Куда она ушла - Форман Гейл. Страница 26
– Просто мне кажется, что я тут как легкая мишень.
– Для кого?
– Не знаю… Для людей с оружием. Для охотников.
– Это смешно. Половина Орегона охотится. Все мои родственники. Но только на животных, а не на туристов.
– Понимаю, – тихонько ответила Мия. – Дело даже не в этом. Просто я чувствую себя такой… беззащитной. Ну, я не знаю, на природе мир кажется таким огромным. И когда не можешь уйти в дом, то тебе как будто и места нигде нет.
– Вот твое место, – ответил я, укладывая и обнимая ее.
Мия прижалась ко мне.
– Знаю, – вздохнула она. – Ну и дура! Внучка биолога из лесной службы боится ходить в лес.
– Но этим же дело не ограничивается. Ты – исполнительница классической музыки на виолончели и дочь старых панк-рокеров. Ты вообще ненормальная. Но ты моя ненормальная.
Какое-то время мы лежали молча. Мия выключила фонарь и подползла ко мне еще ближе.
– А ты в детстве охотился? – шепотом спросила она. – Ты никогда об этом не рассказывал.
– Я ездил с отцом, – прошептал я. Несмотря на то что в радиусе нескольких километров никого не было, все равно почему-то казалось, что надо говорить тихо. – Он все время говорил, что на мой двенадцатый день рождения подарит мне ружье и научит стрелять. Но лет в девять я поехал со старшими кузенами, и один из них одолжил мне свое ружье. Случилось нечто из серии «новичкам везет» – я подстрелил кролика. Братья мои подняли суету, кролик зверек маленький и быстрый, и даже опытный охотник не всегда может в него попасть, а мне удалось прямо с первой попытки. Они пошли за ним, чтобы можно было показать его всем или, может, даже сделать трофейное чучело. Но увидев его в крови, я расплакался. Потом начал кричать, что надо его к ветеринару отнести, но зверек, разумеется, был уже мертв. Но нести его домой я отказался. Я заставил их похоронить кролика в лесу. Узнав об этом, мой отец сказал, что убивать надо лишь ради выгоды – чтобы съесть или снять шкуру, а иначе считай, что его жизнь пропала даром. Но он, наверное, догадался, что я для этого вообще не создан, потому что на двенадцатый день рождения он мне вместо ружья подарил гитару.
– Раньше ты эту историю не рассказывал.
– Наверное, не хотел подрывать рокерскую репутацию.
– Мне кажется, это бы ее, наоборот, только укрепило.
– Ну не. Но я в любом случае эмокор, так что все нормально.
В палатке повисло теплое молчание, а снаружи слышалось тихое уханье совы. Мия ткнула пальцем мне в ребра.
– Какой ты неженка!
– И это говорит человек, который боится на природе ночевать.
Мия хихикнула. Я прижал ее к себе, чтобы устранить всякое расстояние между нашими телами, потом убрал волосы с шеи и уткнулся в нее носом.
– Теперь ты должна мне рассказать какую-нибудь постыдную детскую историю, – шепнул я ей на ухо.
– Мои постыдные истории со мной все еще происходят, – ответила она.
– Должна же быть какая-то, которой я не знаю.
Какое-то время она молчала.
– Бабочки.
– Бабочки?
– Я боялась бабочек.
– Да что у тебя за отношения с природой?
Мия затряслась от беззвучного смеха.
– Да уж. И разве можно найти менее страшное существо, чем бабочка? Они живут-то всего недели две. Но я как ни увижу, мне дурно становилось. Родители старались, как могли, чтобы я к ним привыкла: покупали книжки про бабочек, одежду с бабочками, повесили плакаты мне в комнате. Но ничего не помогало.
– На тебя что, стая монархов [18] напала? – поинтересовался я.
– Нет. У бабушки была теория по поводу этой моей фобии. Она считала, что это связано с тем, что мне когда-нибудь придется претерпеть метаморфозы вроде того, как гусеница превращается в бабочку, и меня это пугало, потому я боялась и самих бабочек.
– Да, это вполне в ее духе. И как ты преодолела этот страх?
– Не знаю. Просто решила, что не буду их больше бояться, и со временем действительно вдруг перестала.
– Если долго мучиться, что-нибудь получится.
