Ups Downs (СИ) - "Северная Изольда". Страница 30

— Мне ни черта от тебя не надо. — Получилось не слишком грубо, нет так, как я планировала. Наверное, я до сих пор была слишком шокирована происходящим.

— Твое… высказывание… лишено логики, маленькая женщина. — Продолжал бормотать Блэквуд. — Потому что ты теперь полностью от меня зависишь. Понимаешь?

— Психов обычно довольно трудно понять, Блэквуд.

Он опять посмотрел исподлобья, я же задержалась взглядом на порезе на правой стороне его щеки, который чуть затянулся. А еще по рассеченной брови, а эта ранка была свежей. Кровь запеклась и, кажется, мужчину не волновало, что у него теперь появился новый шрам на лице. Хотя его бы это украсило… Тьфу! О чем я думаю?!

— У тебя был питомец, эйки? — Неожиданный вопрос от него.

Я вспомнила свою кошечку, которая была мне подарена на десять лет родителями. Сколько я тогда слез пролила, умоляя их о домашнем животном. И вот я получила в подарок кошку. Правда… Пика умерла уже через пару лет от чумки.

— Не вижу связи.

— Ты плохо смотришь. — Проговорил Блэквуд, начиная кидать на тарелку виноград. Отрывать ягоду от веточки и укладывать рядом с почищенными фруктами. — Посмотри. Ты… принадлежишь мне. Я, следовательно, должен смотреть за тобой. Ты должна выжить до назначенного дня, следовательно, мне нужно позаботиться об этом. Разве люди не так следят за своими питомцами?

— Ты псих. Конченый. — Не грубо, скорее как констатация факта. — Я не принадлежу тебе, Блэквуд. Это твоя самая жестокая ошибка.

— По всем законам природы ты принадлежишь мне, Шерри-детка.

Меня сейчас стошнит от слащавости этого его «детка».

— А по законам США — нет. И тебя бы упекли за решетку лет на… десять точно.

— Законы США, эйки, даже не нужно ставить рядом с законами природы. Не оскорбляй нашу великую мать. Вы люди — прах, пыль… ваши законы еще ниже и ничтожнее. А теперь скажи мне, что может быть ничтожнее пыли?

— На ум приходишь только ты со своим… — другому бы я сказала «членом». Но не Блэквуду. Он бы не понял. Точнее понял бы неправильно. — Законом!

Он как-то непонятно на меня посмотрел, скривив губы в ухмылке.

— Мой Закон велик, эйки. Он и твой закон. Вы все ему подчиняетесь. А теперь молчи. Не говори ничего. — Он придвинулся ближе, беря в руки дольку мандарина. По виду фрукт был невероятно сочным и сладким. Рот наполнился слюной, я уже представляла, как лакомство оказывается у меня во рту…

— Иди ты к черту, я не буду есть с рук. Ты ведь не такой идиот, чтобы думать, что я… — Чтоб тебя!

Но когда долька попала в рот, я уже забила на мужчину.

Это было райской едой, воистину. После дня на одном воздухе этот мандарин был просто пищей богов.

Я хотела еще, но… это означало покорится ему. И я не знала, что я хочу больше — есть или же еще поскандалить с Блэквудом.

— Отвяжи мо… — Он издевается!

Но, ладно, я спущу ему это с рук.

— Тише. Я же сказал, эйки. Ничего не говори.

— Да пошел…

А мне начинало уже это нравиться. А это яблоко… из Эдема, воистину.

— Я хочу ананас. — Само вырвалось. Ну просто… тело мое — мой предатель. — Я… целую вечность не ела ананас. — Пробормотала я, сделав еще хуже. — Он… вкусный… ананас… я…

— Ты получишь ананас. Но завтра. А теперь молчи, ладно? Я чертовски устал. — Выдохнул мужчина, протягивая ко мне тонко нарезанное яблоко.

Странное дело, возможно из-за усталости, но никак не из-за покорности, я молча ела предложенную пищу. Мне нужны силы, решила я, а значит отказываться от еды — глупо. Тем более я не была тем, кто легко переносит голодовку.

Блэквуд был напряжен и осторожен, что говорило лишь о том, что он никогда в прошлом не делал ничего даже отдаленно похожего. Похоже он действительно считал меня своим питомцем. Вот… с рук кормил, сукин сын.

