Ковчег (СИ) - "Корсар_2". Страница 25

— Грендель сказал — я иду с вами, — ответил Нор и нагнулся поднять пакет с одеждой.

— Да плевать мне, что там Грендель сказал! — я пнул ни в чем не повинный стул, и тот отлетел к стенке. — Ты балласт, понимаешь? Ты же не умеешь ни черта — ни по шахтам лазать, ни по коммуникациям ползать! У нас сработанная группа, мы друг друга без слов понимаем, в половине случаев в рейдах знаками общаемся. Зачем ты там нам нужен?!

Он опять разозлился, но я тоже был взбешен, так что не очень-то обратил на это внимание. Злость — самый крепкий щит от ментальной агрессии.

— Приказы не обсуждаются! — рявкнул Нор, и я оторопел от того, каким тоном это было сказано. — Ты в курсе, что такое субординация?

Очень хотелось взять его и потрясти как следует. Чтобы не орал на меня в моей каюте. Чтобы не лез туда, куда его не звали. Чтобы вообще не лез туда, где опасно, потому что в рейде — опасно, и ему там нечего искать от слова совсем.

Я так и сделал. Схватил его за костлявые плечи и встряхнул пару раз. А потом толкнул на кровать.

— Считаешь себя самым умным здесь? Ты сначала мне хотя бы до плеча дорасти, а потом рассуждай о приказах и субординации! Мало тебе наверху досталось, еще хочешь получить? Или мечтаешь шею в шахте свернуть? Так я тебе ее сам сейчас сверну, чтобы не мучился!

Ни черта он не испугался — только разозлился еще больше и опять заорал:

— Да ты кто вообще такой? Думаешь, если такой здоровый, то можешь командовать? Я, к твоему сведению, все знаю про охрану — когда посты меняют, где они между дозорами сидят и чем занимаются. А ты только по щелям умеешь лазать. Дылда белобрысая!

Я от такой наглости просто оторопел. Хотел отвесить ему затрещину… Но развернулся к шкафу, достал брюки, надел. Затем вытащил рюкзак мелкого, который запихнул в самый дальний угол после возвращения, и швырнул Нору на колени.

— Разбирай свое барахло, чтобы место не занимало. Я скоро вернусь.

И вышел, хлопнув дверью каюты. Раз этот нахальный мальчишка так уважает приказы — что ж, пусть ему Грендель прикажет сидеть в каюте. Тоже мне, нашелся рейдер на мою шею.

Но дед только головой покачал в ответ на мое требование оставить Аденора внизу. И, по своему обыкновению, ничего объяснять не стал. Хорошо еще, он влиять на меня не в состоянии — любую попытку давления я сразу чувствую, а сопротивляться Грендель меня сам учил.

— Познакомишь его с группой, — только и сказал. — Мальчик может оказаться полезным.

— Кому, дед? — я стукнул кулаком в косяк. — Он ведь не умеет ничего. Мы проваландаемся с ним до третьих склянок — и что потом? До следующей рынды по щелям сидеть?

— Все, иди, — дед отвернулся. — Объясни Аденору, как в рейде себя вести, что с собой брать, кого слушать и в какой ситуации.

Когда он таким тоном говорит — возражать бессмысленно. Это с чужими дед мягонький да ласковый. С теми, кто не знает, на что он способен. Для кого он просто старичок с забавными причудами. Но я-то ему правнук, к тому же унаследовавший кое-какие дедовы способности. Я с детства знаю, сколько стали под этой дряблой старческой шкуркой.

В общем, плюнул я и пошел назад, в каюту. Зашел по пути в столовую, к Тамиру. Выслушал его восторженный рассказ о чудесном исцелении Маришки, покивал с умным видом, забрал термосы с пайком и тоником. Пакетик сухариков в карман сунул по инерции. И уже у самой двери своей каюты подумал, что Нор может воспринять эти сухарики как попытку его подкупить. Сладеньким.

В каюте дышать было нечем от острого запаха обиды. Мелкий сидел на койке, поджав ноги, и обнимался с рюкзаком. Нос у него был красный, и глаза нехорошо блестели. Я подумал, что он, наверное, сильно стукнулся спиной — а там у него потертости. Не скажу, будто мне стало очень стыдно за такое обращение с мальчишкой, но не по себе — точно. Я со стуком поставил термосы на стол, достал пакетик с сухарями и сказал, стараясь не смотреть на Аденора:

— Давай, поднимайся. Я тебе намажу спину, поедим, потом подгоним комбинезон по росту. И я тебе расскажу, как себя в рейде вести, чтобы ни во что не вляпаться и никого не подвести.

