Цветы зла - Белов Руслан. Страница 27
– Ты хочешь сказать, что отец Пети ответит перед Богом не за любовь к доступным женщинам и праздности, а за убийство? – поцеловав Смирнова в губы, спросила Марья Ивановна. – За убийство Кристины?
– Да... За хладнокровное предумышленное убийство.
– Что ж, тогда мы с тобой можем умыть руки. К чему лезть поперед батьки-Бога?
– С таким миропониманием можно всю жизнь умывать руки, – хмыкнул Евгений Александрович.
– Ты же сам знаешь: кто умеет умывать руки, тот умывает...
– А тот, кто не умеет, ходит грязным.
– Ты хочешь сказать, что мы грязные?
– А разве нет? В таком дерьме вымазались, а могли бы сидеть у телевизора и вместе с Затевахиным смотреть, как чудно живут кролики в юго-восточной Австралии и чем надо кормить больших белых пуделей на восьмом месяце беременности.
– Ты хочешь сказать, что мы ничего доброго не сделали?
– Не знаю, – покачал головой Евгений Александрович. – Хотя, если подумать, мы, мы вместе с Петей вскрыли гнойник. А это всегда полезно. По крайней мере, для здоровых людей.
– В мире все равно ничего не изменится... Большинство родителей продолжит калечить своих детей...
– В Библии сказано: подмети у своего порога.
– Ты на что намекаешь?
– На то и намекаю... Или не нагулялась еще?
– Нагулялась, нагулялась, – Марья Ивановна, выгнувшись, поцеловала Смирнова в губы. – А кого ты хочешь?
– Девочку, конечно... Они такие славные. А потом, если потянешь, можно и мальчика завести...
Эпилог
К Паше Центнеру поехал Смирнов. За рюмкой коньяка и сигарами он рассказал ему о первом деле детективного агентства "Дважды два". Рассказал от "А" до "Я".
– Ты знаешь, я тоже думаю, что за все мои грехи ответят на том свете папаня с маманей, – проговорил Паша Центнер, внимательно выслушав Евгения Александровича. – И потому творю зло, ха-ха, с особым удовольствием. С мазохистским, я бы сказал, удовольствием.
Сказав последнюю фразу, Центнер посмеялся.
"Нет, все-таки, он – штучка", – подумал Смирнов и, закурив предложенную ему огромную гаванскую сигару ручной вертки, изложил просьбу Святослава Валентиновича.
– Сделаем, не волнуйся, – махнул рукой Паша Центнер. – За два миллиона баксов ее под именем Любовь и под фамилией Орлова в Сочи доставят в хрустящем целлофане с вертлявыми цветными ленточками.
– Два миллиона – это все, что у него есть...
– Потому и прошу два миллиона. Если бы у него было два рубля – взял бы два рубля...
– За эти деньги можно целую зону освободить...
– Попробуй... – усмехнулся Центнер. – Я перекину тебе следующего клиента.
– В таком случае, я отдам ему те семь тысяч, которые он нам заплатил...
– Сунешься – в бетон закатаю... Вместе с Машей. Ферштейн?
Они помолчали, с разными чувствами вспоминая события полугодовой давности, затем выпили по рюмочке за здоровье тех, кто на зоне (тост предложил хозяин дома), и вновь помолчали.
– Ты чего скуксился? – прервал паузу Центнер. – На тебя не похоже. О всемирном потеплении совсем не говоришь и о вреде социального обеспечения тоже.
– А откуда ты знаешь о вреде социального обеспечения? – спросил Смирнов, вспомнив, с какими погребальными речами хоронил собеседника на берегу Пономарки.
– Стылый рассказывал. Мы сейчас с ним большие кореша. Кстати, ты знаешь, что он женился законным браком?
– На Юлии? – импульсивно вскинул глаза Смирнов.
– На ней... – иронично глядя, хмыкнул Центнер. – Ревнуешь?
– Да нет... – опустил глаза Смирнов. – Он ведь у нее первый. Они еще студентами жили, ты же знаешь.
