Тепло наших тел - Марион Айзек. Страница 40

Мы пробиваем крышу навеса. Мне в ногу впивается балка. Голова ударяется о перекладину. На нас наматывается баннер с рекламой какого-то мобильного телефона — и рвется. Наконец мы ударяемся о землю. Все мое тело приветствует ее хором хрустов и щелчков, вес Джули проминает мне грудную клетку. Джули скатывается в сторону, задыхаясь, а я лежу и смотрю в небо. Вот мы и выбрались.

Поднявшись на колени и опершись на землю одной рукой, Джули нашаривает в сумке ингалятор и делает торопливый вдох. Когда способность дышать к ней возвращается, она с ужасом в глазах подползает ко мне. Туманное солнце исчезает за ее лицом.

— Р! — шепчет она.

— Привет.

Медленно, неловко, как будто только что из свежей могилы, я поднимаюсь на ноги. По всему телу скрежещут и хрустят кости. Улыбаюсь и своим глуховатым, немелодичным тенором пою:

— "Рядом с тобой… я такой молодой…"

Она с хохотом кидается мне на шею. Под ее весом несколько суставов встает на место.

Джули поднимает глаза на открытую дверь. Россо смотрит на нас вниз, как из картинной рамы. Джули машет ему рукой. Он исчезает с такой скоростью, что нам ясно — погоня продолжается. Я стараюсь не судить его слишком строго, ведь в его мире приказ — это приказ.

И вот мы с Джули бежим в город. С каждым шагом мое тело все больше приходит в норму — кости соединяются, ткани стягиваются вокруг трещин, Не дают мне развалиться. Никогда ничего подобного не чувствовал. Что это — исцеление?

Мы бежим по пустым улицам, мимо бессчетных ржавых машин, мимо куч опавших листьев и мусора. Мы нарушаем одностороннее движение. Мы попираем знаки "стоп". Впереди: высокий, поросший травой холм, окраина, где город исторгает из себя автостраду, уходящую куда-то вдаль. Позади: рев боевых машин, высыпавших из ворот Стадиона. Этому не бывать!— щерятся стальные пасти вершителей закона. — Найти этих проклятых светочей и притушить их!

Преследуемые этими завываниями, мы взбегаем на вершину холма.

Перед нами армия.

Они стоят на заросшем поле у обочины. Их сотни. Они бесцельно слоняются туда-сюда, смотрят — кто в небо, кто в никуда. На их серых лицах со впалыми щеками странное умиротворение. Но стоит ближайшим нас заметить, они разворачиваются в нашу сторону и замирают. По толпе проходит волна, и вскоре вся толпа стоит перед нами по стойке "смирно". Джули бросает на меня изумленный взгляд, как будто хочет сказать: "Да ну?"Тут кто-то нарушает стройные ряды, и вперед проталкивается дородный, лысый зомби под два метра ростом.

— М, — говорю я.

— Р, — говорит он и кивает Джули. — Джули.

— Привет, — настороженно отвечает она, прижимаясь ко мне.

Скрежет шин по асфальту, рев моторов — наши преследователи очень близко. М поднимается на вершину холма, и армия зомби следует за ним. Джули жмется ко мне, а они огибают нас, принимая в свою пахучую армию, в свои вонючие ряды. Наверное, это игра воображения, но М кажется мне не таким серым, как раньше. Остатки его губ гораздо подвижнее, чем прежде. Впервые за все время нашего знакомства его аккуратная бородка не заляпана кровью.

Машины все еще несутся на нас, но стоит показаться армии мертвых, как они притормаживают и вскоре останавливаются. Их всего четыре. Два "хаммера", "шевроле тахо" и "кадиллак эскалэйд" — все раскрашенные в тоскливую военную маскировку. Отсюда они кажутся маленькими и жалкими.

Наконец открывается дверь "тахо", и выходит полковник Россо. Сжимая винтовку, он озирается, перебирая в уме планы действий и шансы на их успех. Испуганный взгляд толстых линз пробегает по рядам чуть покачивающихся тел. Сглотнув, Россо опускает винтовку.

— Прости, Рози! — кричит ему Джули и указывает на Стадион. — Но я так больше не могу! Все вранье. Мы там якобы выживаем — все это неправда!

Россо вглядывается в лица ближайших зомби. Он стар и, наверное, застал то время, когда все только началось. Он слишком хорошо знает, как должны выглядеть мертвые, чтобы не заметить отличий — какими бы минимальными они ни казались на первый взгляд.

