Ангел для сестры - Пиколт Джоди Линн. Страница 2

Владелец ломбарда посмотрел на медальон через лупу, которая увеличила его глаз до почти нормального размера.

– Я дам двадцать.

– Долларов?

– Нет, песо. Ну так как?

– Но он стоит в двадцать раз дороже!

Мужчина пожал плечами:

– Это не мне нужны деньги.

Я взяла медальон и уже была готова согласиться на сделку, когда с моей рукой случилось что-то непонятное – пальцы сжались в кулак так крепко, что я покраснела от усилия, пытаясь разжать их. Прошел, казалось, целый час, прежде чем медальон попал в раскрытую ладонь хозяина ломбарда. Он с сочувствием посмотрел на меня.

– Скажи, что потеряла медальон. – Советы он давал бесплатно.

Если бы господин Вебстер включил в свой словарь выражение ошибка природы, то Анна Фитцджеральд была бы наилучшей иллюстрацией. Начнем с того, что я тощая, без какого-либо намека на грудь, с волосами цвета пыли и архипелагами веснушек на щеках, на которые, должна заметить, не действуют ни сок лимона, ни солнцезащитный крем, ни даже наждачная бумага. Видимо, в мой день рождения Господь был не в духе, поэтому ко всему прочему добавил еще и мою семью.

Мои родители старались, чтобы все было как положено. Но на самом деле у меня не было настоящего детства. По правде говоря, у Кейт и Джесси его тоже не было. Возможно, мой брат и смог получить удовольствие от тех четырех лет, которые он успел прожить, пока Кейт не поставили диагноз. Но с тех пор у нас не было времени на постепенное взросление.

Знаете, многие дети думают, что в жизни, как в мультфильме: если на голову упадет наковальня, можно потом отлепиться от асфальта, встать и пойти дальше. Так вот, я никогда в это не верила. Иначе и быть не могло, ведь Смерть буквально стала членом нашей семьи.

У Кейт острая промиелоцитная лейкемия. Хотя это не совсем так – сейчас болезнь впала в спячку, но в любой момент может поднять голову.

Молекулярный рецидив, гранулоцит – эти слова знакомы мне, хотя их не встретишь ни в одном экзаменационном тесте. Я – аллогенный донор, идеально подходящий своей сестре. Когда Кейт нужны лейкоциты, стволовые клетки или костный мозг, чтобы внушить своему организму, будто он здоров, она получает их от меня. Практически каждый раз, когда Кейт попадает в больницу, туда же попадаю и я.

Все это, в принципе, не важно, только не следует верить всему, что обо мне говорят. Особенно тому, что говорю я.

Поднимаясь по лестнице, я встретила маму в вечернем платье.

– Вот кто мне нужен, – сказала она, поворачиваясь ко мне спиной.

Я застегнула «молнию» и смотрела, как моя мама вертится. Она была бы красавицей, если бы жила не в этой жизни. У нее длинные темные волосы, красивая, как у принцессы, линия шеи и плеч, но уголки рта опущены, будто ей сообщили плохие новости. У мамы почти нет свободного времени, ведь как только у моей сестры появляется синяк или идет из носа кровь, все мамины планы рушатся. А оставшееся от забот о сестре время она тратит на Интернет-сайт Bluefly.com, заказывая себе роскошные наряды, которые некуда надеть.

– Ну как?

Ее платье переливалось всеми оттенками заката, и ткань шуршала при каждом движении. Платье с открытым лифом, из тех, в каких кинозвезды проходят по красным ковровым дорожкам, выглядело неуместно в частном доме в пригороде Верхнего Дерби, штат Род-Айленд. Мама подняла и заколола волосы. На ее кровати лежали еще три платья: одно черное и облегающее, одно – расшитое бисером и еще одно, которое казалось невероятно маленьким.

– Ты выглядишь… – Я проглотила последнее слово «усталой».

Мама замерла, и я испугалась, что нечаянно высказала свою мысль вслух. Она подняла руку, не давая мне ничего добавить, и прислушалась.

– Ты слышала?

– Что?

– Кейт.

– Я ничего не слышала.

