Квартирный вопрос (СИ) - Риз Екатерина. Страница 45

   Я вежливо кивнула. Потом облизала губы и спросила:

   - Вашего друга зовут Глеб?

   - Глеб, Глеб... Мне ещё вот эта картина нравится. Откуда у вас такой вид? Я был бы не прочь посмотреть...

   - Это с моей крыши, - тихо проговорила я, а на Коростылёва взглянула задумчиво. Интересно, если я поинтересуюсь фамилией этого Глеба, буду выглядеть очень глупо?

   - Жаль... Хотя, может, когда-нибудь вы пригласите меня к себе в гости.

   - С удовольствием. Но лучше летом. Сейчас крыша снегом завалена.

   - Ловлю вас на слове.

   Он развернул коляску и поехал обратно к своей охране.

   - Я знаю, что вы купили... мои пионы?

   - Купил. Подарю их Глебу. Правда, он в живописи не соображает, так что его жилище и кабинет облагораживаю я.

   - А Глеб... любит пионы?

   Коростылёв на меня странно взглянул. Мы уже приблизились к охранникам и Димке, который смотрел на меня с жадностью и нетерпением, а я ждала ответа от Виктора Сергеевича. Почему-то мне очень важен был его ответ. Хотя, это так глупо...

   - Не помню, чтобы он хоть раз в жизни заговаривал со мной о цветах, но кто знает?.. Глеб, ты пионы любишь? Чтобы тебя не вводить в транс, поясню: пионы - это цветы такие.

   - Красные люблю, - прозвучал за моей спиной знакомый голос, и я едва удержалась на ногах.

   Мартынов был одет в дорогой костюм модного стального оттенка, на нём был белый галстук, а из нагрудного кармана выглядывал шёлковый платочек. Он выглядел респектабельно и разговаривал с моим дядей о политике. А мне улыбался. Вежливо и отстранённо. Как чужой.

   Я едва терпела всё это. Видеть его не могла, если честно.

   После выставки хотела незаметно улизнуть, но сделать это мне не дали, пришлось ехать вместе со всеми на банкет. В ресторане совсем тяжко стало. Все чему-то радовались, меня поздравляли, вели умные беседы, а мне с трудом удавалось сдерживать внутреннюю дрожь, но я заставляла себя улыбаться. Иногда мы с Глебом случайно сталкивались взглядами, и мне казалось, что внутри меня что-то медленно умирает. Никак не могла поверить в то, что он вернулся.

   Не могла поверить, потому что это было не так. Он не вернулся. Он просто приехал, по каким-то своим делам, которые меня не касаются, вот о чём нужно думать. И не смотреть на него. Он же на меня не смотрит... Почти не смотрит.

   - Что-то вы загрустили, Женя.

   Я посмотрела на Коростылёва и вымученно улыбнулась.

   - Устала, наверное... Столько волнений. Надо же, вот и прошла моя первая выставка.

   - Да что вы, так говорить не надо. Всё только начинается.

   - Хотите сказать, что мне нужно привыкать волноваться?

   - Не думаю, что вы всегда будете так волноваться. Человек ко всему приспосабливается. Да и выставки, разве это так важно? Намного важнее вдохновение. Вот без него действительно не прожить. Один раз попробуешь и никогда не забудешь это ощущение. Я прав?

   - Наверное. А вы сами пишите?

   - Пробовал, но ничего достойного не выходит. А я из тех людей, кто делает либо хорошо, либо никак. Предпочёл остаться ценителем. - Он рассмеялся. - Других судить легче.

   Подошёл Димка, приобнял меня за талию, а Виктору Сергеевичу улыбнулся.

   - Всё в порядке?

   - А что у нас может быть не в порядке? - удивилась я. - Разговариваем.

   - Очень хорошо. - Калинин присмотрелся ко мне внимательнее, потом шепнул на ухо: - Ты хорошо себя чувствуешь?

   - А что?

   - У тебя щёки горят.

   Я схватилась за щёки, от прикосновения холодных пальцев на мгновение стало очень приятно.

   - Душно, - сказала я, лишь бы от Димкиных расспросов отвязаться.

   - Переволновалась, говорит, - подсказал Коростылёв.

   - Она любительница попереживать, - улыбнулся Димка. - Правда, милая?

   Я одарила его нетерпимым взглядом, но сказать ничего не успела. К нам подошёл Мартынов и с интересом на Калинина уставился. Я занервничала сильнее. А Димка, как назло, сел на своего любимого конька - изо всех сил налаживал деловые контакты.

