На руинах Мальрока - Каменистый Артем. Страница 29

— Дан! Стойте! Живьем возьмем его! Я оглушу!

Дельная мысль — поговорить с пленником не помешает.

Вдали отрывисто хлопнуло, уже рядом приглушенно стукнуло. Раненый враг, прекратив пятиться, неловко развернулся, осел на землю, распластался на животе. Все еще пытался куда-то ползти, но лишь загребал ладонями песок. Между лопаток у него торчала длинная стрела с серым оперением.

Не сговариваясь, мы бросились в кусты, спасаясь от стрелка.

— Четвертый остался еще! До лука добрался! Своего прибил! — крикнул я.

Епископ, встав на четвереньки, на миг высунул голову из кустов, изучая тропу, и тут же досадливо сплюнул:

— Дан! Здесь свои!

— Какие еще свои?! Четвертый стреляет!

— Должен быть еще один. Ты его видел?! — крикнул епископ кому-то невидимому.

— Я его убил, — коротко ответили невдалеке смутно знакомым голосом.

Конфидус вышел из кустов, остановился. Он все еще был напряжен и настороженно оглядывался по сторонам, но хлопанья тетивы больше не раздавалось — никто не пытался его обстрелять. Все еще ничего не понимая, я выбрался следом и увидел, как по тропе приближается недавний знакомый — тот самый парень, которого подняли на борт в состоянии анабиоза и с которым я сталкивал лодку с мели. Одежда его была такой же мокрой, как и у Конфидуса, в одной руке он держал длинный деревянный лук, в другой несколько стрел. Лицо его было спокойным и характерно нездоровым — похмельная муть все еще не выветрилась.

Мне не стоило большого труда разобраться в произошедшем. Очевидно, когда стрелки дружно бросились за мной, опытный епископ воспользовался моментом — добрался до берега. Благо лодка опять засела на мелком месте и плыть не пришлось. Парня, видимо, тоже потянуло на подвиги — отправился следом и, найдя один из брошенных нападавшими луков, использовал его против хозяев.

Оставалось непонятным одно.

— Эй! Ты где так хорошо стрелять научился?!

Присев возле все еще шевелящегося бандита, тот, достав нож, начал хладнокровно вырезать стрелу, скупо пояснив:

— Охотиться я люблю. В лесу учился.

— Браконьер, значит? — иронично уточнил епископ, не переставая озираться.

— А ты что? Лесник королевский? Или егерь баронский? — так же невозмутимо уточнил парень.

— Нет. Просто интересуюсь. Дан, вы уверены, что их было четверо?

— Так Зеленый сказал. Вон он, над нами кружит, и кричать перестал. Значит, никого рядом нет. Он глазастый.

— Ух ты! Ваша птица как человек разговаривать может? Это что — настоящая птица стража?

— Настоящая…

— А вы, значит, страж?! — изумился лодочник, вытирая вырезанную стрелу о штаны затихшего врага.

Отвернувшись, кивнул:

— Да, страж.

Смысла скрывать это или отказываться по причине самозванства больше не видел — даже под пытками не сумел от этой роли отвертеться.

Парня звали Люк, и характер у него был как у замороженного эскимоса: более спокойного человека я еще не встречал. При этом он оставался хладнокровно-опасным — полезное сочетание. Показав нам тело второго противника, он лениво рассказал, как, выбравшись на берег, увидел валяющийся на тропе лук. Как, не найдя колчана, вернулся на струг и вытащил несколько стрел, засевших в мешках с продуктами и овсом для лошадей. Как, вернувшись, услышал шум и, дождавшись, когда враг выскочит из кустов, почти в упор пробил его грудь насквозь. Даже на рану, полученную при ударе тетивой по предплечью, пожаловался таким же ровным голосом.

Мы лишились почти схваченного пленника, но ругать за это Люка не стали — его вины в этом нет. Оставалась надежда, что тот, которого я приласкал заточенной палкой, все еще в состоянии говорить, но и она не оправдалась — к тому моменту, когда нашли его в зарослях, он был уже мертв. Судя по бледности, умер от потери крови — внутренности я ему попортил сильно.

Кстати, в процессе поисков выяснилось, что Люк умеет не только с луком обращаться: он безошибочно прошел по моим следам, иначе бы мы долго бродили по этим дебрям.

