Наемник Его Величества - Зыков Виталий Валерьевич. Страница 92

Честно говоря, после всего произошедшего Лакриста боялась, что ее отправят в Нолд. Все же туда неведомые убийцы вряд ли сунутся, но суровый Вензор так этого и не приказал. Позже притворщица Селента несколько свысока пояснила, что такое непонимание учащейся Университета Культур выглядит странно. Дескать, ясно же, что, если посол отправил жену прочь, значит, совсем не доверяет королю Орвусу Барлонгскому. Короли, которые только устроились на троне, отличаются очень большой обидчивостью и злопамятностью, и кто знает, чем обернется сегодняшний шаг завтра или послезавтра. Даже если ты сегодня на коне и диктуешь условия, потом все может сложиться совершенно иначе.

Эти объяснения показались госпоже Регнар совсем неубедительными, хотя, может быть, тут виноват один разговор. Нет, она, разумеется, знала, что подслушивать плохо, но ведь осведомленность – это залог победы, уж это-то в Университете объяснили.

Вместе с солдатами приехал управляющий, правая рука отца Вензора. Один из их разговоров Лакриста и подслушала, направившись в кабинет к мужу по какой-то надобности, но, услышав голоса, застыла под дверью.

– Ваш отец волнуется, господин Вензор. – Голос ровный, насквозь незнакомый, неприятно чопорный и важный, голос приехавшего сегодня гостя. – Он даже предложил прислать еще стражей.

– И этих хватит! – сказал как отрезал Вензор. – Да и не похоже что-то на отца – больно сильно он разволновался! – В словах мужа теперь слышался неприятный сарказм.

– Льера Твенгира, главу рода Регнар, очень волнует судьба его сына и невестки. – Голос управляющего зазвенел ото льда. Немалым весом он обладал, если позволял себе так разговаривать с сыном хозяина. – Более того, понимая, что дела не позволят сыну покинуть негостеприимный Зелод, льер Твенгир приглашает невестку погостить у него в поместье. Ваш брат также будет счастлив отдать долг гостеприимства супруге столь близкого родственника…

– А вот вам всем!!! – Лакриста буквально увидела, как муж показал гостю жест, приличествующий обитателю подворотни, а не аристократу. – На дите лапу наложить хотите… – Голос Вензора сорвался, и в комнате загрохотала сдвигаемая мебель: будто кто-то очень резво вскочил, уронив стул.

Девушка решила больше не рисковать и вернулась в свою комнату, пусть и не дослушав столь важную для нее информацию. Чем же так важен ее будущий ребенок, чем?! Зачем он им всем нужен? Не отдам!!

Несмотря на все страхи, выведывать у мужа женщина ничего не стала, боясь ответной грубости или встречных вопросов. Лакриста лишь накрепко запомнила эти слова и попробовала жить по-прежнему.

В борьбе со скукой она все-таки пристрастилась к чтению местной и островной прессы, которую теперь каждые две седмицы доставляли в дом посла. Невзирая на войну через Зелод продолжали ходить грузовые пузыри Джуги, и Вензору ничего не стоило оплатить перевозку совсем небольшого тюка.

Слава Светлому Оррису, было теперь о чем читать – основные газетные полосы занимали вести с фронтов, и уж тут-то вездесущие писаки развернулись. Картины масштабных битв и дерзких вылазок перемежались едкими высказываниями о бездарности генералов и гневными воззваниями к богам на бесчинства грубой и безмозглой солдатни. Интереснее всего была расстановка акцентов. Если для местной столичной прессы врагом единодушно стал узурпатор Гелид, поначалу сгоряча прозванный Неудачником, то дальше царили разброд и шатания.

В «Листке Семи Башен» Гелида Ранса довольно неуверенно величали изгнанником и осторожно сетовали на непозволительность применения неограниченной магической мощи против солдат противника, требовали соблюдения прав пленных и недопущения бессмысленного кровопролития. Только вот не было там гневного осуждения свергнутого восставшим народом тирана, как, впрочем, не вспоминали и о правах на трон Зелода. Изгнанник и изгнанник, а откуда, почему – вроде как никого и не касается. Так, обычная свара между претендентами на престол с участием третьей стороны.

В «Парящем драконе» Орвуса Барлонгского назвали прихвостнем баронств, но тем и ограничились, заключив, что Зелоду нужен вменяемый и предсказуемый правитель, не склонный к мотовству и излишнему блуду, а уж кем он будет – дело десятое!

