Бег по пересеченной местности (СИ) - "Старки". Страница 15

Тошно и не смотреть. Как только выключил комп, навалились терзания и сомнения. Что делать-то мне сейчас? Меня завлекают в сети правоохранительных органов, хотят сотрудничать. Но это означает, что я должен описать Петера, выдать его имя, его местопребывание. Поможет ли это ему? Мне искренне насрать, найдут ли они убийцу. Но не насрать на судьбу парня. Я прикипел к нему и, несмотря на его странности, привязался, не выдам. Факт, из него козла отпущения сделают! Киллера не найдут, а мальчик-шлюха не нужен никому, нехай отвечает! И в то же время я же не могу сидеть в этой квартире вечно, мне нужно на что-то решаться! Самому искать убийцу? Я же не идиот, я понимаю, что это абсурд. Я кто? Хоккейный тренер, а не Эркюль Пуаро и даже не Аниськин из старого советского фильма. Что я смогу сделать? Морду кому-нибудь набить! Так кому?

В момент кульминационного накала моих размышлений заскрежетал ключ в дверном замке. Вернулся Петер. Уф-ф-ф! Встречаю его в коридоре, парень весел, потрясывает сумкой с продуктами.

— Ездил в центр! Всё купил там! Приобрёл тебе подарочки! Сейчас будем жрать, и я буду тебя одаривать! Я же обещал, что отблагодарю! А ты как себя вёл тут без меня?

— Мне не надо никаких подарочков.

— А жрать?

— А жрать надо.

— Ну так баба на кухню побежала, ублажать мужика буду! – и я уже не реагирую на его придурковатые шутки. Баба так баба. «Ублажать» так «ублажать».

Вся его «готовка ужина» на кухне заключалась в фигурной нарезке колбасы, хлеба, открывании банок со шпротами и с оливками. На облупленном столе в комнате он выстроил всё художественно вокруг большой бутылки коньяка. Потом торжественно и громко открыл церемонию «праздничного ужина».

— И почему он праздничный? — живо заинтересовался я.

— А почему бы и нет?

— Так нет повода для празднования…

— Повод есть! Мы живы, — серьезно ответил Петер.

— М-м-м… – философски ответил я.

— Это много, ну и мы ещё не выпили за наше случайное знакомство! – он подаёт мне бутылку коньяка и чокается с ней банкой оливок. Ну и я пью, передаю ему, он тоже лакает пару бульков. – Павел! Я купил тебе телефон! Ты же свой оставил в машине. Вот!

Петер протягивает мне белую пластиковую коробочку с яблочком. Я нерешительно беру, смотрю вопросительно:

— Пит, у тебя есть лишние деньги?

— Есть, Паша, есть, не сомневайся! Это малое, что я могу сделать для тебя! Не беспокойся, я себе тоже купил! Телефон хороший, новый, внутри симка, но она ещё не вставлена, не активирована… Не обижай меня, прими подарок.

— Ладно, спасибо… Но…

— Выпьем, выпьем, выпьем! — перебивает мои сомнения рыжий Петенька, сам глотает коньяк и передаёт мне. Жуем всю ту снедь, что он разложил здесь.

— Пит, ты меня споить хочешь?

— Ага!

— Зачем?

— Воспользуюсь твоим беспомощным состоянием и… — мурлыкает рыжий и облизывает призывно верхнюю губу.

— Пит, прекрати, а! Давай поговорим о другом. Что мы будем делать?

— Мы – ничего. А я уже всё сделал.

— Что ты сделал?

— Я связался с заказчиком. Он меня защитит.

— Как?

— Паш, тебе не надо знать…

— Почему?

— Выпьем, выпьем, выпьем! — опять запел Петер, я глотаю, он берет пальцами оливки и укладывает мне в рот.

— Не увиливай! — возмущаюсь я, а в башке уже жарко от коньяка, надо остановиться.

— Я не буду увиливать! — интимно обещает Петер. — Буду податлив!

— Пит! Я серьёзно! Как он тебя защитит?

— Я уеду из города, как мне и обещали.

— Когда? — почему-то пересохло в горле.

— Через пару дней.

— Куда?

— В-в-в-в… Ригу.

— Как это будет исполнено? Как вы договорились? Ты виделся или звонил?

— Мур-мур-мур… сколько вопросиков! Выпьем, выпьем, выпьем!

— Нет! Отвечай мне! Я ведь не совсем посторонний человек тебе, имею право хоть что-то знать!

Проклятый Петер реально подпрыгивает на стуле и в восторге плюхается ко мне на колено, в руке бутылка.

