Спасение Келли и Кайдена (ЛП) - Соренсен Джессика. Страница 52
Когда дымка наслаждения рассеивается, мне становится неловко за такой всплеск эмоций. Щеки заливаются румянцем; я знаю, Кайден это видит.
— Ты в курсе, что ты очаровательна, когда краснеешь? — спрашивает он, проводя пальцем по контуру моих влажных щек.
Я прикусываю губу.
— Извини, что так умоляла… и кричала.
Кайден качает головой, пряди его каштановых волос спадают на лоб.
— Не извиняйся, когда просишь меня о том, чего хочешь. Я дам тебе все, чего ты пожелаешь, Келли.
Все, чего пожелаю? Я хочу услышать, что он меня любит, но никогда не стану требовать этих слов от него. Поэтому, вместо разговоров, я делаю нечто совершенно для меня не характерное, чем шокирую нас обоих. Приподняв бедра, стягиваю свои пижамные штаны, потому что хочу почувствовать Кайдена внутри себя.
Он следит за моим малейшим движением с анималистическим блеском в глазах, которого я никогда не видела прежде. Уверена, каждый участок моей кожи пылает. Я снимаю трусики и ложусь рядом с Кайденом, который до сих пор полностью одет. Несмотря на румянец, это большой шаг для меня; сам факт подобного поступка говорит о том, что моя жизнь движется вперед. Он начинает водить пальцем по моей щеке, затем проводит линию по шее, после чего его теплые руки добираются до моей груди. Кайден не отводит от меня глаз все время, пока ласкает мой сосок. Мое дыхание сразу же учащается. Он переключается на другую грудь, после чего спускается ниже, прослеживая пальцами ребра, достигает изгиба талии. Мне щекотно, но в хорошем смысле. Жар между бедер становится практически невыносимым, приходится сжать ноги, чтобы сдержать ощущение.
Не прерывая зрительного контакта, держа меня за талию, Кайден переносит ногу через мои колени, заключая их между своих бедер. Свободной рукой тянется к вороту футболки и стягивает ее с себя. Теперь, когда обнажена не только я, мне становится лучше. Как только мои пальцы касаются точеных мышц его груди, руки Кайдена опускаются ниже по моему телу. Однако сейчас он не вводит палец внутрь, а поглаживает по внутренним поверхностям бедер.
Кайден продолжает смотреть мне в глаза, словно боится, что я запаникую, если он отвернется хоть на мгновение.
— Ты можешь сказать, если захочешь, чтобы я остановился. Ты же знаешь, да?
Я киваю.
— Знаю. Я тебе доверяю.
Улыбаясь, он ласкает меня большим пальцем, из-за чего мое тело начинает дрожать. Кайден продолжает поглаживать от бедра до колена, переключаясь с одной ноги на другую. Вверх и вниз, но так и не входит в меня, будто дразня. Это сводит с ума, до такой степени, что я, невзирая на смущение, не могу сдержать стонов мольбы и вздрагиваю каждый раз, когда он подбирается совсем близко, а потом опять отступает.
Наконец, Кайден убирает руку и смотрит, испепеляя взглядом, пока я пытаюсь отдышаться.
Не знаю, чего он от меня хочет, но больше не могу терпеть.
— Кайден, пожалуйста… пожалуйста, не останавливайся.
Очевидно, именно это ему было нужно, потому что его губы изгибаются в улыбке. Он расстегивает пуговицу на своих джинсах, не прекращая улыбаться, затем снимает их. Странно видеть его таким счастливым, но приятно. Раздевшись, Кайден возвращается на кровать, вновь накрывая мое тело своим.
Изучает мое лицо целую вечность, словно запоминая.
— Что? — спрашиваю застенчиво.
Он качает головой, по-прежнему разглядывая меня. Я беспокоюсь, что сейчас он опять начнет повторять, какая я красивая и замечательная, только уголки его губ приподнимаются.
— Просто думаю, что никогда бы не оказался здесь, если бы не ты.
Я поднимаю руку и провожу пальцем по линии его челюсти.
— Неправда. На самом деле я ничего особенного не сделала.
Кайден поворачивает голову, целуя мою ладонь.
— Сделала, — шепчет против моей кожи. — Ты спасала меня столько раз. Не только от избиения, или когда вызвала скорую, а потому что показала – тебе не безразлично. — Он пожимает плечами и отнимает рот от моей руки, явно смутившись. — Ты показала мне, что я достоин заботы. — Кайден хмурит брови. — Но я хочу, чтобы ты знала – ты не обязана оставаться. У меня до сих пор осталась куча заморочек, с которыми мне еще предстоит справиться, к тому же, у тебя собственных проблем хватает. Не хочу взваливать на тебя еще и свои.
