Я и мой летучий мышь - Ковальская Дарья Александровна. Страница 58

Одна из дверей неожиданно скрипнула. Дернувшись, отскакиваю в сторону… Тишина. Заглянув в щелку, я увидела пустую светлую комнату с ободранными кое-где обоями и красной лужицей у окна. Точнее, бордовой. Ну да неважно. Спешу дальше, стараясь не отвлекаться ни на секунду.

За одной из дверей раздался тихий голос, зовущий меня по имени. Дернув головой, ускоряю шаг. Тот же голос раздался за следующими дверями, потом перешел в крик, визг и… внезапно оборвался. Интересно, и кто мог подумать, что я брошусь открывать дверь, дабы проверить, кто именно так настойчиво меня зовет? Только умалишенный. Нет уж, спасибо, мне жить охота.

Есть! Лестница. Осталась какая-то пара метров. Но именно сейчас передо мной резко распахнулась очередная дверь. Я шарахнулась в сторону, а изнутри, из комнаты, раздался оглушающий, на пределе возможности человеческих легких — крик.

Сижу у стены, пытаюсь встать, но ноги предательски дрожат. Не смотреть, не смотреть, не смотреть… Но совсем не смотреть не получилось. Я случайно скользнула по комнате взглядом и… не смогла зажмуриться снова.

Там, среди обоев в цветочек и разбитой плитки стоял огромный черный алтарь, на котором лежал малыш и громко, пронзительно кричал от ужаса. Три костлявые серые тени выстроились вокруг. Одна тень держала малыша за ноги. Вторая — за руки. А третья что-то монотонно бубнила, подняв над головой ржавый кинжал с рубинами в рукоятке. Я сидела и смотрела. А ребенок вырывался, орал и бился в истерике. Надо было встать. Пройти еще пару шагов и очутиться на лестнице. Но… а вдруг нет? Может, это еще одно испытание. Смотрю на две кучки пепла у порога и сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.

Так, спокойно, Кэт, спокойно. Давай рассуждать логически. Ну откуда тут ребенок, да еще и эти отморозки? Правильно, им здесь делать нечего, а значит, это иллюзия. Надо идти дальше. Кое-как встаю, опираясь дрожащей рукой о стену.

Шаг. Еще шаг. Только шагаю я почему-то в сторону комнаты, а металл браслета медленно перетекает к запястью, принимая форму кинжала. Смотрю на него, усилием воли останавливаю дрожь и одним прыжком преодолеваю расстояние от порога до алтаря. Взмах кинжалом. Расширенные глаза ребенка. Черные вертикальные зрачки мужика с ножом, и… все. Я стою посреди пустой комнаты, на желтых обоях в цветочек видны бурые пятна засохшей крови. Ни алтаря, ни битого кафеля здесь нет.

Мотнув головой, стараюсь ни о чем не думать, возвращаюсь обратно в коридор.

Так и знала, что все это — иллюзия.

Третий этаж. Кажется, последний. Я была готова к испытанию голодом (умру, но есть не буду), жаждой (тут сложнее, я, скорее всего, сломаюсь) и прочими мелкими бытовыми радостями. Но то, что я там увидела, превзошло все мои ожидания и заставило челюсть рухнуть вниз. Закрыла я ее с трудом и не сразу. Ибо передо мной стоял… Аполлон! Прекрасный, сильный, гибкий, красивый. Текучая река серебряных волос струилась по сильным покатым плечам. Тело худощавое, не перекачанное, грация хищника и зверь, притаившийся в черных, чуть раскосых глазах, покорили бы и менее сильную духом. Он смотрел на меня, чуть прищурившись, узкие губы кривила усмешка, а тонкие длинные пальцы задумчиво перебирали мех животного, устроившего голову у него на коленях. Тигр, кажется.

Я… я закрыла рот, сглотнула и поняла, что испытание, скорее всего, провалю. Стою, глотаю слюни перед мужчиной, который пытается мне что-то сказать.

— А? — очнувшись.

Он вздохнул и покорно повторил еще раз:

— Хочешь власти над миром?

Едва не ляпнула «да», но сработал инстинкт самосохранения. Когда такой мужчина произносит слово «хочешь», да еще и с вопросительной интонацией, — значит, стоит ожидать подвоха и огромной гадости. Во всяком случае, мне.

— Власти? — растерянно. Не, так неинтересно. Ну какой из меня агрессор-завоеватель? — А давай наоборот. — Хлопаю ресничками, стараясь не начать ковырять пол носком сапога, кстати, дырявого. Смущенно прячу ногу за ногу.

— Не понял! — выгнув дугой изящную бровь.

— Ну забирай ее себе на здоровье.