Но она мне не поверила. Когда дело касается Кейт, она не верит никому. Она быстро прошла по коридору, открыла дверь в нашу комнату, увидела мою сестру, бьющуюся в истерике на кровати, и мир рухнул в очередной раз. Мой папа, астроном-любитель, как-то пытался рассказать мне о черных дырах, объяснял, как они поглощают все, даже свет. Подобные моменты создают такой же вакуум, и что бы ты ни делал, тебя все равно подхватит и затянет этот вихрь.

– Кейт! – Мама упала на колени возле кровати, дурацкая юбка всколыхнулась вокруг нее. – Кейт, солнышко, что болит?

Кейт прижимала подушку к животу, по ее щекам катились слезы, светлые волосы влажными прядями прилипли к щекам, она тяжело дышала. Я замерла в дверях, ожидая указаний: «Позвонить папе», «Позвонить 911», «Позвонить доктору Шансу». Пытаясь получить вразумительный ответ, мама начала трясти Кейт за плечи, но сестра только вытирала слезы, не в состоянии ответить.

– Престон, – всхлипывала она, – он бросает Серену навсегда.

Только тогда мы заметили включенный телевизор. На экране красавец блондин смотрел на женщину, которая плакала так же горько, как и моя сестра, а потом вышел, хлопнув дверью.

– Но что болит? – спрашивала мама, уверенная, что должно быть что-то еще.

– Боже! – протянула Кейт, хлюпая носом. – Ты хоть представляешь, сколько Серена и Престон пережили вместе? Представляешь?

Когда выяснилось, что все в порядке, рука, сжимавшая мой желудок, расслабилась. Жизнь в нашем доме похожа на короткое одеяло: иногда ты прекрасно под ним помещаешься, а иногда мерзнешь и трясешься всю ночь. Хуже всего то, что ты никогда не знаешь, как будет в этот раз. Я села на краешек кровати Кейт. Ей шестнадцать, но я выше, и люди часто думают, что я старше. За лето она влюблялась почти во всех главных героев этого сериала – Каллахана, Виатта и Лима. Теперь, видимо, настала очередь Престона.

– Помнишь ту историю с похищением? – спросила я.

Я знала сюжет, потому что Кейт заставляла меня записывать серии во время своего очередного курса лечения.

– Когда она чуть не вышла замуж за его брата-близнеца, – подхватила Кейт.

– А потом он погиб в катастрофе? Два месяца назад, по-моему, – присоединилась к разговору мама, и я вспомнила, что и она часто смотрела сериал, когда была с Кейт в больнице. Только тогда сестра заметила мамин наряд.

– Что это на тебе?

– О, я собираюсь вернуть его обратно. – Она поднялась и встала передо мной, чтобы я расстегнула «молнию» платья.

Интересно, мама это делает, чтобы примерить ненадолго чужую жизнь или чтобы забыть о своей?

– Ты уверена, что ничего не болит?

Когда мама вышла, Кейт немного погасла: только так можно описать то, что краски сошли с ее лица и она начала сливаться с подушкой. Когда ей становится хуже, она чуть-чуть блекнет, и я боюсь, что однажды проснусь и не увижу ее совсем.

– Отойди, – скомандовала Кейт, – ты загораживаешь мне экран.

Я села на свою кровать.

– Это же только эпизоды следующей серии.

– Если я умру сегодня вечером, то хоть буду знать, что пропущу.

Я взбила свою жесткую, как камень, подушку. Все мягкие подушки Кейт, как всегда, забрала себе. Она заслужила это потому, что она на три года старше, или потому, что больна, или потому, что Луна в созвездии Водолея, – причина есть всегда.

Я искоса посмотрела на экран. Мне хотелось переключить канал, но шансов у меня не было.

– Престон похож на манекен.

– Поэтому ты по ночам шепчешь в подушку его имя?

– Заткнись, – сказала я.

– Сама заткнись. – Кейт улыбнулась. – Скорее всего, он гей. Он не стоит внимания, тем более что сестры Фитцджеральд…

Вздрогнув, она остановилась посреди фразы, и я наклонилась к ней.

– Кейт?

– Ничего. – Она потерла поясницу – это давала знать ее почка.

– Хочешь, я позову маму?

– Нет еще.

Она протянула руку. Расстояние между нашими кроватями как раз позволяет коснуться руками. Я протянула свою. Когда мы были маленькими, то часто делали такой «мост» и смотрели, сколько кукол Барби поместится.

В последнее время мне снится сон, будто меня порезали на множество кусочков и не могут собрать обратно.