В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович. Страница 46
В этот же день Сергей Попов шестеркой «илов» нанес удар по вражескому аэродрому Минеральные Воды. Несмотря на сильный зенитный огонь, штурмовики уничтожили два Ю-88, четыре Ме-109 и один бензозаправщик.
9 января Николай Гайворонский повел группу на железнодорожную станцию Минеральные Воды – там стояли три длинных товарных эшелона. Станция прикрывалась зенитками еще сильнее, чем аэродром, и все же летчики сумели выполнить свою задачу: при уходе от цели они видели, как взрывались и горели более десяти вагонов.
10 января с самого утра аэродром закрыл туман. Хотя к полудню он и рассеялся, погода по-прежнему была явно нелетной: низко плыли облака, сливаясь на горизонте с покрытой снегом землей. Видимость была настолько ограниченной, что стоявшие на противоположной стороне аэродрома самолеты еле просматривались. Никто не мог подумать, что придется лететь. Однако вылет объявили.
Противник, воспользовавшись плохой погодой, усилил переброску войск. Надо было нанести удар по железнодорожной станции Курсавка. Выполнить это задание мог только тот, кто в совершенстве владеет техникой пилотирования по приборам, умеет отлично ориентироваться. Ермилов остановился на Малышенко и Тришкине.
По пути к цели летчики встретили сплошную облачность. Ведущий принял решение – пробить ее и продолжать полет. Передал об этом по радио ведомому, но, на беду, у Тришкина отказал приемник. Войдя в облачность, он потерял ведущего и вынужден был вернуться на свой аэродром. А в это время на КП радиостанция приняла:
– Пробил облачность. Тришкина не вижу. Меня атакуют четыре «месса».
Это были последние слова Ивана Федоровича Малышенко. Ему не раз приходилось вести трудные воздушные бои с фашистскими самолетами, и он всегда выходил победителем. Но в этот непогожий день слишком неравны были силы.
Погиб еще один полный сил, неукротимой энергии и отваги летчик. Он страстно любил жизнь, но отдал ее в борьбе с фашистскими захватчиками. Всего три дня прошло, как мы поднимали фронтовые чарки, отмечая день рождения нашего боевого друга – 7 января ему исполнилось 27 лет.
В памятный день, 3 февраля 1943 года, мы находились в землянке, ожидая вылета. Вдруг открывается дверь и пулей влетает Попов.
– Что же вы сидите? – возбужденно кричит он. Какое-то мгновение все удивленно смотрят на Сергея, а он – на нас. – Гитлеровцам под Сталинградом капут! Паулюс взят в плен!
– Ура-а-а-а!! – словно взрыв бомбы встряхнул землянку. Вмиг все вскочили на ноги: объятия, поцелуи. Творилось что-то невообразимое. Никто не заметил, как вошел Павловский.
– Тише, товарищи! Радостное известие пришло!
– Знаем, знаем! – раздались голоса.
– Да тише же! Парторг говорит.
Землянка замерла.
– Товарищи! Трехсоттысячная гитлеровская армия, которая пыталась взять Сталинград, полностью разгромлена. Гитлер объявил по всей Германии трехдневный траур. Панихиду справляет по своим завоевателям!
– Придет время, справим панихиду по всем фашистам, – засмеялся Георгий Тришкин.
И уже весь день говорили только об этой великой победе наших войск у стен Сталинграда. В последние дни летчики еще с большим рвением шли в бой, и тот, кто не попадал в боевой расчет, считал себя обиженным.
В связи с быстрым продвижением наших войск тыловые части не успевали готовить аэродромы и обеспечивать всем необходимым боевую работу авиационных частей. Поэтому командование приняло решение уменьшить число действующих полков.
103-й авиаполк базировался на аэродроме Моздок, когда поступил приказ: имеющиеся самолеты сдать 7-му гвардейскому, а летному и техническому составу выехать в глубокий тыл за получением на авиационном заводе новых машин. В это время в полк пришла долгожданная радостная весть. Майор Фомин зачитал приказ, из которого мы узнали, что начался серийный выпуск двухместных самолетов Ил-2. Наконец-то наша мечта сбылась!
