В пылающем небе - Белоконь Кузьма Филимонович. Страница 7

Сразу же после экзаменов по теоретической и наземной [6] подготовке в мае начались полеты. Поначалу мы никак не могли привыкнуть к некоторым особенностям самолета: ограниченному обзору на взлете и тенденции к развороту вправо. Но для опытных летчиков справиться с этими особенностями большого труда не составляло.

И вот программа переучивания закончена. С нетерпением мы ждали отправки на фронт. В конце июня был получен приказ, который предписывал полку перелететь на один из подмосковных аэродромов и войти в состав резерва.

На новом месте полк не сразу включился в боевые действия (резерв есть резерв). В воздухе и на земле продолжалась учеба: мы совершенствовали боевое мастерство на новом самолете, тактику применения его в бою, а технический состав закреплял навыки подготовки самолета к боевому вылету.

Наконец долгожданный день настал. 12 июля 1942 года по приказу командования, сделав прощальный круг над подмосковным аэродромом, полк взял курс на юг, где шли ожесточенные бои за Ростов-на-Дону.

Пока летели к Сталинграду, перебирал в памяти счастливые курсантские годы. Здесь мой первый инструктор Тудаков дал мне путевку в небо на самолетах У-2 и Р-5. Вспомнил своего второго инструктора, замечательного товарища и душевного человека – лейтенанта Феоктистова, с которым впервые взлетел и закончил училище на бомбардировщике СБ.

Кто знает, когда еще придется побывать в знакомых местах? И мне захотелось поближе пролететь над авиагородком. С разрешения ведущего отворачиваю от группы вправо и со снижением иду в его направлении. Вот он, наш красавец ДКА, впереди, справа по борту вижу центральный учебный корпус – в нем размещались наши казармы, классы, столовая. После окончания рабфака я впервые переступил порог этого здания, а через три года вышел из него военным летчиком.

Перехожу на бреющий полет и иду точно на этот корпус. А когда начал он уходить под капот самолета – трижды покачиваю машину с крыла на крыло, «горкой» набираю высоту и догоняю свою группу.

Стоял знойный июльский день 1942 года. В накаленном воздухе висела такая густая пыль, что сквозь нее даже солнце казалось матовым. В облаках горячей пыли ползли подводы, на которых сидели женщины, старики, дети. Этому живому потоку, казалось, не будет конца: люди двигались на восток, гонимые войной.

В этот день наш полк произвел посадку на аэродроме в Батайске. Самолеты садились один за другим и сразу же заруливали в капониры. [7] После посадки, спрыгнув с плоскости на землю, я стоял и смотрел туда, где виднелся Ростов. Город был окутан дымом пожаров. В ту сторону летели все новые к новые группы немецких бомбардировщиков.

Неужели и Ростов отдадим? Закуривая на ходу, я направился к самолету Громова. Он тоже смотрел в сторону пылающего города.

– Ты был когда-нибудь в Ростове?

– Нет, не приходилось, – не сразу ответил мой друг.

Подъехала полуторка.

– Всем экипажам немедленно маскировать самолеты! – распорядился адъютант эскадрильи. – Сейчас будут развозить боеприпасы, сразу же приступайте к снаряжению, чтобы к вечеру самолеты полностью были готовы к боевому вылету. Завтра начинаем!

Завтра начинаем! Наконец-то…

К вечеру все самолеты были приведены в боевую готовность: подвешены бомбы и реактивные снаряды, полностью заряжены боекомплекты пушек и пулеметов, машины заправлены бензином и тщательно замаскированы.

На другой день, едва на востоке заалела утренняя заря, аэродром наполнился рокотом, переходящим в рев, – механики пробовали моторы. Летчики собрались возле командного пункта. После получения боевой задачи командиры эскадрилий вышли из землянки. Выстроившись в одну шеренгу, мы стояли перед капитаном Т. К. Покровским. Это был настоящий летчик, и мы завидовали его боевой биографии. Наш комэск дрался с фашистами в Испании, громил японских самураев на Халхин-Голе, сражался на Карельском перешейке во время войны между Финляндией и СССР.

– Товарищи, – спокойно и твердо сказал Тит Кириллович, – наши наземные войска ведут тяжелые бои за Ростов. Сейчас, как никогда, им нужна помощь штурмовиков. Наша задача: нанести бомбардировочно-штурмовой удар по танкам, которые рвутся к городу.

