Правила жестоких игр - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 34

Мужчина с неудовольствием оторвался от изучения каких-то бумаг, а, завидев меня, и вовсе кисло сморщился, констатировав, как самый печальный за весь сегодняшний день факт:

– Александра Антонова.

– Здрасте. – Я топталась на пороге и мяла лямки рюкзака. – Можно?

– Надолго? – Он снял очки и потер переносицу. – За три предложения уложишься? По латыни.

Я кивнула и выпалила, путая латинские и английские слова, отчего получилась неудобоваримая смесь:

– Я решила уйти с факультета и хочу забрать документы. Что мне нужно для этого сделать?

– Чего ты сказала? – Вытаращился преподаватель.

– Я поняла, что философия не мое. – Потерпев полное фиаско в объяснениях, повторила я уже по-русски.

– Так. – Он скривился и ткнул пальцем на стул напротив себя. – Садись.

Нерешительно я прошла и присела на краешек, примостив рюкзак на полу в ногах.

– Ты зачем сюда поступала? – Задал он очередной вопрос.

– Думала, что философия поможет мне разобраться в себе, но сейчас поняла – мне поможет только хороший психиатр. В моем доме как раз живут двое, поэтому…

– Ты поняла, это за четыре недели учебы? – Уточнил декан, отчего-то краснея. На его лысине блеснули капельки пота, и мужчина быстро обтер голову мятым носовым платком.

– Да. – Каялась я, как на исповеди. – Хуже всего логика. Никогда еще не встречала более алогичного предмета. К тому же нас еще не успели чему-то научить, а уже заставили сдать десяток контрольных. Ну, – пришлось признаться, – или не сдать.

– Так. – Глубокомысленно выдавил он и снова замолчал, поэтому пришлось продолжить, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу:

– Я знаю, что нужно написать заявление и получить справку. Я сама все сделаю в ректорате, просто будет нужна ваша виза, иначе документы не отдадут…

– Ты понимаешь, что, поступив сюда, ты заняла место того, кто действительно хотел изучать предмет? Ты сейчас уходишь, а тот замечательный студент оставил свою мечту и учится на какого-нибудь инженера, – в голосе декана прозвучало презрение. – Ты разрушила своими руками чьи-то устремления.

– Это все философия. – Усмехнулась я. – Я не намерена думать за других, и серьезно хочу уйти.

– Родители знают? – Тон поменялся из нравоучительного в деловой.

– Да.

– Что говорят?

– Это мои решения. Я достаточно взрослая, чтобы принимать их.

– Ты так считаешь?

– Я читала свою жизнь в диссертации родителей, на шестистах листах они проанализировали все мои поступки от младенчества до юности. Когда такое видишь, быстро взрослеешь.

– Я не поставлю тебе визу. – Спокойно заявил декан и довольно откинулся на скрипнувшую спинку кресла на колесиках.

– Как? – Вытаращилась я, открыв рот.

– Ты третий человек на моей памяти, кто лучше меня говорит по латыни.

Вспоминая Заккери Вестича, изучавшего старинный томик на мертвом языке всех докторов и философов, становилось понятно каких именно оставшихся двух студентов имеет ввиду декан.

– И в тебе философии больше, чем в любом из находящихся на твоем курсе студентов. – Продолжил он.

– Почему вы так решили?

– Ну, ты же веришь во второй шанс. – Усмехнулся мужчина, обратно нацепляя очки, и хитро глянув из-за стеклышек. – Я видел надпись у тебя на руке. Александра, дай себе время все обдумать, не руби с плеча. Если станет совсем не интересно, то заберешь документы после окончания первого семестра.

Тут я не нашлась, что ответить. Похоже, преподаватель, в отличие от меня, очень верил во второй шанс и продавливал его политику.

– Договорились? – Он изобразил на лице дипломатичную улыбку. – И постарайся опаздывать на первое занятее хотя бы на десять, а не на сорок минут.

– А? Хорошо. – Смутилась я, поднимаясь.

Аудиенция закончилась. Выйдя в коридор, наполненный людьми, я недоуменно повертела головой. Похоже, самым странным образом меня только что обхитрили. Новый институт, как и новый мир, наполненный страхом, угрозами и крайне опасными красивыми молодыми людьми, затянув в свои сети, не хотел меня отпускать.