Теперь в задней кабине воздушный стрелок с крупнокалиберным пулеметом будет защищать заднюю полусферу. На штурмовике прибавилась еще одна огневая точка, и фашистский истребитель не сможет безнаказанно атаковать сзади. Самолеты будут выпускаться не с деревянными фюзеляжами и плоскостями, как было до этого, а цельнометаллические! Этот приказ предписывал создание при полку на добровольных началах курсов воздушных стрелков. Желающих учиться оказалось гораздо больше, чем требовалось, в группу отбирали лучших специалистов по авиавооружению. Ребята очень хотели непосредственно участвовать в уничтожении немецко-фашистских захватчиков.
От таких новостей мы ходили в именинниках.
Прошло несколько дней, и морозным безоблачным утром полк погрузился в эшелон. Маршрут был необычный. Чтобы попасть на среднюю Волгу, нам предстояло из Моздока приехать в Баку, перегрузиться на пароход и, совершив рейс по Каспийскому морю, от Красноводска снова продолжить путь поездом через Среднюю Азию. Но даже такое длительное путешествие было нам по душе: ведь ехали за новыми самолетами, за двухместными «илами».
В ожидании погрузки на пароход «А. М. Коллонтай» мы улеглись прямо на полу в зале Бакинского морского порта, кто подложив под голову чемодан, кто вещмешок. Близилась полночь, но меня почему-то сон не брал. Так и домаялся до передачи последних известий. Как только прозвучал знакомый голос диктора, все, кто не спал, повернулись к репродукторам. Приподнялся и я послушать новости с фронта. Выпуск начался с приказа Верховного Главнокомандующего, который гласил, что на Воронежском фронте танкисты генерала Рыбалко вышли на Северский Донец в районе Печенег и Чугуева. Дальше перечислялись освобожденные населенные пункты. Я слушал, затаив дыхание, а сердце так билось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди – ведь это же родные места! Новый Бурлук, Артемовка, Василенково… И вдруг… Юрченково! Мое село!
– Освободили! – крикнул я и изо всех сил хлопнул по плечу рядом спящего Громова.
Все мгновенно вскочили – привыкли на фронте спать воробьиным сном – и, не понимая в чем дело, в недоумении мигали сонными глазами.
– Федя! Друзья! Село мое освободили! Юрченково, понимаете?
Сразу ворчание за прерванный сон как рукой сняло, товарищи поздравляли меня с этим известием. Я тут же начал писать письмо родным. И в этот момент радость вдруг угасла, по телу пробежал озноб: будет ли кому прочитать его, живы ли отец, мать, сестренка Мария? А может быть… Но страшные мысли об их судьбе я отогнал прочь, и чернильный карандаш теперь уже безостановочно забегал по листку бумаги.
Громов тоже не спал, но и не мешал мне писать, только смотрел на меня сосредоточенным теплым взглядом, пока я не свернул листок в такой привычный тогда фронтовой почтовый треугольник.
– Поздравляю тебя, браток. Зря не волнуйся – будет полный порядок, как в авиации, – сказал Федя, крепко пожимая мою руку.
От сознания того, что скоро появимся на фронте на двухместном штурмовике, настроение было боевое, ликующее.
Вот она какая, наша социалистическая держава! Сколько ей пришлось пережить за полтора года войны, но она не слабела, а с каждым месяцем набиралась сил.
Мы знали, что впереди еще будет тяжелый, кровопролитный путь, многие из нас останутся где-то на дорогах войны. Но могучая волна народного гнева на огромном протяжении фронта начала смывать с родной земли фашистскую нечисть.
«Воздушные танкисты»
Под ударами Советской Армии на юге враг отступал. Однако после длительного отхода с Северного Кавказа, опираясь на естественные рубежи, он создал крепкую неподвижную оборону, которую назвал «Голубой линией». Она протянулась от Новороссийска до Азовского моря. Эта сильно укрепленная полоса была до предела насыщена полевой и зенитной артиллерией. Перед нашим командованием стояла задача – в тесном взаимодействии всех родов войск прорвать «Голубую линию» и полностью очистить Таманский полуостров.
В глубоком тылу полк был укомплектован летчиками и самолетами и в начале апреля перелетел на аэродром Тихорецк. Наш полковой штурман капитан Буханов пошел на повышение – его назначили штурманом дивизии. Хорошо, когда на глазах растет товарищ! Сергей Попов поднялся на ступеньку штурмана полка, а его место командира первой эскадрильи занял Сергей Аверьянов.