А ты милый (СИ) - "Росса". Страница 4

— Нам всё равно по пути. Я живу в доме напротив. Так что приходи в гости. Я почти всегда дома один.

Мы шли медленным прогулочным шагом, болтая ни о чём. Было легко и весело. Давно не чувствовал себя настолько непринуждённо. Создавалось впечатление, что я знал Родьку уже лет сто.

— Ну, вот и пришли, — я с сожалением взялся за ручку подъездной двери, вошёл внутрь. Родион зачем-то последовал за мной. Поднимаясь по лестнице, оглянулся и вдруг вспомнил, что наша игра ещё не закончена. А я привык доводить всё до конца. Поставил кактус на подъездное окно и быстро сбежал по ступенькам вниз.

— Сегодня было чудесное свидание, — крепко обнял его и попытался поцеловать в щёчку. Вместо этого ощутил его губы на своих. Скажу самую большую банальность на свете: меня как будто пронзил разряд электрического тока. Его губы такие мягкие и нежные, и их так приятно целовать. Закрываю глаза и полностью отдаюсь захватившим меня ощущениям, открываясь ему на встречу, прижимаясь ближе. В голове пустота, даже разум, который по идее, должен был меня остановить, молчит. Вечно, я хочу, чтобы это продолжалось вечно. Если бы можно было не дышать, но... Отрываюсь от него, делаю судорожный вдох и только тогда разум завопил:

— Придурок, ты только что целовался с парнем и получал от этого удовольствие. А спор? Хочешь проиграть? — моё сознание раскололось на две одинаковые половинки.

— Ну и пусть. Подумаешь, проигрыш... — кричала одна часть меня.

— Сдурел, ты никогда не проигрывал! Возьми себя в руки, и перестань растекаться сопливой лужицей! — не менее громко вопила вторая.

Вторая, прагматическая часть меня, оказалась более убедительной. Стряхиваю с себя наваждение и, мило улыбаясь, говорю:

— Я побежал, увидимся завтра, — больше ни разу не оглянувшись, подхватив кактус, взлетаю на свой пятый этаж. Вваливаюсь в квартиру и, уперевшись спиной в дверь, медленно стекаю по ней, потому что ноги отказываются меня держать.

Родион.

Это был поцелуй со вкусом карамели. Я сам не знаю, почему у меня возникла такая ассоциация. С детства не люблю карамель, но на его губах она имела совсем другой вкус. Сладкий, манящий, сводящий с ума. Я целовал его и не испытывал никаких сомнений, угрызений совести. Так и должно быть, только так, и никак иначе. Именно потому, что я не сомневался, испытал разочарование, когда он решительно высвободился из моих объятий. На его лице отражалась внутренняя борьба, а я понял, что могу читать его как открытую книгу. Просто физически ощущал, что вот сейчас, в данную минуту, он принимает важное решение. И это решение мне не нравится. Очень не нравится. Оно отдаляет его от меня, возводит между нами барьер, который может оказаться непреодолимым. Будь проклят затеянный мной спор. Хотел посмеяться над ним и попал в свою собственную ловушку. Провожаю его удаляющуюся фигуру глазами и, когда она скрывается из виду, с силой бьюсь головой об стену:

— Охренеть, я влюбился!

Глава 8

Олег.

Я сижу за столом в кухне и размазываю по тарелке картофельное пюре. Есть не хочется абсолютно. Мама, которая пьёт чай, с интересом наблюдает за моими манипуляциями и наконец, не выдерживает:

— Заболел или влюбился?

— Что? — выныриваю из своих мыслей и удивлённо смотрю на неё.

— Аппетит у тебя пропадает в двух случаях: если ты заболел, — она кладёт руку мне на лоб, — или влюбился. Так как температуры у тебя нет, значит, второе ближе к истине. Кто она? Или по Ленке скучаешь?

Хватаюсь за её второе предположение как за соломинку и киваю головой. С удивлением ловя себя на мысли, что за сегодняшний день не вспомнил о моей московской подруге ни разу. Но маме об этом знать абсолютно незачем. Увидев мой кивок, мама слегка поморщилась:

— Дело конечно твоё, но она мне не нравится. Фифа. Ни кожи, ни рожи, ни мозгов. – Третье обвинение самое сильное, моя мама терпеть не может глупых людей.

