Бег по пересеченной местности (СИ) - "Старки". Страница 3

Выныриваю. Воздуха! Вниз! Толкаюсь и тяну Петера дальше. Нас увлекает по руслу дальше, за мост. Вновь выныриваю, оглядываюсь. На мосту трое. Один машет рукой, показывая на нас, другой с оружием, пистолет. Ффиють! Совсем рядом брызгает пуля! Я опять вниз. Петерис тоже. Отталкиваясь от меня, старается скрыться под водой, но его куртка всё равно отличная мишень! Как бы не убили парня! Прямо передо мной черта от свинца ко дну. Косорукие! К счастью.

К счастью, что и течение быстрое, вода быстро несет нас дальше и дальше! Уже совсем вынырнул, лег на спину, отдыхаю, отдавшись на милость бегу воды. Петер недалеко от меня. Героическое выражение лица у него стёрлось. Видно, что мокрые волосы мешают, залепляют глаза и рот, дышать ему трудно, кожа бледная, но молчит, не охает, не скулит. Плыли долго. Потом Петер сдавленно выкрикнул:

— Там стремина, надо на берег!

И я послушно взял курс за ним. Выбраться оказалось сложнее, чем не утонуть. Здесь течение только мешало. Дно склизкое, устоять невозможно, цепляем друг друга: он меня за руки, за олимпийку, я его за сумку, за волосы. Хватаемся за осоку, что вылезла у берега, тащим тела на твердую землю, буквально ползем. Падаем. Лежим, издыхая. Тут я и рассмотрел, в чем проблема латышского красавца: серые джинсы на левом бедре заплыли коричнево-красным цветом. Он ранен! Надо в больницу! А как это сделать? Ни телефона, ни тачки, ни бэтмена рядом не наблюдаю! Мысль о серебристой шкоде, оставшейся беспомощно и обиженно стоять носом в железный край моста, вывела меня из состояния шока.

— Бляа-а-адь! Блядь! Какого хуя ты упал на мою голову! Откуда ты взялся, такой гламурный? Гадство! Машина – всё, что у меня есть! Я пахал на неё два года! Это всё, что у меня есть! Понимаешь? — ору я лежащему рядом телу, наплевав на его мучения из-за простреленного бедра.

— А у меня жизнь – это всё, что есть, — хрипло отвечает Петер. — Не вой! Будем живы, верну тебе железяку!

— Будем живы? — дёргаюсь я в его сторону. — Это ещё не всё? В нас ещё кто-то стрелять собирается?

— А ты как думал! Эти же! Сейчас прискачут сюда! Надо драть, — морщась, парень садится, прихватывает руками тело возле раны. – Собаки у них нет, поэтому надо хотя бы от берега подальше отойти, здесь в два счёта найдут!

— И как ты будешь драть? — истерично интересуюсь я.

— Ты меня потащишь!

— Ни хрена себе! Ты мне кто? Сын? Друг? Невеста?

— Выбирай сам, мне по хуй, как ты меня назовешь!

— Может, ты преступник, а эти хорошие люди тебя обезвредить хотят?

— Ага! И тебя такого непричемного заодно!

Петер открывает молнию сумки, осторожно переворачивает и, придерживая нутро, выливает водицу. Достает леопардовый платочек, быстро, пальцами «причесывает» волосы, сворачивает их в узелок, сверху обтягивает голову платком, как банданой. Потом парень подгибает здоровую ногу и тяжело, с мученической гримасой на лице, поднимается.

— Ты можешь, конечно, остаться! Но не думаю, что они будут разбираться, ху ис ху. Надо торопиться…

Блин, он прав, конечно! Да и неужели я его оставлю? Раненого? Это как-то подло! Выясним позже, что он за фрукт. Да и машина, действительно, менее ценна, чем жизнь. Даже если это не моя жизнь.

Поднимаюсь, кроссовки весело хлюпают речной водой. Мой козырный финфлеровский спортивный костюмчик мышиного цвета с синими вставками выглядит, мягко говоря, печально. Подхожу к Петерису, обхватываю его через спину, тот закидывает мне руку на шею:

— Ну… Погнали! — стараюсь я взять бодрый тон. — Нет ничего романтичнее погони!

— Ага! Бронепоезд «Петропавловск» отправляется к чертям собачьим! - так же бодрясь, подхватывает этот поганец, из-за которого вся эта хуйня заварилась. Мы двинулись вглубь леса, по папоротникам. Из-за такой растительности вероятность, что преследователи обнаружат путь нашего отступления, резко возрастала, так как за нами, действительно, как за бронепоездом или танком, оставалась проломленная дорога. Если быть внимательным, заметить можно. Минут пять мы уверенно шли, с трудом переваливая через упавшие деревья. Петер молчал, сжав зубы, расширив ноздри. Шли довольно-таки быстро, но с каждым новым шагом, с каждой новой прогалиной или бревном Петер заваливался сильнее, дыхание стало тяжёлым. Лицо моего нечаянного знакомца приобрело землистый оттенок. Глаза помутнели. Пальцы всё крепче, все отчаяннее вцеплялись в мою шею. Ему нестерпимо больно.

— Петер! Надо остановиться! Если ты брякнешься без сознания, я не смогу тебя утащить!