— Конечно, не посторонний! Конечно, имеешь право! Выпей! Ну, глоточек… — не знаю, почему я его не сбрасываю? Почему я всё-таки пью коньяк? Почему обнимаю его за талию? Почему не отталкиваю паршивца, что трется о мою щеку своей щекой? Неужели я настолько пьян? А рыжий Петенька кормит меня колбасой, хлебом, потом берет пальцами шпротину и впихивает мне в рот. Я послушно пережевываю, а ему мало этого:

— Фи, какие у меня жирные пальчики! – сует их мне в рот, чтобы я облизал. И я облизываю… Боже мой! Неужели он уедет? Неужели навсегда? А вдруг его обманут?

— Пит, вернее, Петь, а тебя не обманут? Не кинут? На хрена ты нужен заказчику? Ему же выгоднее тебя… это… грохнуть.

Петер вместо ответа вдруг обнимает меня и утыкается виском мне в шею, а губами в плечо. Гудит в меня:

— Ты заботишься обо мне? Почему?

— Я… я не знаю, как это объяснить, я не хочу, чтобы тебя убили, ты же не виноват?

— Виноват, Паш… Я — грязная шлюха и поехал туда по своей воле, меня никто на аркане не пёр.

— Ты больше не будешь шлюхой!

Петер отрывается от меня, смотрит мне в глаза. Йодные веснушки так близко, так трогательно.

— А кем я буду?

— Нормальным человеком!

— Ты не понимаешь, Паша. Мир шлюх опустеет без меня, я же специалист высшей квалификации, хочешь попробовать со мной?

— Нет! — хрипло говорю я.

— А я хочу с тобой! Я вообще хочу!

— Нет! Я другой, мне этого не надо, - как-то неуверенно говорю я и как-то неуверенно его отталкиваю.

— Глупенький! Ты боишься, что не получится? Я всё сделаю сам! – прерывает мои попытки сопротивления Петер, приближаясь к губам.

— Я боюсь не этого…

— А чего же? — он уже задевает своими губами мои губы.

— Того что мне понравится. Того, что у меня совсем крышу унесёт из-за тебя… Прекрати…

И он впивается в мой рот, и у меня сносит крышу. Его коньячный вкус делает меня ещё пьянее, его зубы – сахар на моих губах. Никогда не любил целоваться взасос, не любил целоваться вообще, мой инструмент общения с телом - руки, через них проходят все эти мучительные импульсы к паху, поднимают там бурю. Женщинам говорил, что раздражает губная помада. А тут… даже если бы на нем была эта помада, так он умело меня обезвредил, втянул в свой «мир шлюх». Меня размазало, развезло, раздраконило. И уже шарю по нему, впитываю… Слышу краем уха, что Петер мне что-то говорит:

— Мой герой… Мой защитник… Ты можешь со мной всё… Что ты хочешш-ш-шь? Мой мужчина… Я всё тебе позволю… Хочешшшшь даже без подготовки, пусть будет больно, пусть будет крофффффь… Это подарок, это бес-с-сплатно…

Стоп! Бесплатно? Подарок? Кровь? Я сдурел, что ли? Чем я лучше этого Хабарова?

— Не-е-ет! — крикнул я и столкнул его с колен на пол. Петер свалился на спину, смотрит на меня мутным взглядом, удивлен, руку тянет:

— Паша, не бойся! Давай! Ты же хочешь?

— Нет! — наклоняюсь я к нему со всей решимостью, сжимаю сильно, до боли пах, чтобы там всё успокоилось. — Ты не будешь шлюхой! А мне такие подарки не нужны! Мне противно от того, что ты вытворяешь. Ты – сильный, смелый, терпеливый. Я привык восторгаться такими, я сам такой. Но ты протрахал свою жизнь! Секс ради кроличьего траха, как и секс ради благодарности – это то же самое, что секс за деньги! Мне противно. Не делай этого со мной. И ни с кем этого не делай! Иначе…

— Ну, Па-а-а-аша… — заскулил паршивец.

Я - каменный человек. Перешагнул через него и бросил своё тело на диван, прижался к стенке и закрыл уши руками. Всё шумит вокруг, всё плачет. Я так хочу быть с ним, но не хочу быть со шлюхой. К чертям его благодарность похотливая! Я с ним себя впервые живым почувствовал, может быть, даже влюбился в него… А он – шлюха! Как так получилось? Завтра, завтра мы поговорим. Даю телу команду «спать», но тело не слушается. Тело ждет и дожидается. Петер встает с пола. Выключает свет. Ложится за мной на диван, упирается лбом мне в спину, там сразу горячо становится:

— Ты дурак, Паша. Ладно, мы попробуем по-другому.