— Ты не спасешь мир в одиночку! — кричит он. — Вернись, мы все обсудим!

— Я не одна, — отвечает Джули, указывая на колышущийся вокруг нее лес зомби. — Я с ними.

Россо измученно кривится, запрыгивает обратно в машину и разворачивается к Стадиону. Остальные отступают за ним. Это небольшая отсрочка, короткая передышка, ведь они не сдадутся, не могутсдаться. Теперь они подтянут новые войска, новое вооружение и непоколебимую решимость грубой силы. И еще бы они этого не сделали. Посмотрите на нас. Хрупкая девчонка и несколько сотен чудовищ, с огнем в глазах выстроившихся на границе своего города. Далеко-далеко у нас под ногами земля затаила дыхание, и погребенные в ней кости бессчетных поколений ждут, что будет дальше.

Мы столпились у выезда на автостраду. За нами город. Перед нами — поросшие ольхой угловатые холмы и живописная магистраль, ведущая в аэропорт. Джули стоит рядом со мной, и вид у нее гораздо менее уверенный, чем только что, когда она демонстрировала Россо свой революционный пыл. Опускаю руку на ее плечо и кричу:

— Джули! — По толпе пробегает дрожь. Пара зомби клацает зубами. Я повышаю голос: — Джули!Защищаем Джули!

Нескольким, похоже, все-таки хочется попробовать ее на вкус, но в глазах большинства я вижу не голод, а то же восхищение, с каким нас провожали в аэропорту. Яркое. Многократно усиленное. Они не просто смотрят, они ее рассматривают. Впитывают. Каждые несколько секунд их тела содрогаются странными спазмами.

М смотрит на нее совсем другим взглядом. Щелкаю пальцами у него перед носом.

— Да ладно! — хмыкает он, как будто я слишком много от него требую.

Сажусь на бетон дорожного ограждения и думаю. Вдалеке все еще ревут машины Россо. На меня смотрят все. Нетерпеливые взгляды отовсюду. Они как бы говорят: ну?И я хочу заорать: что "ну"?!Я не генерал, не полковник и не градостроитель. Я просто труп, который не хочет быть трупом.

Джули садится рядом и кладет руку мне на колено. Я наконец-то замечаю все синяки и царапины, которыми она обзавелась во время нашего беспарашютного прыжка. Даже на щеке есть порез — неглубокий, но, улыбнувшись, она тут же морщится. Как я все это ненавижу.

— Ты ранена.

— Да нет.

Как мне противно, что она ранена. Как противно, что все мы только и делали, что ранили ее. Всю жизнь. Я едва помню, что такое боль. Но стоит увидеть, что Джули больно, и я заражаюсь этой болью, усиленной стократ. Она сочится в мои глаза и жжет их.

— Зачем ты… пришла?

— Чтобы помочь, забыл? И чтобы тебя защитить.

— Но зачем?

Она ласково мне улыбается, и порез на ее щеке окрашивается свежей кровью.

— Потому что ты мне нравишься, мистер зомби. — Она вытирает кровь ладонью, смотрит на нее и размазывает по моей шее. — Вот так. Теперь мы в расчете.

Смотрю на нее — этого белокурого, голубоглазого ангела среди распустивших слюни мертвецов, эту хрупкую девушку, окровавленными губами улыбающуюся крайне сомнительному будущему, — и что-то во мне переворачивается. В глазах мутнеет, по щеке ползет что-то мокрое. Резь в глазах стихает.

Джули касается моей щеки и смотрит на свои пальцы. Ее взгляд полон такого восторга, что я не могу поднять на нее глаза. Вместо этого встаю и заявляю:

— Мы идем в аэропорт.

— Зачем? — спрашивает М.

— Потому что там… мы живем. Там мы… начнем.

— Начнем… что? Войну? С Костями?

— Не войну. Не… такую войну.

— Тогда что?

Пока я пытаюсь ответить, пытаюсь сформулировать тот водоворот образов, которые крутятся у меня в голове — музыка в темных залах аэропорта, мои дети, выходящие из потайных углов и стряхивающие пыль с розовеющей кожи, движение перемен, — пока я стою и мечтаю, притихший город разражается криком. Отчаянным, захлебывающимся криком, воем, какой издает на бойне обезумевшая от боли корова.