— Ещё немного, ещё дальше и перетянем, … посмотрим… пф-ф-ф!

— Герой ебаный! – отрываю его от себя. Подставляю спину: — Садись! Так будет быстрее! Осторожнее!

Петер без кривляний устраивается у меня на закорках. Правую ногу я крепко обхватываю рукой, а вот левую – осторожно придерживаю за колено. Не очень удобно! Парень провисает слева, это утяжеляет шаг. Но ему тоже больно: удерживать простреленную мышцу в напряжении – не сахар! Тем не менее мы двинулись и двинулись намного быстрее, не бегом, конечно, но скорость хорошая. Я вспомнил, как в армии марш-броски на двадцать с грузом ходил, как к соревнованиям готовились, таская друг друга по дорожкам высокогорной базы. Отвлечься! Не думать, не анализировать, не фантазировать! Раз, два, раз, два… Нужно углубиться в работу мышц и нервов. Раз, два, раз, два… Автоматически, не жалея себя, не хныча, не ворча. Правильно ставить ногу, чуть пригнувшись, дышать: нос-рот, нос-рот… Если гнать всякие мысли о жизни, о машине, об этом парне, о так неудачно начавшемся отпуске, если сосредоточиться на шаге, на движении, на дыхании, то будет легче, эффективнее… Часто пропускал царапающие по лицу ветки. В тени деревьев повылезали комары да мошки, и я для них был легкой добычей: руки заняты, лицо потное, разгорячённое. Петер стал этих летающих тварей от меня отгонять, поглаживая правой рукой мне лоб, щёки, шею. Думаю, что мы так с пару километров прошагали.

— Тпррр! – командует ездок. — Падаем здесь! Коняшка в мыле, всадник в скуке, требует привала!

Эти слова нисколько не обидели меня. Я действительно устал, в мыле. Отпустил его прямо посреди леса, не выходя на опушки, на просеки, на полянки, чтобы оставаться в тени, под прикрытием кустов и папоротников. Несмотря на то, что день клонится к завершению, жара еще не спала. Сам падаю на землю, приваливаюсь к берёзовому боку. Так и просидел бы… пару лет! Ноги ноют, давно их так не напрягал. А в голове пусто, гулко бьётся единственная мысль: «Это со мной происходит?»

Глаза закрыл. Блаженство. Вокруг царственный лес с какой-то своей тайной жизнью: шептание крон, стрекотание крылатой живности, щекотание кожи травинками и паутиной. Наверное, где-то и рассудочные животные бегают, подсматривают за чудными людишками, которые решились на безумную прогулку по их дому. Слышу: «Тсш-ш-ш…». Открываю глаза, а Петер со спущенными джинсами сидит и влажными салфетками из моего автомобиля протирает рану на бедре. Бросились в глаза диковинные плавки героя – это стринги? Капец! Серебристая тряпочка обхватывает только само орудие, стыдно даже смотреть. А Петеру ни хрена не стыдно, он морщится, шипит от боли, но не стонет, не жалуется.

— И что там у тебя? — спрашиваю я.

— По касательной, кость не задета. До свадьбы заживет!

— Да, но если не зашить, то может залихорадить! Заражение опять же! Да и заживать будет долго, действительно, до свадьбы.

— Ничего… Как-нибудь перетерплю!

Петер вновь роется в сумке и достает оттуда маленькую фляжку. Раскручивает пробочку. Вбирает побольше воздуха и плескает маленькую порцию прозрачной жидкости на рану. Он тут же закрывает левой рукой лоб и глаза, закусывает нижнюю губу. Представляю, как ему больно, ибо запахло водкой. Петер задышал ртом часто и громко. Ползу к нему, забираю салфетки из его рук, промакиваю вокруг раны. Мягко толкаю парня на спину, чтобы лёг. Сам оглядываюсь. Ага! Вон просвет! Встаю, хотя ноги ещё гудят, пробираюсь на полянку. Есть! Срываю верхушки белёсых жёлтеньких цветочков полыни и синенькие мелкие соцветия вербены, бегу к Петеру, запихиваю зелунуху в рот, слегка зажёвываю, сминаю зубами так, чтобы сок мог истекать. Выплевываю горькую кашицу в ладонь и прикладываю прямо на длинную рану ноги Петера. Тот вдруг вцепился мне в волосы. Больно ему! Поверх травок положил предпоследнюю влажную салфетку и велел раненому снимать бандану. Конечно, платок маловат, но два раза обернуть и потуже затянуть хватило. Теперь надо подождать, когда травки антисептические и обезболивающие начнут действовать. Надо полежать. Решаюсь и прикладываюсь к ценной фляжке, делаю большой глоток водки, закрываю, убираю обратно, в петенькину сумку. Мимоходом замечаю, что в сумке есть запаянный темный пакет, мой нож, связка ключей, шоколадка-сникерс, расчёска, длинное тельце плейера с воткнутой ниткой наушников, какой-то тюбик, маленькая коробочка, ну и презервативы, кофе, зажигалка. Вытаскиваю зажигалку в презервативе, разворачиваю, кладу на место, которое обогревает луч солнца, пусть сохнет, так надежнее. Ложусь на землю, под папоротники рядом с Петерисом. Надо отдохнуть. Лежим на спинах, грязные, мокрые, злые, смотрим в небо через лиственный купол.