Казалось, что кто-то очень влиятельный нажал на соответствующие рычаги, и перед газетными стервятниками поставили планку, отрезая некоторые темы для всякого обсуждения. И говорило это, по крайней мере, о неопределенности, воцарившейся во внешней политике Нолда. Странная ситуация для государства, сфера интересов которого охватывала весь Торн.

Необычная обстановка сложилась и на фронтах. Армия Орвуса под предводительством графа Курта Гудкара быстро навела порядок на западе Зелода, задавив стихийные мятежи недовольных сменой власти и сопутствующими грабежами жителей пары мелких городов. Получили по «жадным щупальцам», как писали в «Гордости Равеста», и несколько отрядов Гелида, рискнувших форсировать Карсту. Правда, газеты Нолда при этом отмечали, что и отряды Гудкара не могли похвастаться особыми успехами на востоке. Львы легионов неутомимо рыскали по землям Ранса, выискивая и безжалостно уничтожая противника. Именно они удостаивались действительно агрессивных и нетерпимых нападок. «Выходцы из Бездны! Жестокие безумцы! Кровавые убийцы!» – только так называли Львов на страницах газет. Уже одно это говорило об их эффективности. Легионеры подчистую вырезали отряды нового короля и баронских наемников, вызывая настоящий ужас у первых и неподдельное уважение у вторых.

Но наибольшие пересуды вызвали слухи о Молоте Зелода, которым теперь владел Гелид I Ранс. Постоянно всплывали новые свидетельства очевидцев штурма Фиора – временной столицы свергнутого короля, – в которых только и рассуждений было что о невиданной мощи жуткого артефакта из забытого прошлого. Оставалось спросить, куда смотрят Архимаг и Магистры?! Ведь это не просто пощечина островной республике, но и серьезный вызов ее могуществу. Пока же владеющий волшебным Молотом Ранс копил силы для наступления и добивал остатки доблестной восточной армии Союза городов.

На границе с Морзитом западная армия баронств все же начала наступление, смяв и опрокинув легионы полного генерала Дилира Греста. Если газетчики не врали, то разгром хорошо вооруженных и тренированных ратей начался со страшной бури, внезапно налетевшей на армию Зелода. Вертикальные белые молнии, порывы срывающего плоть ветра, жуткие водяные плети… Страшная, невозможная картинка. Чтобы какие-то там крохоборы владели столь мощными заклятиями или артефактами?! Не бывать такому! Вот только если Нолд, хитрый и вездесущий Нолд… Но почему тогда тираж с такой опасной статьей вышел в свет?

Вопросы, вопросы… В мире творилось нечто невообразимое, будто некоторые пассажиры парома под названием Торн дружно начали его раскачивать на середине реки, а остальные делать при этом удивленные и непонимающие лица. Вот только долго ли можно будет оставаться в стороне?

Порой любопытство настолько отодвигало груз забот в сторону, что Лакриста даже порывалась попросить у мужа рассказать все подробней, да куда там. Пропала прежняя легкость общения, улетучилось прочь единство двух сердец, осталась лишь тихая, спокойная, но обманчивая видимость. Вот и приходилось грасс Регнар все больше оставаться наедине с нарождающимися крамольными мыслями: а была ли любовь?!

Сильно изменилась и компаньонка-телохранительница Лакристы. Все чаще сквозь маску показного смирения прорывалось непонятное превосходство. Словно беременность была чем-то постыдным и перечеркивающим само будущее госпожи или уже почти бывшей госпожи. И такое отношение окончательно заставило женщину замкнуться в себе, прерывая вынужденное отчуждение лишь ради бестолковых и хаотичных попыток подольститься к мужу. От этого становилось только хуже. Его вроде бы понимающие взгляды, добрые слова и успокаивающие жесты казались насквозь фальшивыми и оттого вдвойне оскорбительными.

Настя потерялась, заблудилась в чувствах. Пытаясь возродить былое, восстановить тонкие нити взаимопонимания, она забывала про гордость, теряла уважение в собственных глазах и глазах окружающих. Срывалась на крик и тут же извинялась, ревела по ночам о собственной непутевой жизни, а потом уже в страхе за будущего ребенка, ее ребенка. На непростую беременность и характерные перепады настроения накладывались мучения от собственных неудач и промахов.