Сицилианская защита - Васильев Андрей. Страница 30

— Ну, мой друг, слушайте… — Де Бласси расположился на лавке поудобнее и начал свой рассказ.

Вещал он долго, с чувством, с толком, с расстановкой, с различными поэтическими оборотами, наизусть прочитал мне три древние баллады, а одну даже спел, ну а под конец нарисовал мне портрет отважного Зигфрода. Поскольку история оказалась не короткой, я все чаще поглядывал на часы, встроенные в интерфейс, — скоро должен был прийти Вахмурка, а этот менестрель и замолкать не хочет. Я всю жизнь считал, что инквизиторы — это такие мрачные дядьки, которые только и ждут того момента, когда кого-то можно будет поволочь на костер с криками: «Да она ведьма!» Пепел Клааса стучит в мое сердце, и все такое… Фигу вам! Местные инквизиторы, похоже, как телята — добрые и романтичные. Надо будет ему цветов приволочь — может, он венок сплетет?

Впрочем, упомянутый Зигфрод был из другого теста, чем этот мягкотелый борец с нечистью. У этого парня, жившего в незапамятные времена, из стали было сделано все — и доспех, и тело, и нервы, и, судя по услышанному мной, мозги тоже. За недолгую жизнь он успел натворить столько добра и направо и налево, что про него было впору книжку писать. В том числе он прибил и последнюю огнедышащую тварь в Файролле, судя по описанию — виверну, отважно сразившись с ней где-то в Пограничье, на озере Лох-Тесс. Последний представитель вымирающего вида спрятался там, надеясь дожить свои дни в тишине и покое, и все, на что он отваживался, — это время от времени высунуть башку наружу из-под воды (Виверна? Под водой? Чудны дела ваши и помыслы, а также смеси, которые вы курите, господа сценаристы игры), чтобы проверить, какая нынче на поверхности погода. Но нет, приперся герой, размахался мечом и пришиб бедолагу, которая даже кур у местных хозяек не таскала, питаясь водорослями.

После этого Зигфрод решил, что у такой страхолюды непременно должно быть где-то припрятано золото, и начал его искать. В результате, ничего не найдя и, видимо, с горя нажравшись, он поймал в какой-то пещере безобиднейшего лепрекона, которого по некоей причуде, возникшей в его воспаленном алкоголем и героизмом мозгу, принял за верного сподвижника убиенной им виверны. Через полчаса общения с отважным героем лепрекон понял, что у него есть два выхода — либо пропадать, либо отдать защитнику чести и справедливости свой именной горшок с золотом. Других вариантов и впрямь не было, и лепрекон со стонами выкатил герою отступные, попутно прокляв отважного воина на пяти языках.

Герой еще раз показал, что он таковым и является, с презрением пнув горшок и потребовав чего-то более основательного. Окончательно обалдевший от отваги бесстрашного Зигфрода и озверевший от потери фамильного любимого горшка лепрекон сбегал к своему повелителю, который жил в огромной пещере, расположенной в древней священной горе Бен-Фор, посоветовался с ним и, оформив на себя долговое обязательство, приволок герою пресловутый меч, который теперь мне и надлежало отыскать. Откуда у верховного лепрекона взялся этот меч, история умалчивает.

Очень довольный жизнью герой все-таки прихватил себе на память немного золотишка и отправился дальше колесить по миру в поисках тех, кому еще можно и нужно помочь. А может, и спасти.

Бедняга не знал, что лепрекон по дороге забежал в место, известное как Каллидонский лес, где в самой его глубине имелась поляна, которую местные жители называли не иначе, как «проклятая поляна Файф». Там жила-поживала древняя как этот мир старуха, о которой по всему Пограничью ходили слухи, что она ведьма. Звалась старуха Изабель Гоуд или же попросту бабка Гоуд.

