Начало - Круз Андрей "El Rojo". Страница 68

— Где? Что?

— Там! — Я показал стволом на мелко дёргающуюся, но при этом совсем молчаливую тварь.

— Ни хрена себе… — протянул Шмель, и глаза у него полезли на лоб. — Это что?

— А я знаю? Морф, наверное.

— Морф? — озадачился Мишка. — А по-русски если?

— По-русски это что-то вроде мутанта.

Ответил и медленно пошёл в соседнюю комнату, а Шмель направился на лестницу, на свою позицию. И сразу же оттуда послышался его голос: «Куда прёшь? Что надо?» Какой-то мужской голос пробормотал что-то, шаги удалились. Я не стал выглядывать, за тыл Шмель ответственный, но спросил, крикнув: «Кто там был?»

— Да ещё один сосед, тоже датый, на стрельбу заглянул, — ответил он. — Тут весь дом одни алкаши.

— Понял, — кивнул я и вошёл в дверь.

И что же мы имеем? Я медленно придвинулся к лежащей на полу твари, не спуская с неё прицела. Да, неплохо. Как описать? Перво-наперво челюсти. Больше человеческих раза в два по всем параметрам. Пасть набита зубами. Кожа вокруг пасти местами натянута, местами лопнула, похоже, что рост костей происходил почти ураганно. Лоб пониже, видная в расколе черепа лобная кость необычайно толста. Глаза направлены вперёд, смотрят из ям. Нос уменьшился, растянулся в стороны, расплылся по всей морде, вывернув ноздри. Шея стала длиннее и очень гибкой, судя по тому, как тварь дважды убирала голову с линии огня. Явно удлинились руки, стали мосластей, с широченными суставами. Пальцы укоротились, а ногти невероятно приросли какими-то роговыми метастазами, охватили пальцы и превратились в неслабые когти. Они были перемазаны запёкшейся кровью, тварь рвала свой обед не только зубами, но и когтями.

Ноги странно искривились, у меня появилось впечатление, что в них появился дополнительный сустав. Что-то же дало возможность морфу совершить такой мощный прыжок?

Я достал из кармана мобильный и несколько раз сфотографировал труп в разных видах. Когда закончил, увидел Шмеля, разглядывающего мою «добычу». Тот лишь присвистнул и покачал головой. Мы выбежали из квартиры, захлопнув за собой дверь, спустились вниз.

— Это Витька, они с женой бухали не просыхая, — сказал Мишка по пути. — Каждый день пьянки и драки. Сейчас небось тоже орали, но внимания уже никто не обратил.

Мы выбежали из подъезда, огляделись. На балконе стоял, вертя обеспокоенно головой, мужик лет пятидесяти, лысоватый и краснолицый — Степаныч, Шмель-старший.

— Что там у вас? — крикнул он, заметно нервничая.

— Нормально всё, бать! — закричал Шмель. — Витька мертвяком стал, с Леркой вместе. Завалили! Давайте к двери, сейчас за вами пойдём.

В дальнем конце двора через густые кусты пытался продраться мертвяк, и Лёха уже неторопливо целился в него. Ещё один мертвяк лежал у дальнего угла дома напротив. Раскатисто, как доской о доску, ударил выстрел из «Тигра», мертвяк свалился. Я достал со своего сиденья ещё одну радиостанцию с гарнитурой, отдал Шмелю. Проверили связь.

Мишка забросил сумки в свою машину, в багажник, захлопнул дверь.

— Блин, ещё бы бате не дать его «Волгу» взять… — вздохнул он. — Не может бросить, говорит, что руками на неё заработал. Она к тебе пройдёт?

— Если только на тросу, — пожал я плечами. — А где она, кстати?

— В «ракушке», — указал кивком Шмель на сооружение из рифлёного металла неподалёку.

— Ладно, попробуем объяснить как-нибудь, — сказал я. — Пошли, хватит время терять.

Поднялись к квартире уже без приключений, даже из дверей никто не высовывался, хоть телевизор на первом этаже продолжал заходиться криком. Дверь распахнулась, едва мы на площадку вышли. Все стояли в дверях: Степаныч, Валентина Ивановна — шмелёвская мать, крепкая тётка к пятидесяти, и Катя, сестра, круглолицая и белобрысая девчонка четырнадцати лет, конопатая, как перепелиное яйцо. Все были нагружены сумками и пакетами, в переноске которых пришлось и мне поучаствовать. Риск, конечно, но зато в одну ходку уложились. Подтащили всё к Мишкиному «Патрулю», он начал грузить его, а Степаныч решительным шагом направился к «ракушке».

