Право на любовь (СИ) - "Marlu". Страница 2
Дом номер восемь был последним в ряду блочных пятиэтажек времен хрущевской оттепели. Район, хоть и был далек от центра Города, оказывался на поверку все же не так плох, находились и гораздо хуже. Сюда расселяли семьи из сносимых деревянных домишек, которые портили своим видом центр Города и мешали прокладывать широкие проспекты и возводить многоэтажки. Люди, конечно, возмущались, что приходится переселяться в даль далекую, но потом смирились – деваться все равно было некуда.
- У второго подъезда остановите, - попросил Никки, соображая как бы ему забраться на свой этаж. – Спасибо.
- На здоровье, - с кривой улыбкой ответил доктор. – Надеюсь, ты живешь на первом этаже.
- На четвёртом, - вернул кривую улыбку Никита и стал неловко выкарабкиваться наружу.
За спиной послышался стон и глухие маты.
- Ну пойдем уж, провожу, - с тяжким вздохом предложил врач.
- Спасибо, - уныло поблагодарил Никита, он был бы рад отказаться от помощи, но домой все же хотелось очень сильно.
Лестничные пролеты стали вдруг неожиданно большими, совершенно непропорциональными низким потолкам квартир. Медленно, с передышками, опираясь одной рукой о перила, и страхуемый с другой стороны – дай бог ему здоровья - доктором, Никки, наконец, взобрался на свой этаж.
- Ну вот и пришли, - он указал на коричневую металлическую дверь, которую поставил в прошлом году, поддавшись на уговоры соседки, мол, если две заказывать – дешевле.
- Хорошо, - буркнул провожатый, покосившись в сторону лестницы, но так и не сделав попытки ретироваться.
Никита достал ключи, открыл дверь и неловко запрыгал в прихожую. Доктор зачем-то поперся следом, но поймав недоуменный взгляд, произнес:
- Стакан воды нальешь, я надеюсь?
Никки пожал плечами – воды было не жалко.
Глава 2
Воды совершенно точно было не жаль.
В других обстоятельствах Никки непременно предложил бы человеку, любезно доставившему его домой, как минимум кофе, но сегодня, прыгая как кенгуру на одной ноге и держа на весу вторую, был как-то не расположен быть радушным хозяином. Хотелось в душ, хотелось прилечь и чтобы никто не трогал. Отгородиться ото всего мира, зарыться головой в подушку…
- А кофе можно? – доктор заметил в крохотной пятиметровой кухонке кофемашину.
- Можно, - согласился Никки, - кнопочку нажать сумеете? Чашки в сушилке над мойкой.
Он поерзал, пытаясь пристроить уставший от сидения сначала в больнице, а затем в машине зад на стуле поудобнее и как-то так вытянуть ногу, чтобы не так ныла.
Доктор быстро разобрался, поставив чашку куда надо и убедившись, что темная ароматная струя полилась в емкость, обратил внимание на пациента. Теперь на его лице было написано предвкушение удовольствия, несколько разбавляющее общую хмурость и недовольство. Никки задержал взгляд на докторе, нет, симпатичным он враз не стал, для этого потребовались бы дополнительные усилия, но в целом смена выражения лица пошла доктору на пользу.
- Тебе надо ногу повыше держать, - рядом со стулом Никиты появилась табуретка, и чужие руки осторожно положили гипсовый сапог на обшитую дерматином поверхность.
- Спасибо, - несколько удивленно пробормотал Никки, разглядывая неширокую докторскую спину – тот уже отошел к звякнувшей кофемашине. – Если хотите, в холодильнике колбаса есть, можно бутерброд сделать, - продолжил Никита.
Незваный гость оказался сообразительным и быстро соорудил два бутерброда, выделив один самому хозяину, и вторую чашку кофе тоже сделал, забыв, правда, поинтересоваться мнением Никки.
- Тебе костыли нужны, - подобревший мужчина смотрел на застывшего изваянием над своей чашкой парня, тот неопределённо угукнул, вроде бы соглашаясь, но не прекращая созерцать что-то, видимое только ему.
Никита тяготился присутствием постороннего человека. Пусть этот практически незнакомый товарищ сделал благое дело и помог, но вот рассиживаться и изрекать прописные истины? Зачем? Понятно, что костыли нужны, только вот проблема с доставкой никуда не девается. Надо кого-то просить, да вот незадача – имея почти двести контактов в телефонной книге, обратиться за помощью не к кому. Мать… Мать уехала жить к сестре в деревню, оставив отпрыску квартиру. Выглядело это со стороны почти благородно, но на самом деле она, когда узнала, что сын гей, не смогла находиться с ним в одной квартире. Нет, она не кричала, не ругалась, не отрекалась от ребенка, просто… Просто сначала появились у них отдельные чашки и тарелки, потом строго отдельные полотенца. Мать перестала прикасаться к сыну, избегая даже случайных контактов. Никки сначала не понимал, прозрение было болезненным – женщина боялась заразиться. Недалекий обывательский ум считал людей нетрадиционной ориентации мало того что порочными, так и еще рассадником всяческих малоприятных болезней. Крохотная однушка стала еще теснее. В свое время мать получила однокомнатную квартиру хитростью, предоставив справку о беременности, иначе светила бы ей лишь комната в коммуналке. Только вот то ли денег не было, чтобы дать кому надо за липовую, то ли сообразительности не хватило, только залетела она по-настоящему. Имени отца Никита не знал, да и знала ли его мать, тоже вопрос интересный. Аборт женщина по каким-то причинам делать не стала, посчитав, наверное, что будет кому в старости за ней ухаживать, потому что перспектив с замужеством как-то не наблюдалось, а тут вроде бы все удачно складывалось. Кто же знал, что сынок выйдет бракованным, да и в пылу негодования как-то призналась что хотела дочку, а тут природа пошутила: не девка, а с мужиками путается. Сказать, что родительница у него была плохая Никита не мог. Холодновата, конечно, не очень ласкова, так это характер такой. Тем не менее, когда ребенок болел, мать за ним ухаживала, денег на небольшие детские развлечения давала и в этом плане он не чувствовал себя обделенным, только… Только порой так хотелось душевной близости, тепла, но...
- Слушай, не помню, как тебя зовут, так есть кому костыли-то принести? – что-то не позволяло доктору уйти, скорее всего стойкое ощущение, что в квартире больше никто не живет, и отстранённо-задумчивое лицо сидящего напротив парня.
- Никита, - язвительно произнес Никки, поднимая глаза на мужчину. – Попрошу кого-нибудь, - добавил он, пожимая плечами. – И не знаю, как вас зовут, будете уходить, дверь захлопните, пожалуйста.
- Виктор, - представился врач.
Никки поморщился – имя было с его точки зрения отвратительное, подходящее скорее какому-то уличному шпаненку, чем уважающему себя человеку. Было бы у Никиты такое, непременно бы сменил при достижении нужного возраста.
- Вить, ну иди уже, отдохнуть хочется, - устало произнес Никки, не понимая, что держит этого человека у него в квартире.
- Девушке своей позвони хотя бы, пусть до закрытия аптек сходит и купит, - настырно продолжал гнуть свою линию врач.
Девушке… Никки усмехнулся, вот как объяснить человеку, у которого на пальце след от обручального кольца выделяется более светлой полоской, что это невозможно? Никита молчал. Доктор молчал тоже, ожидая, видимо, каких-то действий со стороны парня. «Вот привязался, - почти с восхищением подумал Никита, - не уйдет ведь».