Затем он так же легко распутал следы нападавших, подтвердив, что в засаде их действительно было четверо. Это нас обрадовало — подтвердились слова Зеленого. Вскоре обнаружилась и стоянка бандитов, а точнее, полянка, на которой они оставили коней. Четыре лошадки лежали на траве, поджав ноги под брюхо. Две еще всхрапывали, две не подавали признаков жизни.

Присев возле мертвой, Конфидус поднял веко, затем палочкой разжал челюсти, покачал головой:

— Дан, они не загнаны. С ними что-то другое… очень плохое.

— Что?

— Не знаю. Не видел такого никогда. У нее из глаз кровь сочится, а язык почернел. И мокрая вся — будто маслом намазали. Если это пот, то впервые такой вижу.

Люк, исследовав еще живую лошадь, равнодушно перерезал ей горло коротким узким ножом, после чего согласился с епископом:

— Нечистое дело. Тьмой попахивает. Плохое что-то с лошадьми сделали. Зачем так было делать?

— Зачем… Да чтобы мчаться как можно быстрее и без отдыха, — разумно предположил епископ. — Наверное, чем-то опоили, хотя не доводилось мне про такое мерзкое зелье слышать.

— Жаль, всех убили — карающим надо было их сдать. Темные любят лошадей мучить — это всякий знает. Карающие с такими быстро разобрались бы…

При упоминании наших «друзей» мы синхронно вздрогнули, а я, не сдержавшись, возразил:

— Люк, ты мало знаешь об инквизиторах. Скорее всего это они и есть или их люди. И не смотри, что без ряс.

— Как это? — все так же холодно, без тени удивления, спросил лодочник.

— А так… Я — страж. А комиссар карающих Ортара меня схватил и пытал, желая узнать секреты ордена полуденных. Мне удалось сбежать, и моему другу тоже. Думали, что по реке получится оторваться от погони, но…

— По реке вас не догнали бы — Рин хоть и жадина каких мало, но лучше его Ташу никто не знает. Если у них еще есть такое зелье, то дальше идти рекой опасно — опять в засаду попадем.

— Да забудь ты про реку. — Епископ покачал головой. — Рин мертв, его помощники тоже. Ты один лодку не поведешь. Радуйся, что выжил: не лежи под бортом — попал бы под стрелы тоже. Спасло тебя пьянство.

— Не пьяница я… — Покачав головой, Люк впервые проявил тень сильных эмоций, уничижительно прошипев: — Все из-за меня. Рину глаза мои нужны были сейчас, а я валялся, головой страдал. Не будь этого — заметил бы засаду, может быть. Я глазастый, за это и ценил он меня. Не виноват, что напился вчера. Свадьба ведь, а мне пришлось невесту забирать. А при этом не пить, а упиваться приходится: насильно ведь заливают. Не люблю я такого, а все равно пришлось. Откуда мне было знать, что пойдем к границе!

— Не ругает тебя никто, — добив последнюю лошадь, сказал Конфидус. — Дан, что делать будем? Рекой опасно — вдруг такие группы у них еще есть. Повезло, что в этой лишь четверо было, но кто знает, сколько в других окажется. Парни были неслабые — похожи на профессиональных лучников. Из солдат, наверное. Били очень быстро и метко, и нас пытались через борт достать — некоторые стрелы на другой стороне досок проклюнулись наконечниками. Немногие смогут бить так сильно и с такой быстротой — трое мужиков и пикнуть не успели. Я осмотрел их раны: не куда зря, а по самым болезненным и смертельным местам угораздило. Гибель верная и скорая. А вот вблизи уже не то совсем — я эту парочку легко успокоил, хотя сам давненько с воинскими забавами разлучен. Лучники это, возможно, даже королевские — издали опасны, а если добежать до таких сумеешь, то пару дюжин легко на меч намотаешь, если не оплошать. Второй раз может не повезти — против таких умельцев и кольчуги не защитят. Не стоит рисковать: они ведь явно знали, куда мы идем. Можно попробовать по лесам пробраться — хоть и медленнее выйдет, но перехватить там трудно. Разве что по следу догонят, но это не так опасно, как в засаду угодить.

— Согласен. Люк, у Рина остались деньги. Он должен был вернуть нам двадцать золотых, когда струг ему отдадим на границе, но теперь… Возвращайся назад и приведи помощь — лодку надо вернуть. Деньги… С золотом сам решай что делать — нам чужого не нужно. Я бы отдал семье Рина, а себе оставил только несколько золотых, но у тебя своя голова. Мы поможем похоронить мужиков — и уедем по суше: нам нельзя задерживаться.