Танец с дьяволом - Кеньон Шеррилин. Страница 27
Она шутливо подняла руки вверх.
Отлично, мой Прекрасный Принц. Обожаю людей, которые со всем справляются самостоятельно!
Почему ты называешь меня «прекрасным принцем»? Издеваешься?
Она пожала плечами.
Око за око: я для тебя — принцесса, ты для меня — Прекрасный Принц.
С невольным уважением покачав головой, он потянулся за блюдом с мясной нарезкой.
Как тебе удается печь оладьи, когда ты их не видишь?
Это же микроволновка. Включаю таймер.
Подошел волк и принялся обнюхивать его ногу. То, что он учуял, кажется, его не порадовало, — зверь коротко и недовольно гавкнул.
Помолчи, Тузик, — оборвал его Зарек. — Сам собственные яйца лижешь, а мне будешь лекции по гигиене читать?
Зарек, что ты говоришь! — ахнула Астрид.
Зарек стиснул зубы. Отлично, больше он не скажет ни слова! Как известно, молчать он умеет.
Волк обиженно взвизгнул.
Тише, Саша! — успокоила она его. — Не хочет мыться — его дело!
Аппетит у Зарека мгновенно пропал: он молча поставил тарелку и скрылся у себя в комнате — подальше от этих чистюль, которых он оскорбляет самим своим присутствием.
Астрид ощупью подошла к столу, рассчитывая найти там Зарека, — но нашла лишь тарелку с нетронутой едой.
«Что случилось?» — спросила она Сашу.
«Если бы у него были чувства, я бы сказал, что ты их оскорбила. Но, поскольку чувств у него нет, думаю, он просто отправился к себе за оружием, чтобы прикончить нас обоих».
«Саша! Немедленно объясни, что произошло!»
«Да ничего. Он просто поставил тарелку и ушел».
«И какое у него при этом было лицо?»
«Лицо? Гм... обычное лицо. Как всегда».
Не слишком подробная информация.
Астрид отправилась следом.
Убирайся! — прорычал он, когда она, постучав, открыла дверь.
Астрид стояла в дверях, жалея о том, что не видит его.
Зарек, что случилось? Чего ты хочешь?
Я... — голос его прервался.
Что?
Но Зарек не мог сказать правду. Не мог признаться, что впервые в жизни хочет тепла. Не физического — душевного.
Я хочу уйти.
Она вздохнула.
На улице буран, ты замерзнешь!
Ну и что?
Неужели твоя жизнь ничего для тебя не стоит и не значит?
Нет.
Тогда почему ты не покончишь с собой?
С какой стати? — фыркнул он. — Единственное удовольствие в моей жизни — выводить из себя всех вокруг. А если я умру, все вздохнут с облегчением. Черта с два я им доставлю такое удовольствие!
К его удивлению, она рассмеялась.
Хотела бы я сейчас видеть твое лицо! Интересно, шутишь ты или нет?
Поверь мне, не шучу.
Тогда мне тебя жаль. Я была бы рада, если бы ты был счастлив.
Зарек отвел взгляд. Счастье? Чужое, бесконечно далекое слово. Он даже не понимал, что оно означает. Как и некоторые другие слова.
Например, сострадание.
Или любовь.
Этого слова никогда не было в его лексиконе. Он не мог себе представить, что чувствует тот, кто любит.
Ради любви Тейлон готов был отдать свою жизнь, лишь бы жила Саншайн. Ради любви Саншайн отдала в обмен на свободу Тейлона свою душу.
Но Зареку были знакомы лишь гнев, ярость, ненависть. Единственные чувства, которые согревали его и давали силы жить дальше.
Ненавидеть — значит жить. Почему ты живешь одна среди леса?
Она пожала плечами:
Мне нравится быть одной. Родные часто меня навещают, но жить я предпочитаю в одиночестве.
Почему?
Потому что терпеть не могу, когда со мной обращаются как с ребенком. Мама и сестры ведут себя так, словно я беспомощна, — все делают за меня.
И Астрид умолкла, ожидая ответа.
Но Зарек молчал.
Не хочешь ли принять ванну? — спросила она, немного выждав.
Тебе не нравится, что я грязный?
Она покачала головой:
Да нет. Это тебе решать.
