧЕМ!
Миша сел на пол около кровати. Тиканье часов провожало уходящую ночь. Они оба не спали. Но так никто из них и не спросил другого: «о чем ты молчишь?»
В последний день Михаил уже не работал. Зюзя утром вызвал его к себе. Подтвердил, что Эдуард заплатил оставшуюся сумму за аренду квартиры и неустойку за преждевременный разрыв контракта, и больше ни Самсонов студии, ни студия Самсонову ничего не должны. И предупредил, что к семи вечера за ним приедет шофер нового босса. Михаил подписал отказ от претензий, получил «под расчет» четыре тысячи рублей и пошел собирать вещи. Сборы заняли час. Потом Миша стоял под душем, после этого - долго щелкал пультом телевизора, еще потом - спал. В пять Олег не вернулся. В шесть – тоже. Наконец, не выдержав, Миша набрал его номер.
- Ты где?
- У Стаса и Ярика.
- Совесть поимей! – сказал Михаил и бросил трубку.
Через три минуты в дверях завозился ключ. Олег был пьян.
- Хотел, чтоб я без тебя ушел?
- А ты хотел, чтобы я тебе махал платочком? – неприязненно ответил друг.
Миша подошел и без разрешения уселся на Олегову кровать.
- Я чемодан оставлю здесь. Поставим к тебе под кровать.
Олег сел рядом, опустив лицо, и молчал.
- Я буду приходить.
Олег не шелохнулся.
- Мы накопим денег! У меня будет много денег теперь, он – богатый. Мы с тобой уедем в Новгород. И ты поступишь на таможню. И тебя целый год никто не будет трогать. Вообще никто, ты понял?! А я на завод пойду. Мы купим мне машину, «Ладу». А дальше – посмотрим!
- Ты забудешь меня уже сегодня вечером.
- Нет. Я позвоню, когда он уснет. Понял?
Шофер Эдуарда Вадимовича позвонил от подъезда. Мишка с сумкой прошел в прихожую, надел свое пальто и… застыл в дверях. Олег сделал шаг к другу, обвил его руками за пояс и притянул к себе. Мишка сначала стоял, опустив руки, потом сцепил их за спиной у Олега, и объятия стали еще крепче.
- Давай я не поеду?!... – шепотом сказал Мишка.
- Не бойся, я тебя дождусь! Ты просто – ПОЗВОНИ! – также тихо ответил Олег.
Разницу между киносъемками и проституцией Мишка понял в тот же вечер.
Эдуард Вадимович, ликеро-водочный магнат, невысокий полный мужчина лет шестидесяти, жил в элитном коттеджном поселке в десяти километрах за МКАДом. Позволить в этой жизни он мог себе почти всё. И давно пресытился большинством удовольствий, которые изобрели для себя смертные. На видео с Мишкой и Клеем он наткнулся случайно. В тот вечер он мирно выпивал в одном закрытом клубе. Рядом с ним сидел его жиголо – высокий лощеный тридцатилетний блондин, умевший и хотевший менять свои старания на подарки Эдуарда Вадимовича. В полутемном зале на огромных плазмах шел тематический видеоряд. Всё было спокойно, обыденно и, честно признаться, привычно-тухловато. Но вдруг глаза Эдуарда зацепили неожиданные кадры. Высокий, мускулистый мулат в подвальном, как казалось, помещении с обшарпанными кирпичными стенами и тяжелыми деревянными балками над головой, насиловал молодого паренька. Движения мулата были мощными и неудержимыми. Но не эта картина захватила Эдуарда. Его поразила в самое сердце искренность насилуемого. «Пустите, сволочи!» - кричал он, вырываясь. Камера брала крупным планом его искаженное болью и яростью лицо. Большие карие глаза были наполнены слезами. Но изнасилование длилось и длилось, мулат, как хорошо отлаженный механизм, делал свою работу. А темноглазый паренек всё бился, силясь освободить скованные руки, что-то кричал, и голос его прошел все ноты злости и отчаяния. После окончания экзекуции парень, насколько позволяли наручники, согнул колени и дольше минуты тихо плакал. И камера брала то его отрешенную позу, то красные следы, оставленные на его бедрах пальцами насильника, то капельки крови, выкатившиеся из истерзанного ануса. Сюжет закончился. Искушенная публика клуба проводила его аплодисментами. Здешние завсегдатаи знали толк в извращениях и неплохо отличали шедевры от подделки. Эдуард Вадимович почувствовал возбуждение.
- Никитка! – томно окликнул он своего спутника.
И жиголо привычно, не стесняясь ни публики, ни подошедшего официанта, опустился у его ног, обтягивая дорогую итальянскую брючную ткань вокруг восставшей плоти.
- Любезный, - обратился Эдуард к официанту, не смущаясь пикантностью ситуации, - скажи, пожалуйста, что это за актер был в последнем ролике? Тот, который снизу? Он – москвич?
- Я сейчас узнаю, - кланяясь и выверенными движениями заменяя пепельницу и приборы, ответил гарсон.
В конце вечера Эдуард уже знал, что актер – местный. Совершеннолетний. Работает на студии Зюзи. На следующий же день Эдуард в своем загородном доме принимал Александра Аркадьича:
- Ну что, уступите парнишку? – кивнул он на экран, на котором уже двадцатый раз за день крутился взволновавший его ролик. – Как он? У него стоит?
- Стоит, - кивнул Аркадьич. – Уступим, на обычных условиях.
- Ну, вот и славно! – Эдуард протянул ему пачку купюр. – Сделай, пожалуйста, всё как всегда. Завтра я за ним пришлю шофера к семи вечера.
Вот так Мишка оказался в огромном вылощенном до последнего миллиметра доме.
- Проходи, дружок! – приветствовал его умиленным голосом «папик». – Как тебя звать-то? Михаил? Отлично! Садись, давай выпьем за знакомство. Даша, налей мальчику виски.
Даша, длинноногая горничная в крошечном фартучке, ясно свидетельствующем о том, что пристрастия у Эдуарда Вадимовича самые разнообразные, поставила перед Мишей низкий бокал. Мишка выпил. Незнакомый вкус виски противно отдал одеколоном, который они с пацанами пробовали на дне рождения Валерки Головлева в девятом классе.
- Не понравилось? – засмеялся Эдуард. – Ничего, привыкнешь. Это тебе не бормота в подворотне, это – «Эван Уильямс»***(10).
Мишка покивал согласно.
- А что ж ты, маленький паршивец, так сегодня задержался?
- В смысле? – растерялся Мишка.
- Шофер поехал за тобою вовремя. А сюда вы явились на час позже, чем должны были. Что, ты целый час с какой-то соскою прощался?
- Нет.
- Ты мне не ври! – сдвинув брови, Эдуард уже вытягивал из брюк ремень. – Я такого не прощаю!