   - Надеюсь, не скучаете? - обратился он к Глебу.

   Тот вроде бы удивился, взглянул на друга, потом усмехнулся.

   - Я выгляжу таким неотесанным?

   Коростылёв громко рассмеялся.

   - Я тебе это всегда говорил! Но на самом деле это обманчивое впечатление, просто ты всегда с таким скучающим видом расхаживаешь.

   - А, так вот в чём дело, - хмыкнул Мартынов. - Интересно. - А потом вдруг обратился ко мне: - На самом деле душно?

   - Да.

   - Может, стоит выйти на улицу ненадолго?

   Я набралась смелости и взглянула ему прямо в глаза.

   - Я выйду... Если честно, я собралась уходить.

   - Уже? - Глеб окинул зал быстрым взглядом. - Кажется, люди только во вкус начали входить.

   - Вот и замечательно. Значит, я им больше не нужна.

   - Глеб, отпусти ты девушку, - вступился за меня Виктор Сергеевич. - Это ты толстокожий, а она создание нежное, вон щёки как разрумянились.

   Если бы я могла ещё сильнее покраснеть, наверное, покраснела бы. Мужчины смотрели на меня, а мне хотелось сквозь землю провалиться.

   - Не зря девушка любит пионы, - проговорил Мартынов чуть насмешливо.

   Я нахмурилась.

   - А с чего вы взяли, что я люблю пионы?

   - Не любите?

   - Терпеть не могу.

   Не знаю, может я всерьёз надеялась Мартынова смутить, или хотя бы тень раскаяния в его глазах заметить, но этот гад только рассмеялся. Мне стало совсем плохо, я смотрела на него и чувствовала себя до того беспомощной, что хоть ложись и умирай.

   Димка на меня взглянул озадачено.

   - Ева, ты что?

   - Свои предпочтения высказываю. - Я глубоко вздохнула, стараясь восстановить дыхание, а потом широко улыбнулась мужчинам. - Извините меня, я на самом деле пойду.

   - Но завтра мы встретимся, я надеюсь? - засуетился Димка. Посмотрел на Коростылёва. - Я всё правильно понимаю, Виктор Сергеевич?

   Тот замахал руками.

   - Да ни за что! Бумажки, договоры... Это не ко мне. Своё мнение я уже озвучил, а всё остальное к Глебу. Если надо что-то подписать - он подпишет. А я завтра утром в Москву возвращаюсь. С вами мы встретимся через несколько недель, уже на моей территории.

   Димка задумался на пару секунд, и довольно улыбнулся.

   - Конечно. Если вам так удобнее, я спорить не собираюсь. Мы всё обсудим с Глебом...

   - Степановичем, - подсказал Мартынов, разглядывая Калинина с издёвкой. Его высокомерие меня до ужаса раздражало. И то, что он на Димку так смотрел... Господи, какая же я дура была!

   - Да, с Глебом Степановичем, - поддакнул Калинин, а у меня терпение закончилось.

   - Извините, я пойду...

   - Мне очень приятно было с вами познакомиться, Женя. - Коростылёв взял меня за руку, а потом поднёс её к губам. Я смутилась.

   - Ну что вы... Мне тоже было очень приятно.

   - Отдыхайте, набирайтесь сил. У меня большие планы на наше сотрудничество.

   Я улыбнулась ему на прощание, коротко кивнула Калинину и огляделась по сторонам, отыскивая взглядом дядю и Соньку. На Глеба я намеренно не взглянула, и пока шла через зал, чувствовала его взгляд, направленный мне в затылок.

   Я просто не понимала, что происходит. Он делает вид, что мы не знакомы, он насмешлив и нахален, но глаз с меня не спускает, что совершенно выбивает меня из колеи. Просто необходимо было поскорее уйти, выйти из этого зала, избавиться от ощущения близкого присутствия Глеба, от которого у меня что-то противно ныло в груди, и успокоиться. Ведь я научилась жить без него, как-то справилась, пережила, и начинать всё сначала, просто в угоду его самолюбию, не собираюсь.

   Дядю, чтобы проститься, пришлось оторвать от разговора, поцеловала его торопливо в щёку, шепнула, что еду домой, и, получив его согласие, пошла к выходу, шикая на Соньку, которая всё старалась заглянуть мне в лицо. Подружка взяла меня под руку и так мы вышли из зала.