Зарек не привык заботиться о чистоте тела. В бытность рабом ему не так часто выпадала возможность помыться, да и тогда он предпочитал ходить грязным, чтобы никто не приближался к нему иначе, как по необходимости.
И потом, став Темным Охотником, — даже до изгнания — он оставался одинок. Мыться просто не было смысла. А на Аляске это еще и требовало большого труда.
Только после основания Фэрбенкса Зарек завел у себя в хижине большое корыто и мылся перед тем, как ехать в город. Не чаще.
В свое короткое пребывание в Нью-Орлеане он впервые познакомился с такой роскошью, как душ с горячей и холодной водой, под струями которого можно стоять сколько захочешь.
Если бы Астрид потребовала, чтобы он помылся, он бы послал ее ко всем чертям. Но она предоставила ему выбирать, и он отправился в ванную.
Полотенца в коридоре, в стенном шкафу.
Зарек остановился у шкафа, встроенного в стену возле двери в ванную, распахнул дверцы. Как и все в этом доме, шкаф сиял чистотой и порядком. Все полотенца были аккуратно сложены, и даже цвет их соответствовал цветовой гамме дома.
Он вытащил большое зеленое полотенце и скрылся в ванной.
Услышав шум воды, Астрид наконец позволила себе вздохнуть свободно.
Странно, но, пока Саша не обратил ее внимания на нечистоплотность Зарека, она и не замечала, что тот не моется. От него не пахло, а руки он мыл очень часто, и естественно было предположить, что и все остальное у него тоже чистое.
Вернувшись на кухню, она обнаружила, что Саша доедает оладьи, приготовленные для гостя.
Чем это ты здесь занят?
«Он же не захотел есть! А оладьи остывают!»
«Саша!..»
«Что? Предпочитаешь разбрасываться едой?»
Укоризненно покачав головой, Астрид положила Зареку новую порцию. Быть может, после ванны он чуть-чуть оттает?
Но ее надежды были напрасны: из ванной Зарек вышел еще мрачнее обычного. Молча, угрюмо он поглощал завтрак.
«Омерзительно! — не умолкал Саша. — Жрет, как свинья! Тебе повезло, что ты его не видишь!»
«Саша, перестань его критиковать!»
«Черта с два! Вилкой он орудует, как лопатой, а нож вообще в руки не берет — так целиком и глотает!»
Но Астрид не могла возмущаться невоспитанностью Зарека — слишком хорошо она помнила его сны. В самом деле, ему негде было научиться хорошим манерам, ведь еду ему бросали в угол, как зверю. И что это была за еда? Гниль и объедки.
В смертной жизни Зарек всегда ходил голодным... И вдруг ей пришла новая мысль: ведь, став Темным Охотником, он тоже постоянно голодал!
В отличие от других Охотников, у Зарека не было Оруженосца, который бы заботился о нем и доставлял ему пищу в дневное время. Еду Зарек должен был добывать себе сам. А в диких лесах Аляски, особенно зимой, рацион его неизбежно был очень скуден.
От этой мысли к горлу ее подступила тошнота. Если бы Зарек был смертным, без сомнения, он умер бы от голода.
Темные Охотники от недоедания не умирают, но страдают от него так же, как люди.
Она поставила перед ним еще одну тарелку оладьев.
Что это? — спросил он.
На случай, если ты не наелся.
Зарек промолчал: но Астрид слышала, как он пододвинул тарелку к себе и открыл новую банку кленового сиропа.
«Опять он поливает их сиропом, словно суп себе готовит! — простонал Саша. — Я больше не могу! Если понадоблюсь, я у себя в логове!»
Астрид молча прислушивалась к тому, как ест Зарек. Хотела бы она сейчас его увидеть!
«Поверь, это зрелище не для дам!» — предупредил ее Саша.
Однако Астрид полагала, что он преувеличивает. Она прекрасно знала характер волка: будь Зарек непогрешим, Саша все равно найдет, к чему придраться!
Закончив есть, Зарек поднялся из-за стола и вымыл тарелку.
Нет, он не свинья. Просто одинокий, ожесточенный человек. Человек, незнакомый с правилами общежития, потому что ему никогда не приходилось жить в мире с другими. Люди всегда поворачивались к нему спиной. Теперь она понимала, что разглядел в нем Ашерон, и ее уважение к атлантийцу, способному проникнуть в глубину человеческого сердца и заметить то, чего не видят другие, возросло многократно.