Наверное, потому я в итоге не удержалась и хорошенькое его укусила. Мужчина отдернул руку, а я уже приготовилась к удару, который обожжет щеку. На самом деле я знала, что для мужчины ударить женщину — раз плюнуть. В конце концов, даже в высшем свете, где все выглядит волшебно и идеально, это происходит зачастую. Просто не у всех на виду… для людей состоятельных и денежных оскорбление — удар по гордости. Такие люди не переносят оскорблений даже хуже простых смертных. Я знаю это по собственному печальному обществу. Ладно еще получить оплеуху от матери… Хотя к чему я это. Не хотелось мне вспоминать еще и об этом… прошлое всегда приносило лишь боль. Я бы, наверное, хотела все это забыть, если б могла…

В общем-то, сейчас, в данную секунду, я ждала его удара.

— Ты кусаешь руку, которая кормит тебя, эйки. — Пробормотал мужчина, поднося добротно укушенный палец к своим губам. — Даже животные не делают этого…

— Подарил бы своему Владыке… овцу! — Рявкнула я. Мои силы ко мне начали постепенно возвращаться. — Или ему бы мешала… шерсть в зубах?

Он просто должен был меня ударить после такого. Я оскорбляю его повелителя. Его гордость и честь. А он?

— Да, эйки. У меня был такой выбор. И я выбрал тебя, потому что ты пахла лучше.

Я зашипела.

— А ты шутник, Блэквуд!

— Так же как и ты, эйки, так же как и ты. — Он ушел с кровати со слабой улыбкой уставшего ото всего человека.

Я улыбалась так же после тяжелой работы или учебы. Иногда, идя по людной улице, измученный, уставший ото всего и всех, не радующийся даже свету солнца, ты вспоминаешь что-то… приятное. Мелкое, но приятное… и это заставляет тебя так слабо улыбаться. Чуть грустно, но все же искренне.

Тоже было и с Блэквудом. И мне даже интересно стало, что же заставляет его так выглядеть.

Глава 12

Блэквуд под действием алкоголя — еще то зрелище, кроме шуток. Вообще, я так поняла, что в мире есть три вещи, на которые можно смотреть не отрываясь: на воду, на огонь и на выпившего Блэквуда. Это завораживает, удивляет и настораживает.

Он вел себя… странно, откровенно говоря.

Я видела многих людей, которые проходили испытание выпивкой и каждый проходил его по-разному. Для кого-то это было способом развлечься, для иных — толчком к смелому, даже временами отчаянному поступку, эдаким эликсиром храбрости. Для третьих — хороший виски был тем самым маслом, которое они подливали в очаг своей ненависти и злости.

Вот на меня, к примеру, алкоголь в любых дозах действовал как на ледяную стену пламя. Все мои уверенность и стойкость таяли, давая моим самым слабым и бесспорно худшим качествам полную свободу действий. Слезы, обычно, стояли в самом начале этой очереди. То есть, если человек хотел расстроить или разжалобить меня до слез, ему просто нужно было уговорить меня выпить.

А к чему я это..? Ах да!

Блэквуд… этот мужчина, который очевидно немного перебрал со своим солодовым скотчем, вел себя как ни один немного перебравший, видимый мною ранее.

Он был спокоен, как море во время штиля. И так же безучастен ко всему и отрешен, как языческое божество. В его глазах не было ничего кроме тихой печали и странной тоски. Ни ярости, ни злости, ни ненормально веселья, ни сумасшествия и одержимости… ничего из того, что обычно переполняло его. Не было той крайней степени напряженности и сосредоточенности.

Он был как дикое животное с хорошей дозой транквилизатора в крови. И, кажется, он ничуть не был против этого.

И мне казалось, что оскорби я его родину, семью, честь, правителя, и он спустит мне это с рук, не поведя при этом даже бровью. Он выглядел с этой своей непонятной слабой улыбкой как уставший от всего… человек.

Наверное, эта его маскировка под человека меня и напрягала.

Это великодушное кормление меня с рук. Или то, что он так легко простил причинение ему боли или оскорбление его власти. Обычно, собственная персона и вера — самые больные темы, поношение которых всенепременно карается. А он?

Конечно, для себя я решила, что он просто не хочет портить лицо своему… Дару.

(Не привыкла я отзываться о себе, как о вещи).

Блэквуд ходил по своему дуплексу, кажется, совершенно бесцельно. Просто слонялся, а я замечала его фигуру, маячащую на нижних этажах, только если натяну до предела свои цепи и наклонюсь, выглядывая за дверной проем. Никаких звуков шагов, опять же.