Довольно милое наследство - Белмонд С. А.. Страница 12
Джереми пожал плечами:
– Не знаю. Французское наследственное право гораздо сложнее, так что Дороти и Ролло едва ли представляют, во что впутываются.
Когда он замолчал, я спросила, не удержавшись:
– А не знаешь, что может быть в гараже?
– Машина, надо полагать. – Видимо, его тоже это заинтриговало. Джереми снова стал деловым и важным. – Нам с тобой лучше съездить туда вместе и посмотреть. Можем успеть на самолет. – Он глянул на часы. – Черт, могли бы улететь ближайшим рейсом, но мама настаивает, чтобы я привез тебя на чай. Я скажу ей, что мы заглянем только поздороваться. Так что едем к маме, потом летим на мыс Антиб, может быть, поужинаем в Ницце, я знаю там прелестный ресторанчик. Идет?
Глава 7
Тетя Шейла жила в красивом многоэтажном доме в Челси. И в этом доме был самый быстрый лифт из всех, в каких мне доводилось бывать. Он бесшумно доставил нас на ее этаж в считанные секунды.
– А ты уверен, что она не станет возражать, если мы просто заглянем к ней на несколько минут? – спросила я, совершенно уверенная, что матушка Джереми обвинит во всем меня, а не своего дорогого сыночка.
– Конечно. Все в порядке. Я говорил с ней по телефону, так что морально она уже готова, – сказал он.
Я шла за ним по коридору, и вскоре он подвел меня к ее двери. У Джереми оказался ключ, которым он и открыл дверь.
Когда мы вошли, тетя Шейла сидела в гостиной на диване бледно-зеленого цвета. Она праздно просматривала газету, словно мир ничем не мог ни удивить, ни расстроить ее. Она подала мне руку, приветствуя в своем доме. Ее рука оказалась холодной и мягкой.
Тетя выглядела точно так же, как и много лет назад, и это казалось невероятным, но тем не менее было правдой. Те же светлые волосы, та же стрижка, та же изящная фигура, разве что не такая гибкая. На тете был дорогой костюм, идеально на ней сидящий; а ее стройным ногам по-прежнему не нужен был высокий каблук, чтобы выглядеть на все сто, так что она надела туфли из мягкой кожи на плоской подошве. У нее были зеленые глаза, аккуратный нос и слегка пухлые губы. Несмотря на возраст, было в ней что-то сексуальное. Она надела золотые украшения – тонкие наручные часы, небольшие, но широкие серьги, ожерелье под самое горло, которое походило на золотую перекрученную веревку, несколько колец, которые сверкнули, когда она протянула руку, и браслет с изящными камнями.
– Так это и есть Пенни? – сказала тетя Шейла и посмотрела на Джереми с удивлением в глазах. – Она выглядит точь-в-точь как мать, правда, Джереми? – Джереми немного смутился. – Пенни, дорогуша, – продолжала тетя Шейла негромким голосом, – позволь сказать мне. Я очень расстроилась, когда узнала о смерти твоей бабушки Пенелопы. Она всегда была добра ко мне.
– Спасибо, – сказал я, не зная, как себя вести.
– Я знаю, что вы очень торопитесь, но, может, все-таки попросить Элис приготовить вам обед?
Я бросила на Джереми красноречивый взгляд, давая ему понять, что с этим он должен разбираться сам.
– Не получится, – ответил он. – Пенни устала от переездов, а я хотел бы закончить все дела в Ницце сегодня.
В дверях появилась служанка в черном платье и белом переднике.
Тетя Шейла кивнула ей, затем повернулась к нам и вздохнула.
– Тогда возьмите с собой пару бутербродов, Пенни, – разумно предложила она. – На тот случай, если вы проголодаетесь в самолете. Они в столовой. – Джереми сделал шаг в сторону, когда мать пошла показать, где это.
Столовая была залита светом, который шел из огромных окон во всю стену. Окна выходили на Темзу. Из окон открывался вид, достойный открыток и постеров. Внизу тихо плыли маленькие лодки, виднелись волшебные шпили церквей и древние мосты. От восторга у меня захватило дух. Джереми улыбнулся, заметив мою реакцию. Затем я увидела стол, накрытый белой льняной скатертью и заставленный тарелками и бокалами с золотой каймой. Здесь же стояла большая тарелка с крохотными бутербродами, блюда с салатами и поднос с печеньем. А еще ваза с фруктами. Я укоризненно посмотрела на Джереми.
