Полнолуние - Белошников Сергей. Страница 15

Какой уж тут сон.

Снотворное я никогда не принимаю из принципиальных соображений: ибо абсолютно убежден, что эта химия медленно, но верно разрушает мозг. Впрочем, и к спиртному я в достаточной степени равнодушен.

И лишь под самое утро, когда по крыше заколотила обвальная, но короткая летняя гроза, я окончательно измучился и впал в смутное забытье, больше похожее на, увы, знакомое оцепенение под наркозом.

Каких-то конкретных снов я не видел. Только ощущал вокруг себя огромную, мерно колышущуюся, вязкую желтую субстанцию. Я беспомощно трепыхался в ее глубине, как муха, попавшая в таз с абрикосовым вареньем. А вокруг волнообразно перемещались тысячи темных прожилок и точек, вкрапленных в маслянисто поблескивающую полупрозрачную жидкость. И вдруг внутри этой же волны я увидел нашего поселкового участкового Михайлишина, который кого-то упорно искал, призывно размахивая руками и беззвучно разевая рот. А за ним угадывались какие-то другие, не знакомые мне люди. Их тоже влекло течение этой желеобразной массы. Все это напоминало сцену из какого-то отвратительного фильма ужасов, которые в последнее время в избытке (что чересчур, то чересчур!) показывают по телевизору.

Потом внутри этой мерзкой массы что-то оглушительно загрохотало и зазвенело. Меня как пружиной подкинуло на скомканной простыне, и рука привычно легла на телефонную трубку. Я сорвал ее с аппарата и, еще толком не проснувшись, рявкнул:

– Слушаю, Терехин!

– Петр Петрович, чепэ, – услышал я голос.

Сон как рукой сняло.

Так я и думал. Что-то непременно должно было случиться в эту поганую ночь. Голос в трубке я сразу узнал – это был сегодняшний ночной дежурный по ОВД, Боря Ефремов. Кстати, тоже оперативник из нашего отдела. Надежный сорокалетний мужик.

– Говори.

– Убийство в академпоселке. Опергруппу высылаю.

– От кого информация, Боря?

– От Михайлишина, который участковым на…

Вот уж действительно, сон в руку.

– Знаю его. Где он сам-то? – спросил я.

– На месте убийства.

– Давай его мне, – сказал я.

– Сейчас соединю.

В трубке послышалось щелканье, а потом и легкий треск помех, характерный для радиотелефона. И спустя несколько секунд в трубке раздался чуть смущенный голос Антона Михайлишина:

– Товарищ майор, извините, что разбудил. Это старший лейтенант Михайлишин. Но тут такое дело, что вам надо срочно приехать. Тут такое…

Я бросил взгляд на электронный будильник, автоматически отметив время – пять двадцать четыре утра.

– Во-первых, меня разбудил не ты, а Ефремов. А во-вторых, давай поконкретней, сынок, – перебил я его – не люблю сумбурных докладов. – Начни сначала. И не мямли. Излагай четко. Я тебя внимательно слушаю.

– Товарищ майор, на моем участке обнаружен труп гражданина Пахомова, проживавшего на улице Строителей, дом номер три. Труп найден в ручье, в лощине рядом с Почтамтской.

– Это бывшая Подвойского, так? – перебил егоя.

– Да. Способ, которым убили Пахомова, ни на что не похож. Во всяком случае, в практике не встречался.

– В чьей? – желчно поинтересовался я.

– Что – "в чьей"? – не понял Михайлишин.

– В чьей практике?

Михайлишин замолчал, переваривая услышанное. Потом все же нашелся:

– В криминальной, товарищ майор.

– Значит, ты считаешь – убили?

– Тут никаких сомнений, – голос Михайлишина зазвучал более уверенно.

Я вздохнул, помял лицо рукой. Потер ушибленное и по-прежнему нывшее колено.

– А что значит "ни на что не похож"?

– Ну… Горло ему перерезали. Зверски. Но как-то непонятно.

– Ладно, это я на месте посмотрю. Кто обнаружил труп?

– Бутурлин Николай Сергеич. Семидесяти трех лет. Живет один, здесь же, в академпоселке.

– Во сколько он нашел тело?

– Примерно в пять десять.

– А что этот Бутурлин в такое время в овраге делал?

