Эльфы до добра не доводят - Андрианова Татьяна. Страница 21

Длинные сильные пальцы осторожно и нежно касались каждого меча, словно кожи давней возлюбленной. Некоторое время я как завороженная наблюдала за процессом, слушая комментарии как ничего не значащий фон, пока продавец не обратился ко мне с вопросом. Как оказалось, он переспрашивал уже трижды и ответа не дождался. Да что со мной такое? От досады хотелось дать себе пинок.

— Вы что-то сказали? — краснея, как школьница на первом свидании, вопросила я.

— Я всего лишь поинтересовался вашим мнением об этой вот катане.

И чтобы я точно поняла о чем, собственно, речь, он выудил из ряда слегка изогнутый клинок с черной рукоятью и шнурком с шелковой кисточкой на конце.

— Прекрасный выбор для женщины. У нее хороший баланс и небольшой вес.

Почти не осознавая, что делаю, я приняла меч в руки и с удивлением уставилась на холодную сталь. Глазам не верю… Я держала тяжелое, смертоносное, прекрасное и… такое грустное оружие… Да-да. Катана была грустной. Как только меч лег в руки, на меня накатила нечеловеческая тоска, словно потеряно было нечто такое важное, без чего жизнь утратила всякий смысл и превратилась в жалкое подобие существования. Я прерывисто вздохнула, тряхнула головой, отгоняя наваждение, и всучила меч обратно.

— Нет, спасибо. Эта штука какая-то грустная. У меня в жизни и так мало веселья. А тут впору руки на себя наложить. У вас нет чего-нибудь более жизнерадостного?

Мужик не сразу въехал, о чем речь. Просто несколько раз удивленно моргнул, словно отгоняя морок или подозревая оптический обман, и медленно усмехнулся:

— Меч грустный?

Я пожала плечами, мол, хочешь верь, хочешь не верь — дело твое.

— Ладно, — взгляд его задумчиво скользнул по клинкам. — А как насчет этого?

Меч был тяжелый, прямой и весил, кажется, целую тонну. Рукоять и гарда вызолочены, позолоченная гравировка на клинке. Он прямо-таки лучился самодовольством и производил ощущение надутого фанфарона, который слишком хорошего мнения о своей персоне.

— Слишком тяжелый и к тому же надутый и самоуверенный, — констатировала я.

Продавец слегка прищурился, принимая обратно клинок.

— Меня зовут Мекс, — неожиданно выдал он. — А как зовут прекрасную госпожу?

Я хотела было выдать свое коронное: «Меня не зовут, я сама прихожу», — но выдавить удалось лишь смущенное:

— Вероника.

— Прекрасное имя для прекрасной дамы, — с улыбкой откликнулся тот. — Вероника, а не выпить ли нам по бокальчику вина? А потом мы продолжим выбор для вас достойного меча.

Ушам не верю. Этот красавчик меня клеит? Обалдеть. Я, конечно, не дурнушка, но отдаю себе отчет, что от лицезрения моей персоны народ не впадает в нирвану от восхищения, не падает в счастливый обморок и не укладывается в штабеля. И если очень красивый мужчина резко и без всякой видимой причины начинает проявлять ко мне явный интерес, в девяноста девяти случаях из ста ему нужны не моя тонкая душевная организация и нежная трепетная душа. В последний раз, когда со мной приключилось нечто подобное, один сногсшибательный красавчик просто хотел воспользоваться моей доверчивостью, приписать себе мои показатели по продажам и получить повышение в должности. У него не прокатило.

Интересно, что понадобилось от меня этому Мексу, раз он стал любезнее нашего шефа в момент крупнейшей сделки года.

ГЛАВА 7

Вино оказалось вкусным: ароматным, густым, немного терпким. Закусок к напитку Мекс не предложил. Извинился: мол, холостяк — обедает в трактире, а дома и в лавке еды не держит. Ладно, на безрыбье и рак рыба. Через пару минут, когда голодный желудок наполнился приятным теплом, продавец предложил посмотреть еще несколько клинков, а потом еще и еще… Я брала оружие в руки и брякала первое попавшееся, что приходило в голову. Мекс довольно кивал и что-то записывал, легко поскрипывая гусиным пером по бумаге. Я пожимала плечами: мужчина может иметь безобидное хобби.