— Ты не поняла. Я предлагаю тебе власть над всем миром и каждой тварью. Одно твое слово — и любой склонится пред твоим могуществом. Будь то живое или неживое существо.

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

В глазах блондина шок.

— Ты сумасшедшая? — спросил он, с интересом меня изучая.

Чувствую себя тараканом, зажатым между столом и лупой.

— Знаешь, даже если бы и была — вряд ли бы созналась. Психи — они такие. До конца уверены, что это вокруг все того.

— Хм. А чего же ты тогда хочешь?

Разочарованно на него смотрю. А казался таким умным. Как все же обманчиво первое впечатление.

— Может, ты хочешь меня? — В его глазах появился озорной огонек. Я скривилась, словно мне в рот сунули половину лимона. Огонек пропал, парень выглядел немного растерянным.

— Ты предпочитаешь юных дев?

— Нет.

— Не юных? Не дев? Нелюдей, что ли?

Тяжело вздыхаю и прохожу мимо. Выглядываю из окна и изучаю макушки друзей, кажется, они режутся в карты, пока я тут жизнью рискую! Гады! Пых, кстати, судья.

— Я могу снять ошейник и сделать тебя самой счастливой из женщин, — шепнули рядом.

Дернув плечом, отстраняюсь.

— О себе бы лучше позаботился!

Вопрос в черных прекрасных глазах.

— Сидишь тут один, чуть ли не в трусах, всем предлагаешь… одно и то же. Не надоело?

Он отвел взгляд и посмотрел на лежащего на полу зверя.

— Ты даже не представляешь — как.

— Ну так прекращай. Иди вон выйди, подыши воздухом, развейся. Сидеть в четырех стенах, кстати, вредно для здоровья. Я как-то неделю проболела. Пых чуть не умер, таская мне еду маленькими порциями из таверн. Так к концу недели я готова была по потолку бегать от злости. Так мне надоели моя комната, постель и недовольное брюзжание Пыха. Ты, кстати, сколько уже здесь?

— Триста лет.

Присвистнув, с уважением смотрю на парня.

— Мощно. А чего не уйдешь?

— Для этого меня должна отпустить хранительница.

— И где она?

— Умерла.

Мой взгляд буквально переполнен сочувствием. Может, я зря не подыграла? Он небось готовился, триста лет ждал, а тут явилась я и с порога заявила: «Не хочу».

— Сочувствую. Кстати о птичках, ты тут нигде серого камушка не видел? Мне он позарез нужен.

Парень с интересом на меня посмотрел, потом указал на небольшую неприметную дверь в углу комнаты.

— Ага, спасибо.

— Ты уверена?

Уже шагая к двери, оборачиваюсь и вопросительно поднимаю бровь.

— Власть над всем миром, — улыбнулись мне.

А, ясно. Шутка напоследок. Смешно. Улыбаюсь в ответ и, подмигнув, открываю дверь в комнату, мысленно уже приготовившись к новым ловушкам и ужасам.

Но… там ничего не было. Обернувшись, чтобы высказать шутнику все, что я думаю о нем и его шуточках, — я увидела лишь пустую комнату, с серыми, пластами отваливающимися обоями. В центре стоял небольшой хрустальный столик с кольцом посередине. Кстати, камень в кольце был черным — таким же, как глаза недавнего собеседника.

В комнате не сразу, но нашла потайную дверь в стене. За нею начиналась лестница, ведущая, как я надеялась, на последний этаж. По крайней мере, снаружи этажей было четыре, точно помню. Ну и крыша, но ведь это не в счет? Правда же?

Поднявшись, вылезаю из затянутого паутиной отверстия в стене и изучаю небольшой постамент в центре маленькой каморки, где и разогнуться-то невозможно толком. На постаменте — небольшой серый камушек. И все. Ни алмазов, ни бриллиантов, ни прочих побрякушек.

Подхожу и беру камень в руку. Теплый и шершавый, он удобно лег в ладонь. Осторожно глажу ребристую поверхность, идя обратно к двери.

На втором этаже с шеи свалился небольшой золотой ошейник и рассыпался на тысячу искр, ударившись об пол. На первом с удивлением обнаружила, что камень стал мягким, вязким и… впитался под кожу. Горячий и пульсирующий, он, передвигаясь внутри руки, медленно переместился к сердцу, едва не остановил его и… мигрировал куда-то в область живота, где и устроился — с комфортом и всеми удобствами. Что делала при этом я? Материлась, ползая по полу и вскрикивая от спазмов и боли. Ненавижу магию, как же я ее ненавижу. И как же это больно… В итоге я потеряла сознание. На сколько — не знаю. Может, на минуту, а может, и на века. По крайней мере, мне не довелось увидеть, как пространство и время вокруг меня схлопываются до своих обычных размеров, возвращая башне ее первоначальный облик.