Я быстро набрала на мобильном телефоне папин номер и нажала на кнопку лифта, вызывая его.

– Привет, Саша. – Резко ответил отец, похоже, расстроенный гораздо сильнее, чем показывал.

– Твоя взяла, я не ухожу из института.

– Ты испугалась, что станешь уборщицей?

– Нет. – Огрызнулась я. – Декан предложил попробовать еще раз. Не смогла устоять.

В этот момент разъехались двери лифта, и перед моим взором предстали и Филипп, и Заккери, теснившиеся в кабине с другими студентами. Красивое лицо блондина с забранными под ободок длинными волосами рассекали три яркие чуть воспалившиеся царапины. От ужаса у меня пропал голос, палец сам нажал на кнопку отключения вызова, но, даже входя в кабину, удалось сохранить непроницаемое выражение. Филипп потеснился, освобождая место и стараясь не соприкасаться с рукавом моей куртки. Я стояла, не шелохнувшись, словно каменная статуя, а сердце бешено колотилось, желая проломить и без того треснутые ребра. Рука сжимала в кармане круглый медальон с острыми кромками, впивавшимися в кожу.

Двери закрылись, будто захлопнулась крошечная газовая камера без кислорода. Краем глаза я увидела, что Филипп разглядывал носки своих ботинок, на лице от досады ходили желваки, и на высоких скулах появились алые пятна. Зато с другой стороны Заккери с легкой ухмылкой неразборчиво бормотал в трубочку мобильного телефона и нагло изучал меня, что стало неудобно.

– Отлично выглядишь. – Двусмысленно вымолвил блондин, когда лифт остановился на первом этаже.

Я бросила на него холодной взгляд и хмыкнула:

– О тебе такого же не могу сказать, – и тут же выскочила в холл, спасаясь праведным бегством, чтобы поскорее смешаться с толпой студентов.

– Саша, стой! – Услышав Филиппа, я так вздрогнула, что выронила собственный старенький телефон.

Несчастный аппарат, падавший до того много раз, разлетелся по грязному полу мелкими деталями, даже кнопочки выпали. Чертыхнувшись, я судорожно собирала части, пока чужие ноги не успели их растоптать. Батарейка отскочила особенно далеко, и ее подняла мужская рука с длинными пальцами. Я выпрямилась, стараясь не глядеть на Филиппа, и покраснела от волнения. Он возвышался надо мной на голову и подавлял, заставляя съежиться.

– Держи. – Протянул он аккумулятор.

– Спасибо. – Буркнула я, рассматривая пуговку на его светло-сером коротком пальто и, помолчав, так резко развернулась, пробуя улизнуть, что рыжая коса стеганула парня по лицу.

– Как ты? – Он схватил меня за локоть, заставляя оглянуться.

– Отлично.

И все-таки я бросила беглый взор в его отчаянно красивое лицо. Лучше бы мне не делать подобной глупости! Сердце обиженно сжалось, перекрывая даже страх внутри. Как Филипп мог?! Как он посмел проделать подобное со мной?!

– Или, может, ты спрашиваешь меня об этом? – Я вытащила из кармана медальон и зажала его, как монетку, между пальцев, продемонстрировав Филиппу. Его сводный брат стоял в нескольких шагах от нас и нарочито громко болтал с невидимым собеседником по мобильному. Заместив амулет, Заккери немедленно осекся и даже опустил телефон, напрочь позабыв про незаконченный разговор.

Я скривила губы в саркастической улыбке:

– Не думаю, что позапрошлым вечером получила такое же удовольствие, как вы. Это ведь твое, Зак?

Тот ловко поймал подброшенный медальон, сжимая его в ладони. На Филиппе не было лица, он так побледнел, что стал походить на призрак. В его в глазах читалось искреннее изумление.

– Ты не можешь помнить. – Пробормотал он, нахмурившись, и пристально всматривался в мои зрачки. Люди, находившиеся рядом, уже с интересом поглядывали на нас.

– А я ничего и не помню. Я не знаю, парни, что вы в действительности такое, и не понимаю правил ваших диких игр, а потому держитесь от меня подальше! Иначе я превращу вас в крыс.

Я быстро ретировалась, перепуганная до коликов, кажется, переведя дыхание только в полупустом по раннему часу вагоне метро.