И тут вино кончилось. Клинки, впрочем, тоже, но это нас огорчило не так, как отсутствие прекрасного напитка. Мы дружно взгрустнули, обозрели устроенный нашими изысканиями бедлам, по очереди перевернули опустевший кувшин (в кружки не упало ни капли живительной влаги) и пригорюнились. Мекс выдвинул предложение пойти в трактир и заодно там поесть. Я поддержала, и мы отправились в путь.

Засобирались сразу, не откладывая в долгий ящик. И тут оказалось, что все оружие в лавке воспылало к нам внезапной любовью: булавы и прочие дубины жаждали приложить по лбу или, на худой конец, стукнуть в ухо.

— Это они меня не хотят отпускать, — умилился Мекс. — Любит меня оружие… Я ведь оружейник в пятом колене…

— Да-а-а? — искренне удивилась я. — А почему они и меня бьют?

Продавец задумался, почесал затылок, взъерошил волосы на лбу и заявил:

— А они ревнуют. Ты же меня от них уводишь.

Я захлопала глазами на, казалось бы, неодушевленные предметы. Надо же… Груда железа, а какая буря эмоций! Даже весь лоб в синяках.

— Трогательно, — умилилась я. — Но как нам добраться до двери живыми? У меня уже в голове шумит и в глазах двоится…

— Эт-то нормально… — кивнул тот. — Мне тоже плохо… Вон к-какая шишка на лбу. — Для наглядности Мекс пощупал вышеозначенный, налившийся фиолетовым нарост и поморщился от боли. — Н-н-но надо идти… Дома еды нет.

— Надо, — согласилась я, исторгнув печальный вздох.

При слове «еда» желудок мучительно заурчал. Я обхватила шею мужчины руками и жарко зашептала на ухо:

— Может, у тебя есть запасной выход, о котором никто не знает? Мы тихо пройдем, нас никто не заметит.

Мекс тряхнул головой.

— Гениально, — восхитился он. — Только запасного ходу нету… Не построил…

Надежда выбраться из ставшей ловушкой лавки тонко пискнула и скончалась.

— Это ты зря, — всхлипнула я. — Мы тут помрем… с голоду и холоду…

— Н-не помрем, — оптимистично изрек он. — У меня есть дивный план.

— Да? — искренне изумилась я. — Правда?

— Угу… Если мы не можем выйти… давай выползем.

— Гениально, — восхитилась я. — Думаешь, оружие выпустит?

— Выпустит, — кивнул тот. — Я ж-же его привязал.

Мы опустились на колени и поползли на карачках.

Сработало. Единственная преграда, в которую мы все-таки дружно грохнулись лбами, как пара баранов-одногодок, оказалась дверью, которая тут же открылась, и мы сплоченным тандемом вывалились на улицу.

Там уже царила ночь. Редкие фонари плохо освещали темные улицы. Домой спешили припозднившиеся прохожие, шумно возилась в помойке бродячая собака. Привязанная к коновязи одинокая лошадь удивленно выпучила глаза на странных людей, свалившихся чуть ли не под ее копыта. При ближайшем рассмотрении лошадь оказалась моей. Той самой, которую я так удачно сторговала на лошадином рынке вместе с комплектом запасной сбруи. На животном гордо красовалась пара седел.

— Ну надо же, — умилилась я, кидаясь на шею к окончательно деморализованной лошади. — Не сперли.

— У тебя двухместная лошадь? — хихикнул Мекс. — Сколько лет живу, такого не видел.

Мне стало обидно за высмеянное животное. Согласна, лошадка далека от совершенства и на ипподроме первый приз ей не светит, даже если ее накачать допингом по самую челку. Но это вовсе не повод для шуток.

— Тебя что-то не устраивает в моей лошади? — воинственно подбоченилась я.

Поза вышла не очень убедительной — меня отчаянно штормило, но я решила не размениваться на подобные мелочи. Мужчина смущенно потупился.

— В твоей лошади меня устраивает решительно все. Но согласись — лошадь с двумя седлами на спине выглядит необычно.

— Ничего необычного, — отмахнулась я. — Вот если бы седло было у нее на голове — это да…

Я отвязала лошадь, и мы двинулись в сторону трактира «Веселый питух». Вернее, то, что мы туда идем, сказал мне Мекс. Я же понятия не имела, как именно в этом странном городе добраться до заведения, где я еще недавно с таким удовольствием поедала вкусное жаркое.