Опасный выход - Рисова Лана. Страница 8

Внезапно в глазах у меня потемнело, а в голове раздался скрипучий, но тонкий голос:

— Не надо бояться старого Кёдльфёрля, дитя. Он не желает тебе зла.

Я резко обернулась — сзади никого не было. Покосившись по сторонам и не заметив в засаде среди камней притаившихся немецких шпионов, я с подозрением уставилась на старичка.

— Да, да! Именно этот старикашка с тобой и разговаривает, бестолочь!

Я подскочила от наглого голоса, снова раздавшегося у меня в голове. Зрение опять поплыло, поэтому мне спешно пришлось сесть на камень от навалившейся дурноты.

— Слушай меня внимательно, дитя. Этот способ общения тяжело дается нам обоим, поэтому вопросы, если они у тебя останутся, ты задашь после того, как я договорю.

Я согласно закивала, одновременно пытаясь избавиться от головокружения. Мне это удалось, только когда я замерла с закрытыми глазами, склонив голову набок, вцепившись обеими ладонями в острые края камня, на котором устроилась.

— Мы очень глубоко под землей…

Это уж я и так поняла.

— Не перебивай старших!

Молчу, молчу, согласилась я и поняла, что не произнесла ни звука.

— Поверь мне, девочка, мы очень далеко от других людей, и тебе отсюда не выбраться.

Я заскрипела зубами, сдерживая старающиеся вырваться слова и чувствуя почему-то всем своим существом, что голос в голове говорит только правду и при таком способе общения не может лгать.

— Но при должной подготовке, возможно, тебе это удастся. У меня очень давно не было учеников, и я не предполагал, что будут. Как видно, я ошибся. Предвосхищая часть вопросов, хочу показать тебе следующее.

И тут перед моими зажмуренными глазами начали проноситься картинки. Бесконечные толщи камня, длинные нескончаемые тоннели и проходы, подземные пропасти, проломы и провалы, и следом за ними — бурный подземный поток, оканчивающийся гигантским водопадом, низвергающимся из щели в стене пещеры под самым потолком. Я поняла, что это и есть тот единственный выход, по которому я попала сюда.

— И что же… я смогу выбраться, если стану вашей ученицей? — Я чувствовала, как утекает моя надежда вместе со слезами, капающими мне на колени.

— Не могу утверждать точно, многое зависит от тебя, но так у тебя будет больше шансов.

— Шансов! Да у меня нет никаких шансов! Если только вы не супертренер по скалолазанию и плаванию против потока в узких подземных пещерах!

— Тебе повезло. Я именно такой тренер и есть! — гордо проговорил голос, и я различила легкую иронию.

— Как же вы будете тренировать меня, если такой способ общения несколько… мм… затруднителен, а говорить вы не можете…

— А вот это действительно дельный вопрос! Для начала тебе придется научиться видеть льйини, хотя с этим, я уже убедился, проблем не будет, и выучиться говорить на льйина квэлли.

Язык глухонемых, что ли?

— Можно сказать и так. Но на самом деле это язык всех существ, разумных и не очень, живых и неживых. Язык природы.

О как! Ну что ж, это прекрасно. Всегда мечтала говорить на языке природы, не вступая при этом в Гринпис.

— Так ты согласна стать ученицей? — В голосе послышалось легкое нетерпение. — Нет, я не родственник бабки Аксиньи! — рявкнул он.

Нет так нет, а страх как похож.

— Да, мастер Йода, я согласна!

— Что ты сказала?!!

Похоже, он рассердился.

— Коленку поцарапала, говорю, йода бы сюда.

— Ты самая несносная из учеников, Лиссанайя, которые у меня только были! — воскликнул голос. — И это притом, что обучение еще не началось! Видно, перед уроками Языка придется выучить несколько уроков Послушания!

— Как вы назвали меня, господин Кёдль… что-то там, простите.

— Учитель. Либо МАСТЕР!

— Да, Мастер! Так…

— Несносная девчонка, как ты утомила меня! Таковы правила. Если ты принимаешь ученичество, то должна забыть свое прежнее имя — тебе дается новое.

— Да, мастер Кёдль! — Я смиренно сомкнула ладони на уровне груди. Немец, а имя дал какое-то японское! Видимо, система обучения такая… Плевать, хоть горшком назови, если это поможет выбраться отсюда. Паспорт, правда, менять придется…

Додумать я не успела, потому, что зрение внезапно прояснилось. Но моя радость недолго длилась. Встав, я покачнулась и грохнулась в обморок.