После тщательного изучения задания – короткий митинг, посвященный первому боевому вылету на штурмовиках. Спустя полчаса взлетела первая эскадрилья, через десять минут – вторая. Справа ярко светило солнце, слева горизонт сливался с водной гладью Азовского моря и дымом горящего Ростова.

– Подлетаем к цели! Смотрите, впереди танки, – раздался в наушниках шлемофона отчетливый голос Покровского.

Далеко внизу чернело множество прямоугольников, оставлявших за собой шлейфы пыли: танки, совсем близко один от другого, двигались по трем дорогам на юго-запад.

С земли во многих местах засверкали вспышки огня, и в небе появились гроздья черных шапок. Они возникали то почти рядом с самолетами, то выше нас. Эскадрилья шла в сплошных разрывах зенитных снарядов. Ведущий непрерывно маневрировал, меняя курс и высоту. Остальные повторяли его действия. Я во все глаза следил за самолетом командира звена старшего лейтенанта Михаила Рослова, чтобы не опоздать сбросить бомбы. Вот танки уже перед нами, в наушниках послышалось короткое: «Бросай!» И вслед за этим из самолетов ведущего звена посыпались бомбы.

Внизу сразу все окуталось дымом и пылью, вспыхнули очаги пламени. Но зенитки стали бить еще сильнее. Командир эскадрильи ввел свое звено в пикирование, и от самолетов отделился огненный поток – пошли в ход «эрэсы». Загорелись еще два танка.

Когда наше звено повторило этот же маневр, самолет Рослова с левым креном пошел на крутое снижение и, оставляя за собой длинную полосу черного дыма, скрылся где-то внизу в прифронтовой дымке.

«Береза-пять, Береза-пять, я Береза-два, – слышу голос Покровского, – немедленно пристраивайтесь ко мне!». Мы с Михаилом Кузнецовым тотчас выполнили приказание. Самолет командира группы пошел на подъем, за ним последовали и другие.

Впереди по курсу показалась новая колонна вражеских танков, идущих по дороге на Ростов – их было десятка четыре. Мы продолжали набирать высоту, чтобы атаковать их с пикирования. Ведущий, а за ним поочередно и мы переходим в пикирование. Нажимаю на гашетку. Раз… два… три… четыре… Получайте гады!

На выходе из пикирования пытаюсь увидеть результаты работы группы, но это невозможно: там, где только что шли танки, дорога в сплошном дыму. Разворачиваемся для новой атаки. Со всех сторон с земли несутся огненные пунктиры. Не знаю, что делали в это время в своих кабинах мои товарищи, но я своим телом производил, если можно так выразиться, настоящий противозенитный маневр: то наклонял голову ниже переднего бронестекла, когда «эрликоны» [8] стреляли впереди и трассы неслись на кабину самолета, то крепко прижимался к бронеспинке и бронезаголовнику, когда зенитки поливали огнем самолет сзади.

Мы летели в море разрывов зенитных снарядов. Я шел последним и так увлекся танками, что, когда вышел из атаки, впереди уже не видел ни одного нашего самолета: на фоне местности в утренней дымке потерял их всех из виду. «Ну, Кузьма, – сказал я себе, – теперь крути головой на все триста шестьдесят, ты остался один».

Прижался к земле еще ниже. Под крылом самолета, словно в калейдоскопе, мелькала земля с разноцветными лоскутками полей, одни строения стремительно сменялись Другими. Вот впереди показалась серебристая полоска Дона. Намереваюсь выйти на реку и пойти вдоль нее. Вдруг, словно скользя, справа, совсем близко от фонаря кабины, пронеслась огненная трасса. Мгновенно левая нога энергично пошла вперед, а ручка управления – влево. Справа сзади меня атаковали два «месса». С силой нажал на сектор газа, самолет послушно рванулся вперед. Навстречу неслась земля, а я, казалось, стоял на месте. Фашисты-то не отстают! Вторая очередь, третья… Трассы проходили совсем рядом. Я бросал самолет то влево, то вправо. Впереди показался Батайск. И тут «мессы» вдруг отстали. Ломаю голову: «Почему?» Сделав небольшую «горку» и довернув немного влево, чтобы посмотреть заднюю полусферу, вижу: сзади вверху в каскаде фигур носятся четыре самолета – два наших истребителя связали боем преследовавших меня фашистов. «Спасибо, ребята! Выручили». И снова я вспомнил о Михаиле Рослове: дотянул ли до аэродрома?