5-я волна - Янси Рик. Страница 49
Я ошибся, решив, что Бен Пэриш умер в тот день, когда вышел из палаты выздоравливающих. Все это время я таскал его гниющий труп внутри себя. И вот теперь, когда я смотрю на одинокую фигуру человека, который зажег во мне этот огонь, останки Бена Пэриша превратились в прах и исчезли. Этот человек показал мне, где настоящее поле боя. Он опустошил меня, чтобы меня можно было наполнить. Он убил меня, чтобы я жил дальше. Я готов поклясться, что он сейчас смотрит на меня. Холодные как лед голубые глаза проникают мне в самую душу, и я догадываюсь, я знаю, о чем он сейчас думает.
«Мы одно целое. Мы братья, ты и я. Нас объединяют ненависть, коварство и дух мести».
VII. Рожден, чтобы убивать
53
«Ты спасла меня».
Ночь. Я лежу в его объятиях, у меня в ушах звучат эти слова, а я думаю: «Идиотка, идиотка, идиотка. Ты не можешь этого допустить. Не можешь, не можешь, не можешь».
Правило номер один: «Не доверяй никому». Из него следует правило номер два: «Единственный способ как можно дольше оставаться в живых – как можно дольше оставаться одной».
Я нарушила оба правила.
О, какие же они умные. Чем труднее выживать, тем сильнее желание прибиться к людям. И чем сильнее желание прибиться к людям, тем меньше шансов выжить.
Дело в том, что у меня был шанс, но в одиночку я не очень-то справилась с задачей. Прямо скажем, хреново справилась: если бы Эван меня не нашел, я бы умерла.
Его тело прижимается к моей спине, его рука бережно обхватывает мою талию, его дыхание приятно щекочет мне шею. В комнате очень холодно, было бы здорово забраться под одеяло, но мне не хочется шевелиться. Я не хочу, чтобы он отодвинулся от меня. Я пробегаю пальцами по его голой руке, вспоминаю его теплые губы и шелковистые волосы. Парень, который никогда не спит, заснул. В океане крови он нашел покой на берегу острова Кассиопея.
«У тебя есть твое обещание, а у меня есть ты».
Я не могу ему доверять. Я должна ему верить.
Я не могу с ним остаться. Я не могу его оставить.
Нельзя полагаться на удачу. Иные отучили меня верить в удачу.
Но можно ли довериться любви?
Не то чтобы я его люблю. Даже не знаю, что это за чувство. Помню, что меня заставлял чувствовать Бен Пэриш, это не описать словами, во всяком случае мне такие слова неизвестны.
– Уже поздно, – бормочет Эван. – Тебе лучше поспать.
«Откуда он знает, что я не сплю?»
– А ты?
Эван скатывается с кровати и шлепает к двери. Я сажусь, пульс у меня учащается, сама не понимаю почему.
– Куда ты?
– Пойду осмотрюсь. Я ненадолго.
После того как он уходит, я стягиваю с себя всю одежду и надеваю клетчатую рубашку Эвана. Вэл спала в ночнушке с оборками. Не мой стиль.
Я снова забираюсь в кровать и до подбородка натягиваю одеяло. Черт, холод собачий. Вслушиваюсь в тишину. Дом без Эвана, вот что я слышу. Снаружи проникают звуки природы – лай диких собак, волчий вой, пронзительные крики совы. Зима на дворе, а это время года разговаривает шепотом. Если доживу до весны, услышу симфонию дикой природы.
Жду Эвана. Проходит час. Второй.
Снова различаю предательский скрип за дверью и задерживаю дыхание. Обычно я слышу, когда он возвращается: сначала хлопает дверь в кухне, потом топают ботинки по лестнице. Сейчас я слышу только скрип под дверью.
Я беру с прикроватного столика «люгер». Пистолет всегда у меня под рукой.
Моя первая мысль: «Эван погиб. За дверью не Эван, там глушитель».
Соскальзываю с кровати и на цыпочках подхожу к двери. Прижимаюсь к ней ухом. Закрываю глаза, чтобы сосредоточиться. Крепко держу пистолет двумя руками. Просчитываю каждый следующий шаг. Все как он меня учил.
«Левая рука на ручку двери. Поворот ручки, два шага назад, поднять пистолет. Поворот, два шага назад, поднять пистолет…»
Снова скрип половиц.
Ладно, начали.
Распахиваю дверь, делаю всего один шаг назад – тоже мне, просчитала, – и вскидываю пистолет. Эван отскакивает от двери и ударяется спиной о стену. Он видит перед собой ствол и инстинктивно поднимает руки.