— Бать, да оставь ты эту «Волгу»! — крикнул Мишка. — Не пролезет она туда, куда мы едем. Лучше «Ниву» мою возьми, мы за ней съездим.

— «Нива» твоя баловство одно, — сурово ответил Степаныч, шофёр с тридцатилетним стажем. — Я «Волгу» не брошу.

— Степаныч, так она не пройдёт по дороге, — попытался урезонить Шмеля-старшего я. — Лучше в «ракушке» оставить, чем в лесу бросить.

— Она у меня где надо, там и пройдёт, — сказал, как отрезал, Степаныч и загремел замком.

— Всё равно за «уазиками» поедем, — сказал я. — Всё лучше «Волги».

— Те «уазики», что Мишка обещал, уже покрали давно, — сказал Степаныч, задирая крышку «ракушки». — Так что на своей поеду.

Я понял, что пытаться его убедить бесполезно. Степаныч всегда имел репутацию мужика шибко хозяйственного, даже жлобоватого, и рассчитывать на то, что он бросит нечто своё кровное, не приходилось. Лучше было проверить, не забыл ли Лёха трос, потому что волочения по грязной дороге теперь не избежать.

Пока Лёха застрелил ещё одного мертвяка, а Степаныч с семейством грузил сумки, я подошёл к Шмелю, который завёл машину.

— Откуда такую БМП надыбал? — спросил я, постучав по капоту.

Короткая, высоко сидящая машина, опирающаяся на асфальт мощными внедорожными колёсами, хоть была старой по типу, но выглядела новой.

— Не поверишь — иранская сборка, — ответил он. — Один человечек к нам через Армению и Грузию затащил. Специально для рейдов. Загнали к нам, мы почти всё сделали. Только багажник наверх не встает, пластик не держит. А хозяин возьми да и улети вчера в Ереван, я его только по телефону застал. Я подумал-подумал, да и прихватил себе. Ему уже не надо. А всё лучше «Нивы», если куда в глушь и грязь.

— А под капотом что? — поинтересовался я.

— То, что надо — четыре и два литра, со слабым наддувом, — гордо сказал Шмель, хлопнув толстой ладонью по спортивному рулю. — Если турбина и накроется, то ничего страшного. Вечный двигун, миллион без капиталки ходит.

Ну, это я и без него знаю. Машина мне, кстати, напоминала самого Мишку. Мишка очень коренаст, хоть и невысок, изрядно мордат, с маленькими глазками, расположившимися близко к носу. Первый разряд по самбо у него, между прочим. И силён он немало. И машина точно такая же.

— Всё, по машинам! — скомандовал я, увидев, как Степаныч уселся за руль. — А то доболтаемся.

И уже через минуту мы выехали со двора, чуть не сбив бредущего по тротуару мертвяка, с ног до головы залитого ещё не запёкшейся кровью.

Александр Бурко

21 марта, среда, утро

Утром этого дня Бурко проснулся рано. Не спалось. Вылез из-под одеяла, потянулся, огляделся. Без жены спальня выглядела пустой и неуютной, это всё же было её место. Все комнаты в их доме делились на «её комнаты», «его комнаты» и «детские комнаты». В каждой из таких комнат влияние кого-то из семьи было сильнее, чем остальных. И теперь, когда в спальне Людмилы не было, Бурко стало немного грустно.

Жену он любил. Любил искренне, нежно, никогда ей не изменял и даже не помышлял об этом. Она платила ему такой же искренней привязанностью, которая делала его жизнь осмысленной лишь тогда, когда он проводил время с ней. Она даже во всех деловых поездках его сопровождала, и сейчас, оставшись без неё, он чувствовал, словно он здесь не весь.

Уже одевшись, сегодня в нечто военно-полевое: берцы, военные брюки «хаки» и свитер с тканевыми вставками, с кобурой на поясе, — причёсанный, умытый, слегка благоухающий одеколоном, он спустился на первый этаж, который был отведён под спальни для бойцов, караулку и штаб. Там всё показывало, что служба идёт, всё под контролем, ничего не упущено. Марат тоже был здесь, смотрел в какой-то монитор со своим помощником. Они о чём-то негромко переговаривались.

К Бурко подошла горничная, Раиса, работавшая у них уже шестой год, которая осталась с Бурко для того, чтобы заботиться о его бытовых проблемах. Как всегда, желания она предугадывала, поэтому просто подала ему маленький поднос, на котором стояли две чашки ароматного кофе, настоящий ямайский «Блю Маунтин».