Я почувствовал, как Михайлишин замялся.

– Я выясню, товарищ майор.

– Сразу надо выяснять, лейтенант, а не ждать ценных указаний руководства. Тебя чему учили?

Я действительно был недоволен и умышленно опустил приставку "старший". Михайлишин явно лопухнулся. Хотя в общем-то парень он головастый, грамотный. Он знал всех и все в поселке, интересовался службой и несколько раз мне крепко помог. А самое главное, душа у него лежала к нашей оперативной работе. Я давно имел на него виды и даже уговорился с непосредственным начальством старлея, намереваясь еще в этом году перевести Михайлишина из участковых к себе в отдел и со временем сделать из него настоящего сыщика. По-моему, у парня для этого есть все данные. Сам Михайлишин об этом пока что ни сном ни духом.

– Виноват, товарищ майор.

– Свидетели?

– Пока никого, товарищ майор.

– Ладно, сынок. Подробности на месте. Сейчас буду, – не прощаясь, я положил трубку.

Нет, право слово – я заранее знал: что-то должно произойти. Не зря меня так треплет долбаное полнолуние. Я снова потянулся к телефону. Набрал номер дежурного по райотделу:

– Боря, это снова Терехин говорит.

– Что еще, Петр Петрович? – откликнулся он.

– Давай срочно машину ко мне и проводника с собакой к Михайлишину на девятый участок, к оврагу возле Почтамтской!.. Ах, все знаешь? Ладушки. Да, и чтобы машина была у меня через десять минут, а не так, как в прошлый раз. Все. Жду.

Я с трудом встал с постели, прошел в ванную и включил свет. Чувствовал я себя отвратительно. Все тело болело, суставы скрипели при каждом движении, словно у семидесятилетнего старика. А тут еще и желудок заныл. Вот, думаю, только этого не хватало. Потом взял да и выпил таблетку новомодного навигана. Вообще-то грех его ругать – боль он действительно снимает. На скорую руку умылся и почистил зубы. Прихватив с полочки портативную электробритву "Браун" на батарейках – подарок Кати к недавнему дню рождения, – я вернулся в комнату. Пора было одеваться: вынул из шкафа чистую рубашку, натянул брюки и снял со спинки стула наплечную кобуру с "макаровым" и запасными обоймами.

Передернув затвор, я дослал патрон в ствол. Потом вытащил из пистолета обойму. Вынул патроны из железной коробки, которую обычно храню на верхней полке в платяном шкафу, и вставил еще один патрон в обойму. Восьмым. На место того, который уже сидел в стволе. Загнал обойму на место и поставил "макаров" на предохранитель. Итого теперь в моем пистолете было девять патронов вместо стандартных восьми. Тем самым я грубо нарушил инструкцию по обращению с табельным оружием. Но мне было наплевать на инструкцию. Кстати, то же самое проделывали все мои подчиненные перед выездом на любое мало-мальски серьезное дело. Внимания на это я не обращал. Более того, новичков я сам этому учил. Насколько я знаю, так поступает любой профессионал. Работа наша – это тебе не киношные штучки-дрючки. Это там какой-нибудь крутой нью-йоркский коп обязательно, перед тем как вломиться ночью на хазу к спящему гангстеру, демонстративно передернет перед кинокамерой затвор своего полицейского кольта 38-го калибра. А это, кстати, все те же девять миллиметров, то бишь мой "макаров".

А теперь представьте, насколько отчетливо и – главное – характерно звучит в ночной тишине лязг затвора, как бы аккуратно и осторожно ты с ним ни обращался. И какие ответные действия, услышав до боли знакомый звук, предпримет бандюга, у которого патрон-то всегда в стволе, а ствол – всегда под подушкой.

Кстати, подобная немудреная на первый взгляд хитрость пару раз натурально спасла мне жизнь. Спасла, когда времени на досылание патрона просто физически не хватало, потому что счет в игре шел на доли секунды. А ставкой была моя собственная шкура.

Поэтому я еще жив.

А с оружием я не расстаюсь никогда – ни при каких обстоятельствах: ни на работе, ни дома, ни в гостях. Только изредка, когда уезжаю на отдых, оставляю его в сейфе. Без ствола я чувствую себя, как человек, который заявился на званый ужин в одних кальсонах, без брюк.