Я говорю первое, что приходит мне на ум.
— Кайден, я люблю тебя. — После чего прижимаю два пальца к его губам, чтобы он понял – ему не обязательно произносить эти слова в ответ. Дрожь в моем сердце соответствует моей дрожащей руке, когда я убираю ее ото рта Кайдена.
Его дыхание замирает, в глазах скапливаются слезы. Я тоже едва не плачу. Поразительно, как одно предложение – три простых слова, десять букв – способно обладать такой невероятной силой. В подобные моменты даже наше дыхание будоражит горе, агонию и счастье, которые мы оба похоронили глубоко в сердцах, под колоссальной болью.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я думаю, может, той ночью у гостевого домика нас свело не простое совпадение. Может, меня туда привела судьба, чтобы я смогла спасти его, а он смог спасти меня. Чтобы в итоге мы оказались здесь, довольные, свободные, счастливые тому, что оба живы.
Кайден целует меня, я чувствую, как его слезы скатываются мне на щеки, смешиваясь с моими собственными слезами. Я раздвигаю ноги; не прерывая поцелуй, он входит в меня, медленно, в идеальном ритме. Запускаю пальцы в его мягкие, влажные волосы, потом касаюсь щек, чувствуя щетину, рельеф челюсти. Руки Кайдена также исследуют мое тело, дотрагиваясь до каждой частички; его ладони кажутся более грубыми по сравнению с моей кожей, но я наслаждаюсь каждым мгновением.
Запустив руку под колено, он приподнимает мою ногу, слегка склоняется, двигаясь во мне. Я возношусь все выше, быстрее, изо всех сил держась за его плечи. Кайден целует меня с такой страстью, с какой еще никогда не целовал. Прикусывает губы, покрывает поцелуями шею, сжимает грудь, до тех пор, пока меня изнутри не поглощает яростное пламя. Вскрикнув, я выгибаюсь ему навстречу, запрокидываю голову назад. Глубоко вздохнув, жду, когда он ко мне присоединится, после чего закрываю глаза, растворяясь в этом мгновении, отпуская свой второй крупнейший страх и готовясь встретиться лицом к лицу с первым.
Кайден
Выйдя из нее, я переворачиваюсь на спину, чувствуя, как в моей броне появляется все больше трещин. Как бы безумно ни звучало, я каким-то образом вновь становлюсь целым – или становлюсь целым впервые в жизни. Мне хочется жить дальше, взять себя в руки и помочь исцелиться Келли. Решив сделать первый крошечный шаг в этом направлении, поднимаюсь с постели. Она наблюдает, как я иду в другой конец комнаты, совершенно голый; ее щеки заливаются краской, вызывая у меня улыбку.
— Что ты делаешь? — спрашивает Келли, потом садится на кровати, прикрывая свое тело простыней.
Я расстегиваю сумку, которую бросил на пол у двери, роюсь в одежде, пока не нахожу то, что искал. Холодный металл давит мне на ладонь, когда я возвращаюсь к ней и ложусь рядом.
— Что у тебя в руке? — интересуется она, протягивая руку к моим пальцам.
Позволяю ей их разжать, затем наблюдаю за сменой выражения ее лица, после того как Келли видит кулон.
— Я нашел его, когда мы с Люком бродили по Сан-Диего. Он напомнил мне о тебе, — поясняю.
Она смотрит на меня из-под ресниц, закусив нижнюю губу.
— Почему?
Я поворачиваю кисть; цепочка свешивается с моих пальцев, на ней раскачивается кулон в виде четырехлистного клевера, сделанный из блестящего металла.
— Потому что ты принесла мне лишь удачу, Келли Лоуренс.
Келли тут же хмурится. Она притягивает колени к груди, обхватывает их руками.
— Я принесла тебе одни неприятности. Ты едва не погиб из-за меня.
Я качаю головой, после чего сажусь позади нее, откинув ее волосы на одно плечо.
— Каждая секунда, проведенная с тобой того стоила. К тому же, я в любом случае долго не протянул бы. — В шоке от услышанного, Келли пытается обернуться, но я обнимаю ее за плечи, не позволяя этого сделать. Ей лучше не смотреть на меня, пока я говорю. — До тебя существовала только боль, пустота; мне было все равно, жив я или мертв. Я просто существовал, держался на плаву, не утопая, но и не имея возможности дышать. А потом появилась ты, и я смог наконец-то вздохнуть. Без тебя я, скорее всего, продолжал бы наносить порезы до тех пор, пока однажды себя не прикончил.