– Ладно, немножко перекусить мы успеваем, – сказал он.
– О, парень, это благородно с твоей стороны! – воскликнула я, на что тетя Шейла рассмеялась.
Мы сели за стол. Видимо, Джереми успел рассказать ей по телефону, как прошла процедура прочтения завещания, поскольку она ни разу не заикнулась об этом, а спрашивала лишь о моей жизни да о моих скромных успехах. Когда я рассказала о съемках фильма о жене Наполеона, она воскликнула: «Действительно?!»
– По-моему, самое замечательное в истории, это когда ты видишь, как она творится, – сказала она. – Летом 1968-го я была в Париже, – добавила она, хвастая. – Во время главных забастовок. Мы добирались в Сен-Тропе автостопом, – пояснила она, бросив на Джереми взгляд, полный вызова. – Джереми не любит, когда я рассказываю о тех днях, что я посвятила движению хиппи.
– Да право, мама, – сказал он, слегка неодобрительно. – Ты же никогда не была настоящей хиппи.
– Пусть так, – признала она. – Но я была сторонницей хиппи. Когда Джереми делает такое лицо, он выглядит точь-в-точь как Питер, – сказала она неожиданно.
Лишь однажды она упомянула мужа, на что Джереми отреагировал, едва заметно приподняв бровь. Когда у Джереми зазвонил телефон, он с видимым облегчением попросил извинить его и вышел в прихожую, чтобы ответить на звонок. Мы с тетей Шейлой остались вдвоем, но, не успела я толком испугаться, как она сказала с заговорщическим видом:
– Он, конечно, та еще зануда, но какой красавчик, а?
– Да, он действительно хорош, – согласилась я.
– Его жена была сущей стервой, – сказала она, понизив голос. – Она заставляла его страдать. Была нервной и постоянно пыталась развлечь себя хоть чем-нибудь. Каждую ночь таскалась по клубам. Постоянно болтала ни о чем. Таких хочется пожалеть и приласкать, но они не дают. Лишь нервничают, когда их пытаешься успокоить. Как бы там ни было, но она, видно, считала моего мальчика полным идиотом, если думала, что он станет сидеть у камина в теплых тапочках и ждать ее долгими зимними вечерами. Она никогда не понимала, как много он работает и как сильно устает после всех этих перелетов. В итоге она сбежала с его лучшим другом.
Это было гораздо больше, чем рассказывала мне мама. Более того, я уверена, мама и не знала таких подробностей.
– Только не болтай никому, – сказала тетя Шейла тихо и бросила взгляд в сторону прихожей, ожидая возвращения Джереми. – Он убьет меня, если узнает, что я разболтала все тебе. Но иногда нужно открываться людям. Трудно страдать в одиночестве. – Она вздохнула. – Приглядывай за ним, ладно? Мне он не позволяет. А тебя послушает. Он доверяет тебе. И это меня радует, потому что иногда жизнь складывается так, что противоположному полу совсем перестаешь верить. – Она сказала это тоном человека, которому противоположный пол определенно нравился.
Затем она подалась вперед и даже открыла рот, видимо, намереваясь сказать мне что-то еще более важное, но в этот момент мы обе услышали торопливые шаги Джереми. Тетя Шейла выпрямилась и весело улыбнулась. Она поднялась, глянула на узкие золотые часы с бриллиантами, сказала, что у нее назначена встреча, и попросила передать моим родителям, что любит их, и это слегка удивило меня. Джереми открыл ей дверь и проводил до лифта. Она уехала, не дождавшись нас, потому что я попросила дать мне время посетить дамскую комнату перед отправлением.
– Покажи ей, где это, Джереми, и запри за мной дверь, – сказала тетя Шейла, отмахнувшись от моего «спасибо за угощение».
– А куда она поехала? – спросила я, вернувшись из безупречно чистой ванной в бледно-розовых тонах.
– Раз в неделю она ездит в Дом ветеранов, чтобы проведать их, – сухо сказал Джереми. – По вторникам. По средам и пятницам она делает гимнастику и ходит по магазинам. По понедельникам у нее комитет по борьбе с противопехотными минами и комитет по борьбе за права женщин. Хиппи такой жизнью не живут, или я не прав?