Ангел для сестры - Пиколт Джоди Линн. Страница 12
Тогда мама подошла и села рядом со мной на кровати.
– Пусть это будет пруд Кейт, а это – мои плавающие листы кувшинки. – Мама встала и прыгнула на кухонное полотенце, а оттуда на подушку. Она смотрела через плечо, как я неуклюже перепрыгивала, с полотенца на подушку, на прихватку, которую Джесси сделал в первом классе, и так через всю оставшуюся часть комнаты. Это был самый надежный способ выбраться – идти за мамой.
Я принимала душ, когда Кейт сломала замок и вошла в ванную.
– Я хочу поговорить с тобой, – произнесла она.
Я выглянула из-за пластиковой занавески.
– Когда я выйду, – ответила я, стараясь выиграть время перед разговором, которого не хотела.
– Нет, сейчас. – Она села на крышку унитаза и вздохнула. – Анна, что ты делаешь?
– Все уже сделано, – сказала я.
– Ты ведь знаешь, что можешь это отменить. Если захочешь.
Я была рада, что нас разделял пар. Мне не хотелось, чтобы она видела сейчас мое лицо.
– Знаю, – прошептала я.
Кейт долго молчала. Ее мысли бежали по кругу, как белка в колесе. Как и я, она перебирала все возможные варианты и не находила выхода.
Через некоторое время я выглянула опять. Кейт вытерла глаза и посмотрела на меня.
– Ты понимаешь, что ты мой единственный друг? – спросила она.
– Это неправда, – быстро проговорила я, хотя мы обе знали, что я вру. Кейт слишком много времени провела за пределами обычной школы. С большинством друзей, которые появились во время длительного периода ремиссии, отношения у нее прекратились по обоюдному согласию. С одной стороны, нормальному ребенку трудно решить, как вести себя рядом с тем, кто на пороге смерти. Да и Кейт не очень волновали такие вещи, как выпускной вечер или вступительные экзамены, если она не имела гарантии, что доживет до этих событий. У нее, конечно, было несколько знакомых, но они приходили, будто отбывая наказание. Они сидели на краю кровати Кейт и считали минуты, когда можно будет уйти, и благодарили Бога, что это случилось не с ними.
Настоящий друг не способен жалеть.
– Я тебе не друг, – сказала я, задергивая штору. – Я твоя сестра.
«И с этим я справляюсь не самым лучшим образом», – добавила я про себя и подставила лицо под струю воды, чтобы Кейт не поняла, что я тоже плачу.
Вдруг занавеска отлетела в сторону, лишив меня последней защиты.
– Об этом я и хотела с тобой поговорить, – выпалила Кейт. – Если ты не хочешь больше быть моей сестрой, это одно. Но я не выдержу, если потеряю тебя как друга.
Она задернула занавеску обратно, и вокруг меня поднялся пар. Потом я услышала, как открылась и захлопнулась дверь, и почувствовала холод.
Я тоже не могла вынести мысли о том, что потеряю ее.
В тот вечер, когда Кейт уснула, я вылезла из постели и стала рядом с ее кроватью. Я поднесла ладонь к ее носу, чтобы проверить, дышит ли она, и почувствовала движение воздуха на своей руке. Я могла бы сейчас зажать ей нос и рот, и у меня хватило бы сил сдерживать ее, если бы она стала сопротивляться. Разве я делаю не то же самое сейчас?
Шаги в коридоре заставили меня нырнуть назад в постель. Я отвернулась от двери, чтобы родители не заметили, что я еще не сплю.
– Не могу в это поверить, – услышала я мамин шепот. – Я просто не могу поверить, что она это сделала.
Папа вошел очень тихо, и я уже решила, что ошиблась, что его нет в комнате.
– Это так же, как было с Джесси, – продолжала мама. – Она хочет привлечь к себе внимание.
Я чувствовала, как она смотрит на меня, словно на какого-то неизвестного зверька.
– Может, нужно повести ее куда-нибудь. Одну. В кино, за покупками. Чтобы она не чувствовала себя покинутой. Она поймет, что не нужно совершать сумасшедшие поступки, чтобы мы обратили на нее внимание. Как ты думаешь? Папа ответил не сразу.
– Возможно, это и не сумасшедший поступок, – тихо проговорил он.
Вы знаете, как оглушает и давит на перепонки тишина в темноте? Именно поэтому я чуть не пропустила мамин ответ.
