Как братец Лис на Льва спорил (СИ) - "Старки". Страница 8

Весь планктон приятно проводил время, не заметив моего отсутствия в течение десяти минут. И в окно смотрел, видимо, только Ник.

— Ну как? — отдышавшись, спрашиваю я своего друга.

— Пиздец тебе будет, вот как!

— За что-о-о? — делаю я круглые глаза. — Я сейчас вместе со всеми выйду и даже прибуду на место катастрофы позже пострадавшего, сытый и не при делах!

— Ну-ну! — сомневается Ник. — А машинку жалко…

— Вымоет! Жаль, не написать какое-нить слово из трех букв!

Ник подкрутил мне у виска.

А дальше праздник! У-ха-ха-ха-ха-а-а… Все как прописал! Люди начинают возвращаться в здание. Все идут мимо парковки, все останавливаются около грязной бэхи — целый митинг! Мы немного задержались на выходе из столовки так, чтобы Ардов увидел, как я выхожу, такой невинный. Он увидел. А потом он увидел толпу радующихся рабов на месте своего авто. А еще через несколько мгновений он увидел свою красавицу. Мда! Вот он, момент триумфа! Вот он, беспомощно открытый рот, жалкие, почти слезные глаза, безвольно застывшие руки и не-воз-мож-ность что-либо сказать. Лёвик огорчен! Заметив босса, толпа в панике рассосалась с нарочито соболезнующими восклицаниями. А Лев Ильич, пришедший в себя, яростно зыркнул по сторонам и понесся к охранникам смотреть видеоотчет. Хрен тебе, а не фигурант!

Настроение отличное. Ардова не было до конца дня, отмывался! Но, друг мой сердешный, это еще не законченный сюжет!

Уже на следующий день бэха цвета марракеш стояла на своем прежнем месте. Фрамуга в авторском отделе закрыта (если не заколочена). Неужели вы думаете, что я буду повторяться? Сегодня царю зверей из отряда кошачьих приготовил сюрприз этот самый отряд. Ставлю свою машину рядом с высокой немкой, почти опаздывая на работу. Расчет верный: после вчерашнего место рядом с ардовской бэхой не занято. Выхожу, а люди спешат, бегут, охранник весь в пропусках. Я из бутылки быстро поливаю резину ардовской тачки, обхожу машину и быстро плескаю коричневую жидкость на кузов так, чтобы подтекло в багажник и к радиатору. На коричневом цвете коричневая прозрачная жидкость совсем незаметна. Делаю скорость, забегаю через вахту, сначала к Нику. В туалете выбрасываю бутылку, и мы идем смотреть кошачий концерт, так как моя хорошая знакомая, странная Ритка Герц, уже готова. Она работает в приюте для бездомных животных и вот с утра, за обещанный гонорар, она приволокла оттуда в клетках пять кошек. Я разбрызгал валерьянку. Звоню: «Рит? Можно!»

Видим из окна первого этажа, как Ритка чинно шествует с клетками наперевес. Потом она картинно останавливается, типа передохнуть, ставит клетки на дорогу, и оттуда со сверхзвуковой скоростью припускают ободранные кошки. Ритка тоже припускает, подобрав облегченные клетки. Кошки творят с бедной бэхой какую-то натуральную еблю! Лижут, грызут, трутся, скребутся (что особенно приятно). Вдруг выбегает охранник. Начинает их откидывать, те бросаются на странного человека в черной форме, уворачиваются и шипят. Охранник несколько раз в экстазе стучит по капоту. Взвывает сигнализация. Но даже это не смогло испугать кошек. Они просто обезумели. Обезумел и еще один человек, который выбежал во двор. Это был наш любимый дирик! У меня прямо оргазм от его вида! Лапами своими машет, на охранника орет, кошек раскидывает. В какой-то момент Левик поднял глаза на фасад здания, куда-то вверх, посмотрел, прищурившись, и почему-то ухмыльнулся. Что он там ищет? Утреннее представление закончилось тем, что Ардов сел в бэху и, рекордно стартанув, унесся вдаль. Видимо, опять отмываться! У-ха-ха-ха-ха-а-а… Просто праздник какой-то! Ник признался, что мстя удалась!

И опять настроение отличное, собрались с Ником по этому поводу сгонять вечером покальянить в клуб «Азиана», там, может, и массажик сделают! Но массаж сорвался.

Не следил, поэтому и не заметил, что Ардов вернулся. Уже собирался домой, как Марина Андреевна мне сообщила, что звонили из приемной, велели мне прибыть сию же минуту в кабинет Льва Ильича. Смутное беспокойство охватило мое тельце. Почему-то подумалось о том, как же неплохо меня слушается моя ауди.

В приемной спросил у Нины Алексеевны:

— А вы уже уходите?