Очнувшись, увидела радугу перед глазами, а проморгавшись, поняла, что это не совсем радуга — это те самые разноцветные нити, тянущиеся от меня к старичку, который с важным видом склонился надо мной. Выражение его лица изменилось, и я заметила, что поменялся как порядок и цвет нитей, как и их изгиб.

И тут меня осенило! Так вот как выглядит язык льйина квэлли! Это язык этих светящихся линий! Мой учитель заметно усмехнулся и радостно закивал! Линии подхватили улыбку и понесли ее в мою сторону, окрасив нежно-розовым цветом.

Я села и улыбнулась в ответ. Пучок марганцовых нитей от меня рванул к деду Герасиму. Он удивленно заморгал. Я поняла! Это не так уж трудно, нужно понять краски и оттенки эмоций — вот и язык освоен. Радостный пунцовый клубок помчался к изумленному старичку. Он нахмурился — его линии окрасились в невообразимое множество цветов.

Я озадаченно замерла. А это, видимо, уже речь. Робко подняв глаза, заметила, что учитель одобрительно кивнул. Он читал мои льйини, как раскрытую книгу, тогда как в последнем его многоцветий я не поняла ничего. Ярко-желтый клубок льйини вырвался с моей стороны совершенно непроизвольно и совпал с голодным урчанием в желудке. Мои щеки налились румянцем, а дед ехидно захихикал. Последний пучок нитей звал меня за уже поднявшимся стариком в обратный путь в жилую пещеру, я подхватила высохшие вещи — это ж сколько мы болтали! — и поспешила за дедом.

Скрытый рычаг — и мы снова внутри знакомых комнат. Мастер дал понять, подкрепив жесты пучком нитей, чтобы я отнесла вещи и возвращалась в гостиную, как я про себя окрестила большущую пещеру с огнем. Черные ветки все еще горели, лишь чуть-чуть уменьшившись в размерах, — какое-то вечное топливо! Вернувшись, увидела, что на огне уже стоит котелок с водой. А мне Мастер протянул миску с кусками клубней и ступкой. Я принялась растирать корни, старательно следя за всеми льйини, исходящими от учителя. Их было очень много, и, как я поняла, это были не только слова и эмоции, но и некоторые мысли. Впрочем, о чтении мыслей я пока не помышляла, смогла вычленить из всего многоцветия только то, что учитель тоже очень голоден, хотя, возможно, и не так сильно, как я.

М-да, кто бы знал, что уроки цветоведения, по которому у меня, кстати, пятерка, не пройдут даром. Правда, цветовые таблицы, выкрашиваемые нами на занятиях, по многообразию не могли соперничать с количеством цветов и оттенков виденных мною линий. Но ключевым здесь является именно «видение» (с ударением на первый слог). Безусловно, основное, что преподавали юным художникам, кроме надобности тренировать руку, — это умение видеть, смотреть иначе, подмечать суть вещей, но раньше я не замечала за собой способности видеть какие-то цветные нитки. Видно, крепко приложилась головой, которая, кстати, стала совсем белой. Единственным плюсом было то, что волосы сохранили свою шелковистость, в отличие от обычно жестких, как проволока, седых. Но тут, скорее всего, сыграла свою роль наследственность — у бабушки были удивительной длины и красоты мягкие серебристые волосы. Мне всегда мечталось иметь такие же. Теперь вдобавок к белой матовой коже еще и волосы побелели, прямо альбиноска какая-то, хорошо хоть глаза не красные! А то можно в лабораторию подопытной мышью устраиваться.

Мы немного закрепили пройденное после сытной трапезы, и ко сну я отправлялась уже с некоторым словарным запасом.

Следующий день принес разочарование. Проснувшись в неплохом расположении духа и ни о чем не подозревая, я выползла на завтрак, состоящий из крепкого густого темно-коричневого напитка, чем-то похожего на какао с куском непонятно чего, по виду напоминающего резиновую губку, а по вкусу — макароны с сахаром. И тут я поняла, что Мастер очень внимательно следит за мной, а я не вижу никаких линий. Совсем ничего! Я потерла глаза, помотала головой — никакого результата.