– Ради Бога, Брайан… на чьей ты стороне?
Даже я не знала ответа на этот вопрос. Всегда есть стороны. Всегда есть победитель и побежденный. На каждого выигравшего должен быть один проигравший.
Через пару секунд дверь закрылась, и свет на потолке, падающий из коридора, пропал. Моргая, я перевернулась на спину и увидела, что мама все еще стоит рядом.
– Я думала, вы ушли, – прошептала я.
Она села в ногах моей кровати, я отодвинулась. Но она успела положить руку мне на ногу.
– О чем еще ты думала, Анна?
Мой желудок сжался.
– Я думала, что ты меня ненавидишь.
Даже в темноте я видела, как блестят ее глаза.
– О Анна, – вздохнула мама. – Разве ты не знаешь, как я тебя люблю?
Она протянула ко мне руки, и я свернулась калачиком у нее на коленях, будто вернулось время, когда я была маленькой. Я прижалась лицом к ее плечу. Больше всего на свете я хотела вернуть то время, когда безоговорочно верила всему, что говорила мама, и не замечала еле уловимых противоречий в ее словах.
Мама обняла меня крепче.
– Мы поговорим с судьей и все объясним. Мы сможем все исправить, – говорила она. – Мы сможем все исправить.
Я кивала, потому что именно это я хотела услышать.
Сара
1990
В онкологическом отделении больницы я чувствовала себя неожиданно комфортно, будто принадлежала к какому-то закрытому клубу. Здесь было много людей – начиная с предупредительного служащего на парковке, который поинтересовался, впервые ли мы здесь, и заканчивая детьми, державшими под мышкой вместо плюшевых медвежат специальные розовые емкости на случай рвоты, – и это внушало чувство безопасности.
На лифте мы поднялись в офис доктора Шанса. Уже одно его имя меня раздражало. Почему тогда не доктор Победа?
– Он опаздывает, – заметила я Брайану, в двадцатый раз посмотрев на часы. На подоконнике гибло вьющееся растение. Надеюсь, с людьми они обращаются лучше.
Пытаясь развлечь капризничающую Кейт, я надула резиновую перчатку и завязала, чтобы получился петушок. Возле умывальника на контейнере, в котором лежали перчатки, был нарисован знак, предупреждающий родителей как раз не делать этого. Мы бросали друг другу надутую перчатку, играя в волейбол, пока не вошел доктор Шанс. Он даже не извинился за опоздание.
– Мистер и миссис Фитцджеральд.
Он был высокого роста, худой, с плотно сжатым ртом и беспокойными голубыми глазами, казавшимися огромными из-за толстых линз в очках. Одной рукой он поймал перчатку и нахмурился.
– Вижу, уже есть проблемы.
Мы с Брайаном переглянулись. И этот бессердечный человек будет вести нас в нашей войне? Это наш генерал, наш рыцарь на белом коне? И прежде чем мы успели что-то сказать, он дорисовал рожицу на перчатке в таких же, как у него, очках.
– Вот, – сказал он и с улыбкой, которая сразу изменила его лицо, передал перчатку Кейт.
Я виделась со своей сестрой Сузанной раз или два в год. На дорогу к ней уходит меньше часа и несколько тысяч философских рассуждений.
Насколько я знаю, Сузанне платят деньги за то, что она командует людьми. Теоретически это значит, что она сделала карьеру, тренируясь на мне. Наш отец умер, когда стриг лужайку в свой пятьдесят девятый день рождения, а мама так и не оправилась после этого. Сузанна, которая была старше меня на десять лет, стала главой семьи. Она проверяла мои домашние задания, подавала документы на юридический факультет и мечтала о большем. Она была умной, красивой и всегда знала, что и когда сказать. Сестра могла справиться с любой катастрофой, найти выход из любой ситуации. Поэтому она и преуспела в работе. Она чувствовала себя в зале заседаний совета директоров так же комфортно, как и в парке во время пробежки. Кто бы не хотел иметь перед собой такой пример для подражания?
Моим первым протестом было замужество с парнем, не имевшим высшего образования. Вторым и третьим были мои беременности. Подозреваю, что, когда я отказалась от перспективы стать второй Глорией Аллред, [8] она с полным правом внесла меня в список неудачников. Но до сих пор я с полным правом не считала себя таковой.
8
Известный американский адвокат.