Особо одаренная особа - Вересень Мария. Страница 52

— Вот. — Он шлепнул мне на колени тетрадь с именами архивных должников. — Лучшее средство от хандры — это дело. Не хочешь Велию помогать, давай займемся этим твоим — как его там? — хобби.

— Ну как вы не понимаете?! — Я отбросила тетрадку. — Я его в порошок стереть готова!

— Ой, подумаешь, чуть не утопла! — закатил глаза Индрик. — Ну дак и не в первый раз!

— Да не из-за этого я злюсь! — Я вскочила на нарах, треснувшись головой о перекладину. — Ой! — Слезы хлынули водопадом, губы задрожали, и я в голос заревела, кинувшись к овечке. — Я не от этого злюсь! Просто он меня не любит! Он меня пугал, как дуру!

— Милочка, — проблеяла овечка, потершись головой о мое плечо, — почему не любит? И почему «Как»?

— Хочешь сказать, что я дура? — проныла я, размазывая по щекам слезы, а Индрик предложил:

— Полетели к Карычу, спросим. И вообще, лучшее средство от хандры — надраться в доброй компании.

— Хорошо, — я утерла слезы, — только в Заветный лес я не поеду. Кто там у нас следующий должник? — И, сунув нос в тетрадку, поинтересовалась, далеко ли город Хрустальное Небо? Индрик присвистнул и сказал, что даже с его крыльями дня три пути.

— Ладно. Выберем средство передвижения посерьезнее.

Услышав это, Индрик от возмущения чуть из шкуры не выпрыгнул, по его мнению, ничего не могло быть серьезнее летающего коня.

— А Сивка-Бурка? — насмешливо спросила я.

Индрик заржал, глаза его побелели от гнева, ноздри раздулись.

— И что у тебя с этим битюгом? — спросил он, тряся гривой.

— Чисто деловое знакомство.

Овечка, заметив, что Индрик ревнует, привалилась бочком к стене заимки, закатила глазки и масленым голоском промурлыкала:

— Сивка-Бурка.

Имейся у Индрика руки, он бы схватился за сердце. Я, не теряя ни мгновения, свистнула, гикнула и со всех ног припустила к богатырскому коню, пока Индрик гонялся за хохочущей овечкой вокруг заимки. Кузьме, разинувшему рот, стоя на пороге заимки, крикнула:

— Если эта сволочь посмеет меня искать, передайте ему, что я ушла в запой! — надеясь, что хозяин заимки понял, что я имею в виду мага. Сивка-Бурка с интересом покосился на меня, а я стукнула пятками в его бока и повелела: — В Хрустальное Небо.

— Может, сразу в Ирий? — язвительно поинтересовался Сивка-Бурка и еще что-то хотел присовокупить, но тут ревнивый Индрик обратил на него внимание и, злобно замолотив воздух копытами, ринулся на врага.

— Кто это?! — попятился богатырский конь.

— Дядька мой — Индрик. Злится, — объяснила я коню.

Прежде чем единорог успел вцепиться в него зубами, Сивка-Бурка свечой взвился в небо.

— А почему с крыльями-то?! — продолжал удивляться конь, прыгая и оглядываясь назад. — Он же без крыльев был!

— А вы что, знакомы?

— Было дело. Девку у него я увел.

— Ну тогда чаще поглядывай в небо, — посоветовала я.

— Ну почему с крыльями-то?!

— Я что, виновата? Мне что же, этим всю жизнь в глаза тыкать будут? — досадливо проговорила я, а Сивка-Бурка задумался и скакал молча до самого Хрустального Неба.

Место это оказалось словно на самом краю земли. Сначала кончился материк и, словно хлебные крошки, оторванные от него, полетели нам навстречу сказочные зеленые, но совершенно безлюдные острова, на которых, развертывая крылья, обиженно ревели нам вслед странные звери-чудовища. Выпрыгивали из воды крылатые рыбы размером с замок, пытаясь ухватить нас за ноги. А когда кончились самые мелкие островки и ничего не осталось, кроме безмерной глади моря-океана, на горизонте я заметила легкое, полупрозрачное облачко.