Но он с места не сдвинулся, продолжая сверкать на меня глазами, и — самое главное — его эмоциональный фон не изменился ни на чуть-чуть.

Я вздохнул, подошел к кровати, присел на край.

— Ну хорошо, не сердись. Извини, если сделал тебе больно. Я действительно считаю, что от тебя группе будет мало проку, но Грендель думает иначе. У нас не очень много времени, а мне еще тебя с ребятами знакомить и инструктаж проводить. Заканчивай злиться. Если ты собираешься идти с нами, то капризничать сейчас некогда.

Мелкий выдохнул сквозь зубы и молча встал, отложив в сторону свой мешок и повернувшись ко мне спиной. Похоже, обижаться он умел долго и с удовольствием. Как Лейн.

Лопатки у него все еще были воспаленные. Блич сказал, что через день-два все пройдет, но сейчас это выглядело устрашающе: припухшая ярко-розовая кожа, усеянная мелкими прыщиками.

— Чешется? — спросил я, не рассчитывая на ответ.

Естественно, Аденор промолчал. Только плечами повел — мол, дурацкий вопрос. Я пошарил в карманах, достал пузырек с лекарством, вылил немного на ладонь. Пахло скорее приятно, да и сама по себе густая жидкость ощущалась как что-то ненавязчиво-прохладное.

Лопатки были худые, и вся спина была худой, смуглой, с тонкой кожей, которая немедленно покрылась крупными мурашками, стоило мне к ней прикоснуться. Волосы на затылке Нора сходились в ложбинку на шее острым мысиком, на пояснице проступали две ямочки, над одной из них, слева, темнела звездочкой небольшая родинка.

Я как-то сразу, за мгновение, увидел это все, а потом почувствовал под пальцами теплую гладкую кожу, тут же заблестевшую от лекарства. И стало неловко. Я ведь совсем недавно говорил Нору, что не интересуюсь подростками, а сейчас мне очень хотелось сунуть ладонь под резинку его трусов и провести по ягодицам. Под тканью они выглядели очень симпатичными — небольшие, круглые, крепкие. Мне никогда не нравились парни с плоскими задницами, а тут у меня перед носом маячило нечто очень привлекательное и соблазнительное.

И абсолютно недоступное, хоть и спал Нор у меня под боком.

Эти несколько мучительных минут, пока я втирал лекарство в кожу на лопатках и вокруг, пока, заставив его поднять вверх руки, мазал подмышками, где рос нежный темный пушок, я думал только о том, как было бы здорово сейчас положить ладони Нору на пояс, притянуть к себе, ткнуться губами в коротко стриженый затылок — и забыть про рейд, надвигающийся голод и все остальное.

Я так сосредоточился на том, чтобы не позволить возбуждению взять верх надо мной, что перестал чувствовать Нора. Вдыхал запах мази, понимая, что теперь мелкий всегда для меня будет ассоциироваться вот с этим — немного мяты, немного лимона, очень много прохлады и гладкой теплой кожи под пальцами.

И вдруг все закончилось. Нор обернулся, я протянул ему пузырек с остатком лекарства.

— Иди в душевую, лечись дальше. Если воспаление останется, потом сходишь к Бличу за следующей порцией мази. Впрочем, он сказал, это вряд ли потребуется.

Я очень надеялся на обратное. Что потертости не пройдут, и я смогу снова вот так касаться его худой спины с острыми лопатками. У меня никогда еще не было такого — чтобы горло перехватывало, голос садился, и от возбуждения темнело в глазах.

Опомнился я только после того, как хлопнула дверца в душевую кабинку. Поднес ладонь к лицу, еще раз вдохнул запах. И подумал о том, что мне будет очень трудно в ближайшие несколько дней.

17

То, что Невен вернется ни с чем, я знал с самого начала, поэтому даже переживать не стал. Хотя, конечно, удивился — неужели он, такой здоровенный, до сих пор не понял, что высшие офице… э-э… начальство своих приказаний не отменяет никогда, несмотря ни на какие обстоятельства? А потому если Грендель сказал, что я пойду наверх — значит, я пойду.