– Эй! – кричит Эван с вытаращенными глазами.
У него такой вид, будто он налетел на грабителя-наркомана.
– Какого черта ты делаешь? – Меня трясет от злости.
– Решил вернуться, проверить, как ты тут. Не могла бы ты опустить пистолет? Пожалуйста.
– Ты знаешь, что я не должна была открывать, – сердито ворчу я и опускаю пистолет. – Могла пристрелить тебя через дверь.
– В следующий раз обязательно постучу, – обещает Эван и дарит мне свою фирменную кривую улыбочку.
– Давай договоримся, как ты будешь стучать, когда тебе захочется меня напугать. Один раз – ты хочешь войти. Два – ты тормознул у двери, чтобы убедиться в том, что я сплю.
Эван переводит взгляд с моего лица на мою рубашку (которая вообще-то его рубашка), потом на мои голые ноги, задерживает дыхание и снова смотрит мне в лицо. У него теплый взгляд. А ноги у меня заледенели.
Он один раз стучит по косяку, но пропуском служит его улыбка.
Эван присаживается на кровать. Я стараюсь игнорировать тот факт, что на мне его рубашка и у рубашки его запах, а он сидит всего в одном футе от меня, и от его запаха у меня напрягается пресс, а под ложечкой начинает тлеть уголек.
Я хочу, чтобы он снова ко мне прикоснулся, хочу почувствовать кожей его мягкие, как облака, руки. Но боюсь, что, если он прикоснется, я взорвусь, и миллиарды атомов, из которых состоит мое тело, разлетятся по всей Вселенной.
– Он жив? – шепотом спрашивает Эван.
И снова в его глазах неизбывная печаль. Что за этим стоит? Почему он думает о Сэме?
Я пожимаю плечами. Откуда мне знать?
– Когда умерла Лорэн, я знал. То есть узнал, когда ее не стало.
Эван пощипывает одеяло, пробегает пальцами по стежкам, обводит по краю лоскутки, как будто прокладывает маршрут на карте сокровищ.
– Я почувствовал это. Тогда остались только я и Вэл. Вэл сильно болела, я понимал, что ей недолго осталось. Знал, когда это случится, с точностью до часа. Я прошел через это шесть раз.
Прежде чем продолжить, Эван целую минуту собирается с духом. Что-то не дает ему покоя. Его взгляд бегает по комнате, он словно хочет найти что-то, что отвлечет его, или, наоборот, хочет зацепиться за этот момент. Я имею в виду момент, когда он со мной, а не тот, о котором он все никак не перестанет думать.
– Однажды я вышел из дома, чтобы развесить постиранное белье, – говорит Эван. – И тогда это произошло. Меня будто кто-то в грудь ударил. Я хочу сказать – это было на физическом уровне, не какой-то там внутренний голос сказал мне… что Лорэн больше нет. Я почувствовал сильный удар в грудь и понял. Тогда я бросил простыню на землю и помчался к ее дому…
Эван трясет головой. Я дотрагиваюсь до его колена и сразу убираю руку. После первого прикосновения дальше становится уже слишком просто.
– Как она это сделала? – спрашиваю я.
Я не хочу, чтобы из-за меня он шел туда, куда еще не готов пойти. До этого момента он был эмоциональным айсбергом; две трети прятались под водой; он больше слушал, чем говорил, больше спрашивал, чем отвечал.
– Она повесилась, – отвечает Эван. – Я ее снял. – Он отводит глаза. Здесь – со мной, там – с ней. – А потом похоронил.
Я не знаю, что сказать, поэтому ничего и не говорю. Слишком многие говорят, когда на самом деле им и сказать-то нечего.
Помолчав минуту, Эван продолжает:
– Я думаю, вот так это и бывает. Когда любишь кого-то. С любимым человеком что-то случается, и это бьет тебя в сердце. Не как будто бы, а реально бьет. – Он пожимает плечами и усмехается. – По крайней мере, так я это почувствовал.
– И ты думаешь, что раз я этого не почувствовала, значит, Сэмми еще жив?
– Да, я знаю, это глупо. – Эван снова пожимает плечами и смущенно улыбается. – Зря я начал этот разговор.
– Ты ее сильно любил, да?
– Мы выросли вместе. – Глаза Эвана заблестели от нахлынувших воспоминаний. – Она приходила к нам, или я приходил в ее дом. Потом мы стали старше, и она все время была у себя дома, а я здесь. Я ведь должен был помогать отцу, но иногда мне удавалось улизнуть с фермы.