Черные флаги Архипелага - Васильев Андрей. Страница 61
– Почему она? – Вика порозовела, а кончик носа у нее побелел. – Что за комикс, ты мне ничего не говорил про него? Откуда вообще взялась эта идея?
– Идея возникла у меня на прошлой неделе, – пояснил я ей очень миролюбиво. – Не знал – выйдет из нее толк или нет, потому никому ничего о ней и не говорил. Смысл вроде в ней есть, Петрович (это художник, мой старый приятель, он молодчинка) все уже нарисовал, единственное, надо все в цвете сделать, что и Лена отметила. А почему я ей это направление отдал – идеи она подала хорошие, да и в целом уже в теме. Ну и потом – толковых сотрудников надо продвигать, согласись?
– Толковых? – Вика побелела уже вся. – Ну так отдай этой толковой мое место, что такого, ее же надо продвигать. Она же умница, красавица, столичная штучка, все знает, все умеет, а я так, лохушка сельская, что от меня пользы?!
Под конец фразы Вика перешла на визг, окончив ее, вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.
– Эк ее разобрало. – Лена покачала головой. – Как-то все славно у нее выходит. С ее слов, я и умница и красавица, и как по мне – так она права. Но что за экзальтированность, что за визги? Для одной ревности чего-то громковато, может, у нее еще и месячные?
– Да нет вроде, – удивленно ответил ей я на автомате. – Всегда такая выдержанная была – и на тебе.
– Вы сегодня лучше не засыпайте, – посоветовала мне Шелестова. – Не прирезала бы она вас в состоянии аффекта. А что? Бритвой по горлу – и вы уже в лучшем из миров.
– Да тьфу на тебя, – нахмурился я. – Вот же язык без костей.
– Ну, если что, приезжайте ко мне, – подмигнула мне Шелестова. – Дам вам политическое убежище, стакан чая, сухарь с ванилью и диван в маленькой комнате.
– А мне почему-то страшно стало, – раздался голос Таши. – Уж очень у Виктории Евгеньевны лицо бело-красное было, прямо как эмблема у «Спартака».
– Н-да… – Шелестова выглядела слегка озадаченной. – Переборщили. Ладно, пойду с художником сама свяжусь, вам явно не до того. И вот еще – надо сразу, в этот номер, рекламу дать: мол, ожидайте скоро, и все такое.
Я прогулялся по этажам, но Вики нигде не было. Охранник, до которого я добрался уже сильно обеспокоенным, мне рассказал, что она ушла из редакции, причем очень быстрым шагом.
Подписав номер и возложив на загордившуюся Шелестову оставшуюся административку, я свалил домой, надеясь, что Вика там сидит и чай пьет… Или даже лежит и спит.
Дома ее тоже не оказалось, телефон у нее по-прежнему не отвечал, и я уже было серьезно занервничал, как она объявилась сама.
– Ты где? – спросил я ее с порядочным облегчением – слава богу, хоть жива, а то у нынешней молодежи такие пузырьки в голове, мало ли что удумает. Добро, если просто отомстить с другим надумает, это неприятно, но не страшно, в конце концов, женщина не пирог, в одиночку не съешь, а вот если бритвой, да по венам… Хотя тут я, наверное, себе уже льщу, не такая я уж и выгодная партия, чтобы до таких крайностей ради меня доходить.
– Я у сестры, – немного отстраненно сообщила мне Вика. – Она, правда, сейчас в этой вашей капсуле, но это не важно. Я сегодня не приду ночевать, ты там что-нибудь себе разогрей, там есть в холодильнике разное.
– Вик…
Я был удивлен – давно уже не было ситуаций, в которых я не знал, что говорить женщинам. Но вот сейчас – не знал.
– Киф, ты не думай, просто тут все сразу навалилось, все так сложно. – Вика говорила с интонациями, которые ей никак не могли принадлежать, в голосе ее были нотки очень уставшей от жизни женщины, но не совсем юной девчонки. – Все так запуталось, я не знаю, я не хочу, я не могу… Мне надо подумать. Киф, я очень устала.
– Вик, да что происходит?
Черт, сам виноват, дооткладывался.
– Происходит. – В трубке прозвучал смешок. – Столько всего происходит, ты просто даже себе не представляешь. Но ты не бойся, я сильная, я выдержу.
