Преданный Враг - Белов (Селидор) Александр Константинович. Страница 14

Хреновый, — мрачно отрубил Саша.

— А вот это ты зря! Чечня сейчас — такой ключик! К таким замочкам! — Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверх свои маленькие белесые глазки. — Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь!

— Угу… Я так отблагодарю, что мало не покажется… — угрюмо пообещал Белов.

Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского. Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивал головой.

— Да-да-да… У меня тоже иногда такие мыслишки бывают… — захихикал он. — Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и — бабах! И нет куратора! Красота, а?!

Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел из беседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.

— Нет, правда, Саш… Есть ведь такое, согласен? А, Саш? — настойчиво спрашивал он. — Вот если по чесноку, сознайся, — ведь охота иногда Леонидыча вальнуть?

Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупал карманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку и вытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под нос опешившему Каверину.

— А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты его спрятал?! — брезгливо спросил он.

Каверин развел руками и осклабился.

— Ой, я тебя умоляю! — поморщился он. — Ну это ж просто привычка! Да не обращай ты внимания… Я даже жену иногда записываю, так, для интереса. А что? Пусть будет…

— Штирлиц хренов! — Белов развернулся и стремительно зашагал к машине.

— Саша! — Каверин растерянно смотрел ему вслед. — Ну, погоди, Саш!

XIX

Мрачные мысли, поселившиеся в голове Ольги в недостроенной даче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, ее смерть только укрепила Олю в четком понимании того, что в ее семейной жизни назрели срочные и кардинальные перемены.

Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти, Оля невольно думала — а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для нее все закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера или от бомбы в машине? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только с ней, но и с Ваней, Оля старалась не думать.

Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы не одно «но»: Оля любила своего мужа.

Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайний шаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, по большому счету, все их будущее, а на другой — одна только любовь, загадочная и непостижимая, как сама жизнь.

Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не с кем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, — уж та бы, без всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искало выхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то — один, без охраны…

Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда поминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя — от навязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку, и это оказалось последней каплей — Оля отшвырнула его и, грохнув по столешнице кулаком, воскликнула в сердцах:

— Все, Кать, никаких моих сил больше нет — ни женских, ни, блин, общечеловеческих!

Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-то неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:

— Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще происходит?!

Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил закипающее раздражение, вполголоса сообщила:

— Короче, я написала заявление на развод.

— Глупость какая! — фыркнула Катя, закуривая. — Ты что?!

— Глупость?! — мгновенно взвилась Ольга. — А ты послушай. Я живу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, в день свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет! Когда я рожала, он сидел в тюрьме — мне потом Томка Филатова все рассказала. Он потом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! — она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. — Неделю назад его чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!

— Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, — постаралась урезонить ее Катя.

Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке ирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она пролила несколько капель на скатерть.

— А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! — продолжала возмущаться она. — У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то, томагавки… Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет! Но я — баба, а не боевой конь! Я закончила консерваторию, у меня богатая внутренняя жизнь! И вообще, не трогай меня, я истеричка! — голос Ольги сорвался на крик.

Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катю глаза.

— Я подозреваю, что он убивал людей, — вдруг мрачно призналась Ольга.

Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стул напротив нее.

— Я не знаю, Оль, что тебе сказать. Все это так, да… — задумчиво произнесла она после паузы. — Но с другой стороны… Он твой муж, он отец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была, забот не знала…

— Кать…

— Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! — прикрикнула она. — Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старой перечнице…

Ольга подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку и налила еще — ей и себе.

— Развод, не развод — это тебе решать, конечно. Но только не сейчас, — вдруг взмолилась она. — Ну дай ты ему из ямы выбраться, худо ему сейчас — покушение это, Таню мы похоронили…

Оля вдруг громко всхлипнула.

— Жалко дурака…

— И мне жалко, — согласилась Катя.

— Все равно люблю ведь… — по щекам Оли покатились крупные слезы.

— Вот видишь, Оленька, любовь-то она как… Катя тоже всхлипнула и, безнадежно махнув рукой, прикрыла ей глаза.

— Катя… — Оля неуверенно улыбнулась сквозь слезы. — Что ж делать-то?

— Давай свое заявление, — решительно кивнула Катя, — я порву…

XX

Старый дверной замок открылся с резким щелчком, прозвучавшим в полной тишине неожиданно громко. Саша перешагнул порог родительского дома и замер. Зеркало в прихожей было занавешено черным тюлем, Белов повернулся к нему и осторожно провел рукою по ткани.

— Ну вот и все… Все кончилось, мамочка… — потерянно пробормотал он. — Ни черта хорошего ты от меня так и не дождалась…

Вряд ли он смог бы объяснить даже самому себе, что заставило его приехать сюда, в опустевшую квартиру матери. Тут была и острая боль потери, и гложущее чувство своей неизгладимой вины в ее смерти, и беспомощность ребенка, в сложной ситуации ищущего помощи и поддержки у самого близкого человека — у мамы. Он прошелся по коридору, заглянул зачем-то на кухню, потом — в свою комнату. В подсвеченном аквариуме плавали равнодушные ко всему на свете рыбки. Саша открыл коробочку с кормом и бросил им пару щепоток.

— И стрельба эта… никто же не мог предположить, что так случится… — задумчиво и виновато продолжал он. — Ты только не переживай за меня. Представь, что я военный, — там ведь тоже стреляют…

Он тяжело вздохнул и направился в комнату матери. На спинке стула лежало платье Татьяны Николаевны. Не зажигая света, Саша взял плечики, аккуратно повесил на них мамино платье и убрал его в шкаф. При этом он не прекращал свой покаянный монолог.

— Если я буду знать, что ты меня простила, клянусь, я выживу. И из-под этого пресса выберусь. Выживу… Ты ж меня знаешь, мам, я пацан упертый.

Закрыв дверцы шкафа, Саша устало опустился на диван. Напротив, на столе, стояли фотографии его родителей. Он взял в руки снимок мамы — раньше он висел на стене, теперь они с отцом были рядышком. На его глаза навернулись слезы.