Спасение Келли и Кайдена (ЛП) - Соренсен Джессика. Страница 39

Понятия не имею, зачем рассказываю ей. Я этого не планировал. Я планировал хранить это в тайне вечно, как и все остальное. Но она сидит тут, ждет меня, доверяет мне себя обнять, быть с ней рядом. Она ожидает правды, и я хочу открыть ей правду. Хочу отдать ей всё.

— Отец ударил меня ножом.

Вот так просто я разбиваю коробку внутри своего сердца на тысячи острых осколков.

Ее глаза расширяются, она перестает дышать. Келли явно готова снова заплакать, поэтому я обнимаю ее, крепче прижимаю к себе.

— Расслабься. Со мной уже все в порядке.

Ее кожа холодная как лед. Потираю ее руки ладонями в попытке согреть. Келли дрожит, не от холода, а от прикосновения. А может от шока после моего признания. Внезапно мне хочется забрать свои слова обратно, потому что я не должен был взваливать это на ее плечи.

— Прости. Мне не следовало тебе говорить.

Она высвобождает руки, сжатые между нашими телами, и кладет их мне на грудь. Немного от меня оттолкнувшись, смотрит мне в глаза.

— Следовало… Ты должен был сказать мне раньше.

Я качаю головой, прижимая ладонь к ее пояснице, чтобы она осталась рядом.

— Келли, тебе не нужно об этом знать… У тебя своих проблем достаточно.

Внезапно она выглядит рассержено, ее глаза вспыхивают, и я отклоняюсь назад, опасаясь, что она меня ударит.

— Кайден… Я не…

Келли не может подобрать слова. Она немного сдвигается, подгибая колени, кладет руки мне на плечи и отвечает, пристально глядя на меня, — Это моя вина.

Я пытаюсь возразить, но Келли закрывает мне рот ладонью.

— Ты не должен был бить Калеба… Я не должна была позволить тебе узнать о нем. Если бы ты не знал, то ничего бы не случилось. Мы бы остались у меня дома, в постели.

— Неправда, — говорю я, мои губы движутся против ее руки. — Хорошо, что ты мне рассказала. Он не имеет права расхаживать на свободе и жить в свое удовольствие, когда лишил нормальной жизни тебя.

Келли опускает руку себе на колени и вздыхает.

— То же самое делает твой отец. — Она раздраженно выдыхает. — Об этом хоть кто-нибудь знает?

Я качаю головой и пожимаю плечами.

— Моя мама, но она знала обо всем… о побоях… Ей все равно.

Взгляд Келли перемещается в сторону океана.

— Это неправильно, — бормочет она, затем оборачивается обратно ко мне. — Мы должны кому-нибудь рассказать.

Она начинает подниматься, но я сжимаю пальцами ее бок и удерживаю ее на месте.

— Келли, рассказывать другим бессмысленно… и тебе… тебе надо перестать беспокоиться обо мне. — Мое дыхание становится неровным. Черт. Это самые трудные слова, которые я когда-либо произносил. Но мне нужно сказать. Мне нужно, чтобы она поняла кто я в глубине души. — У меня проблемы. Серьезные. То, что я сказал за ужином… о том, что режу себя… Я сломлен. Я не знаю, смогу ли когда-либо перестать… перестать себя резать. Тебе надо держаться от меня подальше. Пожалуйста, уйди.

Она разглядывает мое лицо, отчего у меня внутри все переворачивается.

— Нет.

Я качаю головой.

— Келли, тебе не нужно…

— Нужно… — Она прикладывает ладонь к моему рту, и, сжав свои губы, продевает палец другой руки под один из моих резиновых браслетов. — Кайден, тебе кажется, что я слепо принимаю решение, но это не так. Думаю, я давно поняла, что ты… что ты себя режешь. Еще до того, как ты мне сказал.

Мое сердце сжимается, когда Келли убирает руку с моего рта.

— Как?

В уголках ее глаз скапливаются слезы.

— Той ночью, когда мы… когда ты и я… — Она шатко вздыхает. — Когда мы занялись сексом, я увидела порезы у тебя на руках, и подумала… У меня мелькнула мысль, что ты мог нанести некоторые из них сам.

— Почему ты ничего не сказала?

— Что я должна была сказать? "Ты себя режешь?". К тому же, я не хотела в это верить.

Мое сжавшееся сердце превращается в пустое место.

— Потому что это слишком для тебя?

Келли быстро качает головой.

— Нет, потому что я не хотела верить, что у тебя внутри скрыто столько боли… Я знаю, насколько должно быть больно, чтобы зайти так далеко… чтобы захотеть себе вредить.