Неизвестно, что лепрекон отдал старухе за ее работу, но проклятие неудачи, наложенное ей на меч, действовало безотказно. Беды и напасти сыпались на бесстрашного героя градом, он не успевал залечивать раны и оплакивать соратников, друзей, близких и возлюбленных. При этом вышла забавная штука — меч, и до того зачарованный, после проклятия, наложенного ведьмой, приобрел новое свойство — принося несчастья Зигфроду, он отменно уничтожал любую нечисть и нежить, какими бы защитными заклинаниями она себя не окружала, да еще и светился при приближении магических существ. По слухам, он мог поразить даже богов!

Кончилось все скверно. Под конец своих дней Зигфрод окончательно слетел с тормозов, спутался с какой-то девкой-официанткой из придорожного трактира, носящей имя Блонни, и начал чудить так, что оказался вне закона почти у всех владык Раттермарка, впрочем, до какого-то момента избегая прямого с ними столкновения. В конце концов, Блонни и Зиг (так они себя обычно сами называли) за каким-то лешим прикончили пяток сборщиков налогов и присвоили себе деньги. Скрываясь от стражи, парочка забилась в совершенно уж непролазные дебри Севера, была окружена на каком-то дальнем хуторе бандой бродячих вампиров и растерзана там же. Меч кровососы взять не смогли, нечисть от него шарахается как от огня, так его там и бросили. После меч и останки обнаружили воины, отправленные тогдашним кенигом для того, чтобы схомутать рехнувшегося героя и под шумок придушить беспутную девку.

Кениг был человеком разумным и осторожным, проклятая вещь ему в хозяйстве была не нужна, и он с помощью магов раздолбал меч на три части и с гонцами отправил отдельные фрагменты в сопредельные государства, ибо незачем даже куски такой штуки в своей стране держать. Кстати, вот, стало быть, в кого пошел его прапраправнук. Конец истории.

— Слушайте, — первое, что спросил я у де Бласси по окончании этой саги, — как эта чертова бабушка умудряется быть сразу в стольких местах, а?

— Не знаю. — Жиль развел руками. — Сами понять не можем. Континент велик, но факт остается фактом — проклятая ведьма пакостит всюду и при этом всюду успевает. Ну не передумали нам помогать?

— Да нет, — задумчиво ответил ему я. — Слово дано, какие теперь отказы. Но пара вопросов еще есть.

— Какие? — немедленно откликнулся де Бласси. — Если смогу — отвечу, ничего не утаю.

— Ну перво-наперво вы вот что мне скажите. — Я откашлялся. — После разбивания на куски проклятие с меча спало или нет?

— Когда меч перестал быть единым целым, проклятие перестало существовать. Но, предваряя ваш вопрос, скажу, что как только меч примет свое изначальное обличье, то есть вновь станет оружием, проклятие вернется, оно никуда не денется.

— То есть мне предстоит таскать с собой проклятую вещь?

Эта перспектива меня совершенно не грела. И так жизнь у меня не сахар, а тут еще и на фиг не нужное мне проклятие.

— Ну и что? — Де Бласси был спокоен как дохлый лев. — Пока вы не признаете меч своим и не напоите его вражьей кровью, он будет для вас лишь обычной вещью, вы от него даже не чихнете, проклятие воздействует лишь на владельцев меча.

— Тогда другое дело, — успокоился я. — Тогда ладно, это еще куда ни шло. Теперь другой вопрос — есть ли где упоминание о том, в каких местах куски меча сейчас обретаются, ну или хотя бы куда их поместили тогда, в стародавние времена?

— Нет, — обескуражил меня инквизитор. — Нет ничего такого.

— А как же мне тогда? — опешил я. — Это мне что — землю всего континента просеивать, что ли?

— Ну такие крайности — это явно лишнее, тем более что способ обнаружить обломки меча есть. — Де Бласси достал из наплечной сумки, стоящей рядом с ним на лавке, два пергамента. — Вот он, этот способ, не самый простой, зато надежный.