– Да я и не сомневаюсь, но может, это все стоит обсудить? Спокойно, без нервов? Ну, если тебя Шелестова так бесит, ну давай…
– Да что Шелестова, – прошуршал совсем тихо Викин голос. – Ты не играй сегодня, поешь и спать иди, ты же тоже вымотался, а завтра у тебя трудный день в игре, я же помню, ты говорил. До завтра!
И в трубке раздались гудки. Я очень хотел перезвонить, не люблю недосказанности, но понимал, что не следует торопить события. Теперь уже – не следует. Пусть перебесится, а там видно будет.
Утром я поразмыслил – звонить, не звонить. Решил, что звонить не надо, но, пожалуй, стоит поехать в редакцию. Я понимаю, что игра – это важно, но Вика – она важнее игры. Ну, хотя бы потому, что она живая. Пока думал, мне позвонила Шелестова.
– Босс, полагаю, вам будет любопытно. Ваша законная заюня уже в редакции, она бледна, но деловита, игнорирует меня, хотя и поздоровалась. Запилов на венах не видно, перегар не ощущается, засосов на шее тоже не видать, так что, думаю, вчера не согрешила. В данный момент сидит и изучает свежий номер газеты, морща носик, видать, где-то мы вчера с вами обсохатились. Ну и Юшкову уже ввинтила пистон, он опять с бодуна пришел.
– Елена, с меня сто грамм и пончик, – сообщил я Шелестовой, хотя, конечно, излишняя фамильярность и резанула мне ухо.
– Запомню, не забуду, – шепнула Елена и повесила трубку.
Ну-с, слава богу, вроде как все живы и здоровы. А мне пора на Архипелаг, сегодня будет веселый день.
Глава 22,
в которой герой сует свой нос куда не надо
– О, Красавчик, пришел в себя наконец? – уже как-то привычно прозвучало приветствие из уст Калле. Не балуют разнообразием разработчики, схалтурили немного в этом моменте.
– Ну да, – кивнул я. – Морская качка – это дело такое…
– Какая качка? – Калле зареготал, запрокинув голову. – Даже не думай, все уже в курсе, чем ты приболел. Харрис на полном серьезе предлагал сменить тебе прозвище с «Красавчика» на «Бегуна», и чтобы Кольщик тебе татуировку замастырил, как ты на ведре сидишь.
«Радеон» может принять мои извинения за обвинение их в отсутствии фантазии, ну и проклятия, конечно, тоже. Вот же сволочи! Но придумано здорово: не хочешь дураком выглядеть – не ленись заходить в игру каждый день. А коли продинамил – получи в качестве штрафа потешную хворь и дружное глумление над тобой сплоченного корсарского коллектива, а то еще и неприятный для самолюбия титул или, того хуже, прозвище. Отличный стимул, между прочим. За несколько минут пять корсаров фальшиво высказали мне свое сочувствие, один из них даже похлопал меня по животу, сообщив: «У кальмара болит, у креветки болит, а у Красавчика, бедняжечки, только в пузике гудит».
– Красавчик, если скинул балласт, поднимайся сюда, – раздался голос капитана. – Только это, близко ко мне не подходи, ты, поди, пропах весь этим самым, ну ты понял, чем.
Шипя сквозь зубы самые злобные слова, на которые был способен, я поднялся на мостик, где, помимо Дэйзи, стояли Тревис и Чарли. Билли видно не было, похоже, он сейчас находился на одном из захваченных кораблей.
– Вовремя с ведра слез, вон она, Майлага, – сказала Дэйзи, кивнув подбородком прямо по курсу.
Как же это я сразу не заметил? Мы и впрямь были у входа в огромную бухту, уже виднелся причал, у которого стояли десятки кораблей и по которому туда-сюда сновало множество НПС. За портом начинался город, и был он, судя по всему, очень немал, во всяком случае, куда больше, чем Драй-Соу, в котором я уже побывал. До наших ушей доносились крики бродячих торговцев и ругань моряков.
– А теперь слушай меня, и слушай очень внимательно. – Дэйзи была сама серьезность и взвешенность. Она, между прочим, даже приоделась, видимо, в преддверии визита на берег: камзол, расшитый жемчугом, новая фетровая шляпа с пером, сорочка с пышным воротником – прямо как на танцы собралась. – Мы прибыли вовремя, хвала Одноногому, еще до начала регаты, и я надеюсь, что все-таки успею подать заявку на участие до окончания регистрации. Но даже если я не успею этого сделать, то ничего не изменится. Я буду сидеть на трибуне для почетных гостей, чтобы не вызвать подозрений. Братья уже на фелюге, что им делать, они знают. А вот что будешь делать ты.