– Ревнуешь, – удовлетворенно протянул король бандитов. – Баб бывших не бывает. Я Машу тоже ревную...
Они задумались. Смирнов думал о Юлии, Центнер о Марье Ивановне. Через минуту оба поняли, что увязают в высохшем болоте, и Паша спросил:
– Так что ты скуксился, когда я сумму назвал?
Смирнов смутился и, помявшись, сказал:
– Может не надо ее освобождать?
– Почему не надо, дорогой Евгений Александрович? Это же бизнес. Я на одном этом деле заработаю миллион зеленых.
– Она выйдет и снова его захомутает. И Петя тогда не то, что центнером, тонной станет.
– Не захомутает, – заулыбался шутке бандит. – Как я слышал, ее уже подлечили и теперь к сексу, даже тривиальному, у нее полнейшая апатия.
– Как вылечили?
– Били ее за соответствующие отклонения. Ей в Сочи теперь срочно нужно. Лечиться от хрипов в легких и шума в голове.
– А как же Лена? – помолчав, вспомнил Смирнов девочку. – Ты же по миру ее пустишь?
– Это полезно. Ты же сам писал в "Сердце Дьявола" о санитарной ведьме Гретхен Продай Яйцо.
Смирнов вспомнил Гретхен Продай Яйцо. Как она без жалости изводила тех, кто в будущем мог причинить зло.
– Так я тоже санитарный ведьмак, – продолжил Паша Центнер, усмехаясь. – Ну, по крайней мере, в данном случае. Санитарный ведьмак, потому что чувствую, что ему с дочкой надо очутиться на улице. У него есть голова, есть родная кровиночка, у нее есть отец и Петя – все карты им в руки. Так что два миллиона и ни копейкой меньше. А точнее – два миллиона двести тридцать пять тысяч триста пятьдесят долларов. Мои ребята все его барахло с точностью до десяти центов оценили.
– Оставь им хотя бы на жизнь.
– Нет. Пусть поголодают. Я – не собес. Я – бандит с большой буквы.
– Оставляешь его на крайнюю мазу?
– Все мы под ней ходим...
Святослав Валентинович встретился с Пашей Центнером и Смирновым на Ярославском вокзале. С ним была Лена, старавшаяся казаться взрослой. На плечах ее висел туго набитый рюкзачок. Отдав Центнеру деньги, Кнушевицкий пожал руку Смирнову, и, ведя дочь за руку, пошел к входу в метро. Паша Центнер, криво улыбаясь, смотрел им вслед.
Перед самым входом на станцию отца с дочерью остановил продавец лотерейных билетов.
– Сегодня у нас суперигра! Купите билетик, не пожалеете. Пятнадцать рублей, и вы неделю обедаете в лучшем ресторане Москвы!
– Папа, купи! – повернулась к отцу Лена. – Я есть хочу.
– У нас на метро не хватит.
– А сколько надо, чтобы и на метро хватило, и на билетик?
Святослав Валентинович вытащил кошелек, покопался в нем и сказал:
– Восемь рублей десять копеек...
Леночка побежала к Смирнову.
– Вы не одолжите нам восемь рублей десять копеек? Я верну, когда вырасту!
Смирнов достал бумажник и протянул девочке восемь рублей серебром. Потом решил отдать ей все наличные деньги. Но Паша остановил его резким движением руки:
– Спрячь свои гроши, фраер!
И подняв из-под ног десять копеек, протянул их девочке.
Лена, благодарно улыбнувшись, убежала к отцу.
Расчистив ноготком серебряную краску, дочь Кнушевицкого увидела надпись "1 000 000 рублей".
Паша стоял и смотрел, пока Святославу Валентиновичу не вручили сверток с деньгами.
Потом они со Смирновым сели в машину и покатили кутить в "Балчуг".
Поздним вечером, когда они ехали продолжать в ресторан Эгисиани, в дачном поселке близ железнодорожной станции Переделкино выстрелом в затылок был убит некто С. Тихонов.