Житие мое - Сыромятникова Ирина Владимировна "tinatoga". Страница 5

– Здравствуй, ма!

Из тумана выступила женщина в темном вязаном жакете, я узнал бы ее всегда и везде. Она привстала на цыпочки и чмокнула меня в щечку:

– Здравствуй, Томми! Как добрался?

– Отлично!

– Здравствуй, Томас. Дети готовятся к твоему приезду третий день – вся округа уже знает, что их брат возвращается. Так что не удивляйся.

Прежде чем повернуться к говорившему, я сделал глубокий вдох, приводя себя в то состояние, которое обычно использовал для общения с клиентами: отстраненная доброжелательность, почтительность без фамильярности. Уверен, сейчас это дается мне лучше, чем три года назад. Рядом с матерью, улыбаясь, стоял он – один из трех проживающих в Краухарде белых магов. Мой отчим.

– Привет!

– Поедемте, поедемте, – заторопилась мать и увлекла меня к повозке.

Я поймал себя на том, что, рисуя эту встречу, моя память хитроумным кульбитом выкидывала из нее человека, с которым я был знаком больше десяти лет. То есть ни единой мысли о нем у меня не возникало. Наверное, вот так вот мозг не в состоянии увидеть то, что не понимает. Отчим полез на козлы, мать села со мной, а я, улыбаясь, все еще пытался добиться ощущения узнавания.

Черные и белые никогда не сходятся в одну семью, это два разных народа, разные вселенные. Из общих интересов у нас была только еда, даже спали мы по-разному. Про воспитание я даже не заикаюсь: отчим спорить со мной не мог вообще, а чтобы наказать – об этом и речи быть не могло. С момента нашей первой встречи (мне было восемь, а ему – тридцать два) он был для меня Джо, а я для него Томасом (сначала даже мистером Томасом), причем я всегда считал себя старшим. И дело не в магической метафизике – черный талант во мне тогда еще спал, а его белый никогда не был слишком сильным. Склад характера, мироощущение, сама личность – все разнится, как день и ночь.

Он любил сидеть у огня и читать книги – я появлялся дома, только чтобы поесть. Он холил и лелеял клумбы с экзотическими сортами маргариток – я ремонтировал в сарае газонокосилку. Он привел в наш дом добродушную мохноногую лошадку, которая с удовольствием возила всю семью на рынок и в гости по выходным. Я на первые деньги купил отчаянно тарахтящий и воняющий спиртом мопед, который при любой свободной минутке выкатывал на дорожку перед домом и чистил, регулировал, перебирал. Так мы и пилили друг другу нервы долгие шесть лет после замужества матери. Только теперь, отучившись в Редстонском университете три года, я понимаю, в каком кошмаре он жил. Должно быть, день, когда я получил приглашение от фонда Роланда, был самым счастливым днем в его жизни.

– Ну как дела дома? – Я старался быть вежливым.

– Хорошо. – Мать замялась, я терпеливо ждал продолжения. – Томас, нам надо серьезно поговорить.

Когда она называет меня полным именем, это действительно серьезно.

– Да?

– У Лючика проявился талант. – Она глубоко вздохнула. – Белый.

– Поздравляю!

А что я еще мог сказать? Юный белый маг – он словно обнаженный нерв, полностью раскрыт вовне. Одно неверное слово, резкий взгляд – и малышу обеспечено душевное расстройство. Потом он станет старше, сильнее, но сейчас… И тут к нему в гости приезжает братец – черный.

– Ты понимаешь… – смущаясь, начала мать.

Теперь, после трех лет в Редстоне, я действительно понимал.

– Я буду осторожен! – искренне пообещал я.

Я – буду, а остальные? Нет места более неподходящего для маленького белого, чем Краухард.

– А каково ему будет жить в наших местах?

По-хорошему, им надо было отсюда переехать, и уже давно. Мать пожала плечами:

– Мы стараемся обеспечить условия, но с нашими доходами нельзя на многое рассчитывать.

– Неужели отец ничего не оставил? Ни за что ни поверю, что черный маг не умел заработать на жизнь!

– Ты, наверное, не помнишь, при нем мы так не жили. Сбережения были, но когда твой отец так внезапно… умер, мне не удалось найти, куда он их вложил.

Глупейшая ситуация.

– Раньше у нас была государственная пенсия, но, когда тебе исполнилось восемнадцать, ее перестали начислять.

И семье из четырех человек осталось только жалованье школьного учителя.

– Тебе надо было сказать мне, я бы выслал вам денег!

Она улыбнулась:

– Какие могут быть деньги у студента?

Действительно, какие у меня могут быть деньги? Ох, деньги…

– Я бы что-нибудь придумал! – упрямо возразил я.

– Не говори глупости, тебе нужно учиться. Ты очень талантлив! Отец гордился бы тобой.

Хитроумный план по увеличению моего содержания накрылся медным тазом. Пожалуй, теперь у меня вообще не хватит духу брать у нее деньги. Это был удар… Но если я и перенял что-то у белых, так это умение относиться к неудачам философски. Очень важное качество! Что ж, буду просто отдыхать.

Лошадка звонко цокала по камням, старенькая бричка скрипела рессорами. Туман бледнел, открывая взгляду замшелые гранитные валуны, кривые елки и заросли стелющегося кустарника. Было лето, цвели вьюнки. Повозка миновала расселину, и перед нами раскинулась долина, довольно широкая для Краухарда. На пологом южном склоне зеленели сады, паслась на выгонах скотина, весело блестели окнами домики с крышами из бурого сланца. Еще полчаса – и я дома!

Встреча была шумной. Подросший Лючик, даром что белый, орал и прыгал за четверых, его сестричка помнила меня хуже и смущалась. Но в целом практически ничего не изменилось. Все тот же сельский дом с аккуратным палисадником, где росли результаты попыток отчима разводить розы в климате, подходящем разве что для полыни, нахальные куры во дворе.

И тут в поле моего зрения попали такие маленькие, раскрашенные в веселые цвета ящики, расставленные в саду.

– Что это? – с внутренним содроганием спросил я, заранее зная ответ.

– Ну, понимаешь… пока тебя не было, я подумал…

– Пчелы, – констатировал я внезапно севшим голосом.

Если и были на свете существа, которых я не переносил на дух, так это мерзкие, жужжащие, кусающиеся насекомые. Да, это будет очень веселое лето.

Мама накрыла стол на открытой веранде. Я имею в виду, открытой для всех, действительно для всех. Помимо ожидаемых гостей на запах сдобной булки и печеных яблок слетелись гости нежеланные. Радость возвращения была испорчена, я уже не говорю про аппетит.

Пчелы отнеслись ко мне с подозрением. Маленькие авиаторы с задумчивым жужжанием летали вокруг меня, норовя попасть в лицо.

– Не бойся! – уговаривал Лючик.

Белый маг утешал меня, инициированного (!) черного. Да если я хоть на минуту расслаблюсь… Даже думать о таком нельзя! Укрощать свой Источник я еще не умею, второй раз у меня может получиться хуже, чем в первый. Лекция женщины-полицейского оживала в памяти с удивительной ясностью, особенно те фотографии с ошметками. Надо держать себя в руках, я не могу причинить вред людям, которых, пусть белых, пусть дурных, люблю. Но это легче сказать, чем сделать.

Достаточно было провести здесь полдня, чтобы понять: ночь, когда что-то зажужжит у меня над головой, станет последней для всех обитателей дома. И это не шутка. Нужно срочно посоветоваться с черным магом, к счастью, найти такого в Краухарде достаточно легко.

– Ма, я сбегаю к дяде Гордону, скажу привет. Он еще не съехал?

– Куда он денется, старый зануда! – фыркнула мама. – Беги-беги. Он к нам уже заходил, интересовался, но пчелы его отпугнули.

Бедный дядя Гордон.

Мое желание навестить старика ни у кого удивления не вызвало – он был мне ближе отчима, фактически вторым отцом. Для воспитания черного нужен другой черный – это аксиома, даже простые люди не всегда справляются с задачей, не говоря уже про белых. Это как раз тот случай, когда нужно иметь твердость выдрать ребенка как сидорову козу за кажущиеся невинными шалости, пока они не превратились в серьезную патологию. И не надо мне про хрупкую детскую психику, я знаю, о чем говорю! В какой-то момент уже начинаешь понимать, что поступил неправильно, но сил справиться с черной натурой еще нет. Получив по заднице, даешь себе зарок: больше ни-ни! – и иногда даже держишь слово.