— Вот это и есть Хрустальное Небо, — сказал Сивка-Бурка, задумчиво глядя вдаль с отвесной скалы.

— Допрыгнешь? — спросила я.

— Допрыгнуть-то не проблема, — как-то неуверенно ответил Сивка-Бурка. — Главное попасть. Пятачок-то малюсенький, чуть что не так — и привет семье! А я плавать не умею!

— Я тоже! — сообщила я и вцепилась в гриву коня. Совсем не то я разумела под словом «запой», да и тонуть по третьему разу, пусть даже и в соленой воде, это перебор.

И тут деревья вдалеке затрещали и пьяненький голосок хрипловато затянул:

Певец почти дополз к нам по обрывистому склону, но тут из-под ноги у него вывернулся камень, и он, вскинув руки, кубарем полетел вниз, прямо на золотой песок пляжа.

— Эй! Ты кто? — Я легла на живот и свесила голову со скалы.

Мужик лежал на пляже, не подавая признаков жизни. Был он тощ, грязен и гол. Кожаный передничек на бедрах служил ему, судя по всему, и носовым платком, и обеденной салфеткой, правда, на ветках акации повис, зацепившись, еще и рваный халат, на котором сквозь грязь уныло просвечивало золотое шитье, но тяжело было назвать эту одежку роскошной.

Чувствуя, что плавлюсь под жарким солнцем, я стянула с себя куртку и теплую верхнюю рубашку, а когда мы с Сивкой-Буркой спустились вниз, сняла и сапожки. Море было удивительно теплым и изумрудно-зеленым. Я забрела в воду по колено, и тут же стая разноцветных рыб накинулась на мои ноги, смешно разевая рты и словно целуя их. Стало щекотно, и я выскочила на берег. Мужик, не открывая глаз и не делая попыток подняться, снова завел песню про пьяную свинью. Сивка только нюхнул его, и коня сразу всего перекорежило.

— Запой на дом заказывали? Ну вот, пожалуйста!

— Уйди, — мужик шлепнул коня по морде, — плод моего больного воображения.

— Это не плод, — вступилась я за оскалившегося Сивку-Бурку, — это богатырский конь.

— А я, — мужику наконец удалось сесть, — С-с-с-но. Принц в изгнании. Очприятно.

— Тебя не с Хрустальных Небес изгнали? — поинтересовалась я.

— Оттуда. — Сно мотнулся всем телом и зарыдал, как это умеют пьяные, без всякого предупреждения. — Сестренка родимая выперла. Говорит, что я с-сопля! Ничего в жизни не сделал.

— А ты? — участливо спросила я.

— А я ей на стол нас-срал, а потом гонял гадину по всему дому, с-сбежала… заперлась.

— Герой, — покачал головой Сивка-Бурка.

— Я — принц С-с-нова. — Королевская особа гордо вскинула голову, но не рассчитала сил и снова завалилась на песок. Вдвоем с Сивкой-Буркой мы с горем пополам сумели приодеть и поднять на ноги изгнанника. Из его слов выходило, что родственники вышибли его из дому, построив на одном из островов хижину, в которую мы его и приволокли, и таскали каждый день ему по бочке саке, чтобы он не донимал их своими стенаниями. А архивного должника принцева папу мне теперь не сыскать вовеки, так как старичок скончался.

— Значит, «Волшебные превращения простой вещи» мне не достать, — вздохнула я, глядя на недоступный летучий остров. Сивка-Бурка тоже не горел желанием прыгать, а принц, задремавший было на плетеной циновке, вдруг подхватился и, шаря мутным взглядом по потолку, признался, что название ему знакомо:

— Щас выпью и вспомню. — И он стал вяло хлопать по бочке, пытаясь таким образом вышибить из нее пробку. Я смилостивилась над пьяницей, налив ему и нюхнув сама. Не такая уж и гадость оказалось это саке…

— Ты мужик или кто? — требовательно бил копытом Сивка-Бурка, лакая из своей миски.