— Вот скажи, — я отталкиваю от себя тарелку, – как ты относишься к гомосексуалистам?

Я знаю, что она не спросит, зачем мне это надо. Если спросил, значит нужно, и она попытается дать исчерпывающий ответ. Вот и сейчас, слегка задумывается, пытаясь чётко сформулировать то, что хочет сказать:

— Олеж, это очень серьёзный вопрос. Я всегда считала, что то, чем занимаются двое в спальне не должно никого волновать, пока это их личное дело и отношения не выставляются на всеобщее обозрение. А уж кто эти двое вопрос десятый. А что? — в её глазах появилась добродушная усмешка, — мне уже надо беспокоиться?

— Да нет, — я поднялся, поцеловал её в щёку и, уже выходя из кухни, прошептал, – наверное, пока не стоит.

Родион.

Поворачиваю ключ в замке, квартира встречает меня тишиной и пустотой. Я уже давно привык к этому. Мама на дежурстве в больнице, папа у любовницы. Это значит, сегодняшней ночью буду один. Родители уже два года живут, как кошка с собакой. Скандалы, скандалы… Понять не могу, почему не расходятся. Неужели им нравится мучить друг друга? Правда, один раз слышал, как папа сказал, что не уходит только из-за меня. Мол, не хочет лишать ребёнка нормальной семьи. Мне очень хотелось спросить его, а что он считает нормальным? Постоянные выяснения отношений, после которых мать плачет, а отец нервно курит на кухне? Два года сплошного фарса.

Как ни странно, я помню, когда всё это началось. Самый чёрный день моей жизни. Третье февраля.

Воспоминания невольно лезут в башку, пытаюсь их отогнать, но не получается, остаётся только смириться.

— Сёмка, не нужно этого делать. Ты что, не понимаешь, что он тебя просто берёт на слабо? — тащу друга от реки за рукав. Рядом стоит ухмыляющийся Женька.

— Сёмочка, в штанишки наложил, — Семён выдергивает у меня руку и поворачивается к Титову.

— Сам ты обосрался. Я-то посмелее тебя буду. А ты, Родька, не мешай. Я должен это сделать.

Приятель осторожно спускается к реке и трогает носком ботинка лёд, проверяя на прочность. Ровно пятнадцать минут назад они с Титовым заключили пари, Женька кричал, что у Сёмки никогда не хватит смелости перейти нашу речку по льду. Мой друг вызвался доказать обратное. Глупейшее пари, которое стоило Семёну жизни. Лёд был слишком тонким, слишком… До сих пор меня трясёт, когда я вспоминаю, как он уходит под него. Вот только стоял на середине и махал мне рукой, и уже нет его. Только полынья и расходящиеся по воде круги. Но самое страшное – это ощущение своей полной беспомощности. Я пытался, пытался его вытащить, но не смог… Чувство вины до сих пор гложет меня. Со смертью Сёмки всё пошло наперекосяк, он как будто забрал вместе с собой всю мою удачу и счастье. А я перестал подпускать к себе людей, чтобы больше не терять близких. Одному легче и проще. Я построил свой мирок, в котором есть место только для меня.

А Олег ворвался в мой, такой устроенный и такой отлаженный мир, сметая всё на своём пути. Со своими глазищами цвета синих полевых цветов, пушистыми ресницами и кокетливыми ямочками на щеках. Весь такой солнечный, искрящийся. Одуванчик. Один из первых весенних цветов.

Глава 9

Олег.

С утра в школу я собирался в довольно мрачном настроении. Плохо спал ночью. Очень плохо. Если думаете, что мне снились пошлые эротические сны, то зря. Мне снился полнейший дебилизм. На протяжении всей ночи в моих снах Родя целовался с Леркой, а я с ума сходил от ревности. Когда это приснилось первый раз за ночь, я выступил в роли Отелло и попытался Родьку придушить. Получилось плохо, потому что он никак не хотел становиться Дездемоной. После десятиминутных мучений проснулся. Усмехнулся сам себе, приснится же такое. Повернувшись на другой бок, снова провалился в сон и опять... Родька с Леркой сливаются в страстном поцелуе, а меня всего выворачивает наизнанку. Отпихиваю, моего приятеля от неё и ... вызываю девчонку на дуэль, на этом драматическом месте опять проснулся. То, что мне снилось третий и четвёртый раз пересказывать не буду. Это уже бред сумасшедшего.