В данный непостижимый момент я осознаю кое-что. Кто-то меня понимает. Келли меня понимает. Она знает, но не боится меня или того, что скрыто у меня внутри. И, хоть я сам не до конца все понимаю, я этого хочу – я хочу ее. Черт, как такое вообще возможно, что я годами ходил мимо, годами жил с ней в одном городе… учился в одной школе… но никогда ее не замечал? Как бы все сложилось, если бы я ее заметил?

— У меня слишком много проблем, — настаиваю я, желая, чтобы Келли поняла абсолютно все. — Я причиняю себе боль, позволяю другим причинять мне боль и никому об этом не говорю.

— Но ты должен. Тебе нужно рассказать кому-нибудь про отца. Даже если они думают, что ты сам наносишь себе травмы, люди должны узнать.

— Никто мне не поверит. Меня недавно арестовали за то, что избил Калеба, и на моем теле чертова уйма шрамов, которые я сам себе нанес. Никто не поймет.

— Ну и что, — отвечает Келли, впиваясь пальцами мне в плечи и прижимаясь ближе. — Мы заставим их понять.

Я замираю и смотрю на нее. Как кто-то вроде нее может существовать на самом деле? Это невозможно, но все же она сидит передо мной, красивая как никогда в бледном свете Луны.

— Келли, но что насчет тебя и Калеба? Ты никому не сказала про него. — Я чувствую себя последним мерзавцем после этих слов, но мне кажется, они должны быть озвучены.

— Я над этим работаю, — бормочет она дрожащим голосом. — Ты и я, мы во всем разберемся… Мы больше не позволим другим людям на нас влиять. — Кажется, Келли произносит речь скорее для себя, чем для меня, но это нормально. Я хочу, чтобы она кому-нибудь рассказала, и чтобы этот кусок дерьма потерял над ней власть.

Келли смотрит на меня, и я вижу, что она вот-вот заплачет. Я не хочу, чтобы она плакала. Я хочу, чтобы она была счастлива.

— Келли, скажи, что тебе нужно, — прошу я, убирая прядь волос ей за ухо.

— Мне нужно, чтобы мир перестал быть таким уродливым местом, наполненным болью. — Слезы проливаются из ее глаз. — Мне нужно проснуться и действительно поверить, что все будет хорошо, вместо того, чтобы просто на это надеяться. Я хочу стать одной из тех счастливчиков, у которых хорошая жизнь.

Я киваю, потому что хочу того же для нее.

— Ты можешь получить все это. Только скажи, что тебе нужно для счастья.

Келли смотрит мне в глаза; слезы стекают по ее щекам.

— Ты.

Я вздрагиваю, потому что она только что отдала всю себя человеку, который пуст и разрушен внутри. Не знаю, что делать. Не знаю, смогу ли дать ей то, чего она хочет. Я не понимаю привязанность или любовь. Я не понимаю, что делает жизни людей полными. Мои губы приоткрываются, только я понятия не имею, какие слова готовы с них сорваться, но мне не выдается шанса выяснить, потому что губы Келли припадают к моим, лишая меня возможности ответить.

Может, она знала, что могла получить не тот ответ, который рассчитывала услышать, а может просто хотела меня поцеловать. В любом случае, я отстраняюсь назад, обхватываю ладонями ее щеки и говорю, — Келли, я тебе не нужен. Поверь мне. Я ничего не смогу тебе дать.

Она лишь качает головой и вновь меня целует, сжимая мои плечи изо всех сил. На сей раз я не могу сдержаться. Келли дрожит у меня в руках, и я хочу, чтобы ей стало лучше, поэтому целую ее в ответ, поначалу медленно, но затем голод берет верх, и я начинаю целовать ее неистово, со всей страстью, заточенной внутри.

Мы падаем на песок. Она лежит на мне сверху, наши тела нераздельны, языки переплетаются. От ее теплоты мой мозг отключается, я забываю, где нахожусь. Есть только я и Келли, и в одно чертово мгновение я готов поклясться, что все будет хорошо. Что моя жизнь будет такой. Только она и я.

Навсегда.

И в течение какого-то момента данная мысль меня совершенно не пугает.

Келли

Я вижу, что пугаю его, поэтому начинаю идти на попятную, боясь отказа. Но затем замечаю кое-что во взгляде Кайдена, поселившееся в нем за годы избиений и Бог знает чего еще. Внезапно мне становится ясно. Он не может меня любить, потому что не понимает любовь. Ему понятна боль, разочарование, но не любовь. В этот момент я осознаю, что не могу сказать Кайдену о своих чувствах, однако могу показать.