Крещендо (СИ) - "Старки". Страница 9

— Убери свои руки, ублюдок… — тихо и совсем негрозно говорю я, продолжая висеть на нём. Сил на борьбу нет.

— Я ещё не подобрел, и за «ублюдка» можешь схлопотать, — угрожает мне Май. — И, вообще, я весь в пятнах, как гепард! Ты не боишься меня, что ли?

— Боюсь, — сознаюсь я.

— Что-то не видно этого! Короче, ты тоже сейчас в пятнах будешь. Только цвета другого!

— Меня нельзя по лицу бить, я через неделю на отчётном выступать должен, — скулю я, вспоминая слова специалиста.

— Я приду на тебя посмотреть!

На этом моменте Май прислоняет меня спиной к стене, вбирает правой рукой волосы на затылке и приближается ртом к шее. Он вампир? Нет, он ублюдок! Втягивает, кусает мою кожицу на шее, в простонародье это засосом называется! Блин, останутся синяки! Гад! И не вырваться, впечатан им в стенку, руками упёрся в его плечи, да разве я смогу пересилить? Да и страшно, расцарапаю его, так он вообще меня убьет! Ублюдок ставит один засос, второй, третий, четвёртый, каждый раз присасывается надолго, урчит от удовольствия, извращенец! А я могу только лепетать:

— Что ты делаешь? Я больше не буду! Прекрати, пожалуйста! Я лучше постираю тебе штаны, я умею! Не надо! Я обещаю, что приду на репетицию! Сыграю хоть «Мурку»! Май, ну не надо! Прости меня, мне нельзя, у меня концерт! Ты - чёртов ублюдок, как я тебя ненавижу! — за последнее получаю ещё одну отметину.

Он отрывается от меня, облизывает губы, сглатывает, с удовлетворением рассматривает мою измученную шею, потом внимательно исследует лицо:

— Не могу удержаться! — с восторгом сообщает мне. — Может, и заживет до концерта. А если нет, замажешь!

И ставит засос по центру лба:

— А во лбу звезда горит! — цитирует Пушкина ублюдок и тут же ставит засос в щеку, рядом с губой. И мне становится всё равно: и его волнительная близость, его жар, его левая рука, которая, видимо, бессознательно шарит по моему боку, спине и заднице, его жестокие губы и те знаки, какими он меня пометил. Я сосредотачиваюсь на одном: не зареветь. Стискиваю зубы и сжимаю веки. Не буду реветь! Не дождётся! Ублюдок напоследок опять выдыхает в меня:

— Не могу сдержаться! Хочу!

И заглатывает губы, мучает, жует. Агрессивно, жадно, по-хозяйски. Там тоже будут синяки? Я не впускаю его язык, стараюсь вывернуть голову, мычу ему в губы:

— Ублюдок, ненавижу, не приду, отомщу… — но я думаю, что вместо этих слов он слышит лишь возмущенное «ммеммаммимму». И он даже что-то отвечает мне, гудит в меня : «Ммммом. Мммому мымонном». Сомневаюсь, что это «извини».

Когда у него закончился воздух, оторвался от меня и с восторгом и упоением оглядел мое лицо!

— Класс! Вот теперь я отомщен! И ещё… Стой, не рыпайся!

Он лезет куда-то во внутренний карман, под толстовку, достает оттуда маленькую шариковую ручку. Рукавом стирает свои слюни с моего лба, левой рукой прижимает меня за шею. И ручкой что-то старательно пишет на лбу. Потом освобождает от себя и подталкивает к зеркалу. «Здесь был я!» - с ужасом читаю я буковки на красном лбу, вижу пунцовые пятна засосов, всклокоченные волосы, опухшие губы, дрожание влаги в моих глазах. Ублюдок становится за мной и придерживает меня за плечи, с гордостью взирает на результаты своего «творчества» в зеркало.

— Хорош! Не понимаю, как я раньше тебя не замечал? — искренне и почти влюбленно заявляет Май.

— Не понимаю, как я умудрился перейти дорогу такому ублюдку, как ты? — отвечаю я почти без слезы в голосе, получаю нежный подзатыльник, видимо, мучитель насытился издевательствами.

— Ну, а теперь на уроки! Учиться, учиться и ещё раз учиться! Жаль, что мы в разных классах! Пойдём, ещё двадцать минут до конца урока.

Я вырываюсь из его рук и молча иду вон. Во-первых, нужно шмотки свои собрать по школе. Во-вторых, ни на какие уроки я идти не собираюсь, позорище! Пойду домой. Тетя Анечка что-нибудь придумает, как-нибудь залечит! Есть и в-третьих, не могу больше видеть того придурка, а то, что он ещё не отцепился от меня на сегодня - это факт.

Иду по школе, мысли вразбег, и ярость, и обида, и стыд, и возбуждение какое-то во мне. Всё перемешалось, как бы ещё никого не встретить из тех, кто может спросить, что это со мной? Ублюдок весело идет за мной, в собирании вещей не участвует. Когда же я благополучно дошёл до входной-выходной двери с курткой в охапку, он подскочил ко мне и схватил за руку:

— Куда?

— Домой! Меня только что перевели на домашнее обучение, чтобы не встречался с некоторыми … хорошими людьми.

— Ты идёшь в класс! Более того, если я увижу, что ты стёр надпись, изувечу твои пальчики! Понял? — и не дожидаясь ответа, ибо у меня отнялся голосовой аппарат от предвкушения позора, Май потащил меня мимо гардероба, где закинул мою куртку в угол, и дальше в кабинет математики. Он даже расписание моё посмотрел! Ублюдок постучал, открыл дверь, втолкнул меня в кабинет и выкрикнул:

— Не ругайте парня, он у директора был!

Нина Андреевна сначала начала причитать:

— Что это за наглость! Я тебя, Ли, намечала сегодня спросить, а ты где-то шляешься, о чём ты думаешь? О ЕГЭ надо думать…

Но потом учительница уловила, что, во-первых, класс шокировано молчит, во-вторых, я трусь у двери, низко опустив голову. Нина Андреевна подошла ко мне, подняла мою голову, прищурившись сквозь очки, прочитала лобовое извещение и вдруг меня обняла. Мне захотелось плакать еще сильнее.

— Ступай в лаборантскую, там есть жидкое мыло, сотри…

— Мне нельзя, — шепчу я.

— Льзя! — решительно заявляет Нина Андреевна.

— Он мне пальцы сломает!

— А ты ему жизнь! Следующий урок сидишь на алгебре, на перемене в лаборантской, а потом иди домой - под мою ответственность. Подонков слушаться нельзя!

Я даже улыбнулся от такого её настроя и пошёл в лаборантскую. На третьем уроке, когда наши пошли на русский, а к Нине Андреевне пожаловал седьмой класс, я выскользнул из школы и на такси поехал домой.

Вскоре я получил смску: «Мышонок, ты и вправду смылся? Надеюсь, что температура не помешает тебе быть на репетиции! В 7!»

Через сорок минут ещё одна: «Быстро ответил мне! Тебе плохо?»

Через двадцать минут: «Мышь! Вызвать скорую?»

Ещё через пять минут: «Али, я не сержусь, что ты стёр надпись».

Ещё через три минуты: «Ты спишь, что ли? Проснёшься, позвони».

Ещё через две: «Только попробуй не позвони!»

Ещё через минуту: «Ты сам во всём виноват!»

Ещё: «в 77777777 вечера».

Ещё: «Вредная мышатина! Я ведь приеду!»

И ещё 12 смсок ! Идиот! Неужели он думает, что после того, что он устроил сегодня, я приду? «Подонков нельзя слушаться!» Пусть мне будет хуже! В начале седьмого иду на ужин к соседям и остаюсь у них ночевать. Дядя Илья выдает мне мазь от синяков, мне пришлось ему про сегодняшнюю экзекуцию рассказать. Сосед тоже Мая ублюдком окрестил. Как много хороших людей меня окружает!

Комментарий к 4.

========== 5. ==========

Тетя Анечка с утра ругала меня: к чему беспокоить чужих людей? Если мне страшно ночевать одному, то она может оставаться. Еле её переубедил. Это она еще не видела засосы на мне! Настина мама мне их замазывала своим кремом, так что я теперь красавец! Тюбик с этим кремом мне тоже дали с собой, обновлять грим. Хотя не знаю, что меня ждёт в школе? Может, новая порция засосов? Я думал полночи о том, что Май странный способ выбрал меня раскрасить. Мог бы зеленкой или масляной краской разрисовать. Слова матершинные написать на лбу. Нет, ему надо было ко мне присосаться! Это что-нибудь значит? И позавчера он принялся меня целовать, разве нет другого способа попросить? Одно из двух: либо это просто его обычные методы, он других не знает. Либо… он запал на меня? Про «влюбился» я не говорю даже, этот не умеет влюбляться! Просто возбуждается, ко мне прикасаясь, и он и не собирается себя сдерживать. Надеюсь, что первое, иначе не отстанет.

Переступал порог школы со страхом, озирался на кучку парней-одиннацатиклассников с Маем во главе, которые курили на улице чуть в стороне от крыльца. Ублюдок меня не заметил? Или не ждал, как вчера? Даже не посмотрел в мою сторону, не выкрикнул привычное «мышонок», не проверил наличие засосов, не схватил за шкирку, требуя ответить, почему не отэсэмэсил, почему не пришёл в студию? Неожиданно. Но воодушевляет!