– Типа того.
– Можешь то же самое и с вылазками попробовать.
– Это обязательно?
– Да не, но я рад, что ты со мной поехала.
Мия повернулась ко мне лицом. В палатке стояла практически кромешная тьма, но я видел, как светятся ее темные глаза.
– И я. А можно не спать? Еще какое-то время?
– Можно даже всю ночь, если захочешь. Будем рассказывать друг другу тайны в темноте.
– Хорошо.
– Давай продолжим про иррациональные страхи.
Мия схватила меня за руки и легла мне на грудь, словно пыталась закопаться в меня всем телом.
– Я боюсь тебя потерять, – сказала она так тихо, как только возможно.
Я ее отодвинул, чтобы посмотреть в лицо, а потом поцеловал в лоб.
– Я же сказал «иррациональные». Этого-то не произойдет.
– А я все равно боюсь, – пробормотала она. Но тут же переключилась на список других странных вещей, которые ее пугают, я тоже присоединился, и мы шептались, рассказывая друг другу детские истории, до самого утра, пока Мия не забыла о своих страхах настолько, что уснула.
Через несколько недель похолодало, а зимой Мия попала в аварию. Так что с тех пор я на природе уже и не бывал. Но даже если бы все сложилось иначе, все равно я считал бы эту вылазку лучшей в своей жизни. Каждый раз, когда я ее вспоминаю, мне видится та палатка, маленький, светящийся в ночи кораблик и наш с Мией шепот, похожий на музыку, летящую к залитому лунным светом морю.
16
Ты ушла за океан
и взорвала все мосты,
Мне рукой махала ты,
Я хотел тебя догнать, но не мог,
Было поздно —
Я не чувствовал под собой ног,
Да и под ногами – только воздух.
Ночное небо уже разрывают лучи света. Солнце скоро встанет, и, несомненно, начнется новый день. Тот день, когда я должен улетать в Лондон. А Мия – в Токио. И часики тикают, отсчитывая секунды, как на бомбе.
Мы уже стоим на Бруклинском мосту, и, хотя Мия этого не говорила, у меня есть ощущение, что это последняя остановка на нашем маршруте. Мы покидаем Манхэттен… и это уже не будет поездка туда-обратно, как на Стейтен-Айленд. Помимо этого, Мия, кажется, решила после своего признания передать эстафету мне. Примерно на середине моста она резко остановилась и повернулась ко мне.
– Так что у тебя за проблемы с ребятами из группы? – спросила она.
Хотя дул теплый ветер, у меня внутри вдруг все похолодело.
– Что значит «что у меня за проблемы»?
Мия пожимает плечами.
– Ну, какие-то же есть. Я чувствую. Ты о них за всю ночь ничего не сказал. Вы же были неразлучны, а теперь даже живете в разных штатах. И в Лондон почему не вместе летите?
– Логистика, я же сказал.
– Ну что там такого важного, что они не могли тебя один день подождать?
– Мне просто надо было… кое-что сделать. В студии несколько гитарных треков наложить.
Мия смотрит на меня скептически.
– Новый альбом вышел, у вас турне. Какая запись?
– Промо-версия одного из синглов. Ради этого, – говорю я, недовольно потирая пальцы, намекая на деньги.
– А почему не вместе?
Я качаю головой.
– Сейчас все уже не так, как раньше. Кроме того, я еще интервью «Шаффлу» давал.
– Интервью? Не всей группой? Ты один? Не понимаю я этого.
Я вспоминаю предыдущий день. Ванессу Легран. Тут мне вдруг на ум приходит текст «Моста», и я думаю, что, пожалуй, обсуждать этот вопрос с Мией Холл над темными водами Ист-Ривер не особенно крутая идея. Но хотя бы уже не пятница тринадцатое.
– Ага. Вот так все теперь в наше время, – добавляю я.
– А почему они хотят только с тобой разговаривать? Что им нужно знать?
Я предпочел бы эту тему не трогать. Но Мия же как ищейка, она почуяла след, и я довольно хорошо ее знаю, поэтому знаю, что надо либо швырнуть ей кусок кровавого мяса, либо же она найдет всю кучу гнилых трупов. Я предпочитаю пойти в обход.
18
Имеется в виду один из самых известных на территории Северной Америки видов бабочек.