Та удивленно на меня посмотрела и, пожав плечами, ответила:

— Можно сказать, что уже ушла…

В кабинет Ардова я в этот раз зашел не сразу, а только сначала заглянул, показал нос. И тут же был схвачен за шею и отброшен внутрь. Лечу прямиком в запретное кресло! Бухаюсь, разворачиваюсь в нем и вижу, как Лёвик защелкивает замок и начинает расстегивать ремень!

— А-а-а-а! — начинаю орать я. — За что-о-о-о?

— В нашем деле нужно, чтобы ты сказал, за что… — безапелляционно заявляет царь извращенцев.

— Я ничего не сделал! Помогите! Нина Алексеевна! Ваш босс — садист!

— Ты это знал… — при этом Лёвик спокойно перекидывает ремень на плечо и подходит к одному из шкафов, открывает и (а-а-а!) достает наручники.

— А-а-а… — опять ору я и срываюсь с места, чтобы убежать. Не получается! У него отменная реакция, кошачья. Я даже до двери не дотронулся, как был перехвачен его ручищами. Барахтаюсь, пытаюсь вырваться. Меня почти несут к стене и вдавливают. Дирик ловко выкручивает меня из пиджака, который летит куда-то к окну, сминая жалюзи. Потом, придавив меня своим наглым телом, он ловит мои руки, вытягивает их вверх и клацает наручниками, перехватывает за живот и рывками двигает к противоположной стене. Там батарея. А у наручников очень странной формы есть дополнительное кольцо, вот этим кольцом меня и пристегивает. Разумеется, все это время я ору. Ору матом, изрыгаю из запасников все ругательства, все издевки. Ардов не реагирует. И вот я в позе буквы «Г» с покатой спинкой. Изверг встает за мной близко и расстегивает мне брюки, стаскивает их вниз до колен, а рубашку — наверх.

— Итак! — ледяным голосом выговаривает дирик. — Говори, за что я тебя наказываю?

— Ни за что! Вы гребаный извращенец! Ебучий псих! Меня не за что наказывать!

— Если не скажешь, то получишь на десять ударов больше!

— Давай, пори так, чтобы жопа посинела, и я сразу заявлю на тебя…

— Во-первых, я не разрешал тебе называть меня на «ты». — Я было начал опять орать, но вдруг почувствовал на заднице его теплую руку, крик сдох в глотке, а Лев Ильич продолжил: — Во-вторых, никуда ты не пойдешь, я это отлично знаю. В-третьих, говори! — и сжимает правую ягодицу. Черт! Я упираюсь лбом на руки, соединенные кольцами, так как не могу отвечать, да и стоять-то стало тяжко.

— Итак, признаешься?

— Нет, — шепчу я.

— Тогда считай вслух!

И противный звук, который завершается обжигающей болью на ягодице.

— Тс-с-с-с, — сиплю я.

— Считай! — приказывает он — я отрицательно мотаю головой. — Тогда наказание начнется только с того удара, который ты посчитаешь! Этот был просто так, подарок…

Хлесть! И огненная черта нарисовалась болью на ягодицах. Я даже задохнулся, но через судорожное всхлипывание услышал:

— Ну?

— Один… — шепотом сказал я.

— Громче!

— Один!

И новый удар, новая черта, боль разбрызгивалась каким-то цветком по коже и отдавалась в низу живота. Больно было первые пять ударов. Потом — просто горячо. Жар выходил через рот: семь… восемь… девять… десять… Потом Ардов поменял направления удара и ох-х-х… опять больно, считаю громко и с завыванием: двена-а-адцать, трина-а-адцать, че-е-еты-ы… Жар кругом, испарина на лбу, не соображаю ничего, у-ле-та-ю. Всё смешалось: и колющее чувство унижения, и растерянность от той доступности, что я сейчас являю перед мучителем, и ноющее удовольствие в паху, и негодование на него, на себя! Как так? Семнадцать… стоп. А зад вытягивается навстречу новому удару. Мне хочется плакать: я урод похлеще, чем он! Только уродам может такое нравится! Какой позор! Он видит мой стояк!

Почему он опять молчит? Не хочу поворачиваться, вдруг зареву! Я должен играть обиженку до конца, я должен отыграть злость, ненависть. Поэтому пока не нужно, чтобы он видел мое лицо. Вряд ли там ненависть, там отупение и размазня… Надо собраться! Вдруг чувствую его руку на коже, разгоряченной ремнем. Рука скользкая. Он чем-то смазывает ягодицы, чем-то холодным. Мгновенно ощущаю себя действительно голым и уязвимым. Ардов аккуратно натягивает на меня трусы, задевая при этом рукой мой твердый член, натягивает брюки. Нагибаясь через спину, отстегивает от батареи, наклоняет на себя, утыкается губами мне за ухо и шепчет: