Песня на двоих - Панкеева Оксана Петровна. Страница 21

– Что же я буду делать, когда вы доживете до возраста вашего дедушки? – посетовал мэтр Истран и все-таки повиновался.

– Почему ты молчал? Почему не сказал мне сразу? Ты же знал! Ты давно знал!

– Неправда. – Кантор сидел спиной к Ольге и медленно, словно изыскивая повод подольше не оборачиваться, складывал дрова в камин. – Я только по приезде узнал, что речь идет о тебе. Когда мне король рассказал о ваших полетах на пьяном драконе.

– Но почему нельзя было сказать? – Ольга взволнованно металась по комнате, комкая в руках плащ. Ей не хватало слов. – Неужели я какая-то стерва бесчувственная, чтобы заставлять тебя всю жизнь мучиться? Можно же что-то придумать. Например, быстро расписаться и тут же развестись. У вас же можно разводиться, я знаю. Зачем надо было вот так молчком, тайком, не признаваясь, лезть в мою личную жизнь и преследовать моего парня? И все только потому, что тебе нужно избавиться от проклятия!

– Не потому, – тихо, через силу выговорил мистралиец, по-прежнему не оборачиваясь.

– Диего, почему я должна тебе верить? Один раз ты меня уже обманул. А может быть, и не один. Может быть, ты лгал мне все то время, что мы с тобой знакомы.

– Нет.

Бойкий маленький огонек спички исчез в складках скомканного бумажного листа, весело полыхнул, разрастаясь, и переполз на сухие поленья.

– А если мы проверим? – Ольга остановилась, суетливо порылась в сумочке и с громким стуком выставила на стол крошечный пузырек. – Может, я правда дура, напридумывала себе бог весть что, а вы действительно только братья.

Кантор наконец обернулся, уставившись на нее с осторожным недоумением.

– Братья? Ты о чем? Вроде бы познакомиться с Амарго ты никак не могла…

– Не знаю, о ком ты и при чем тут он…

– Это он постоянно твердит, что мы с его величеством – братья, – пояснил мистралиец, поднимаясь. – Но если ты не о том…

Он внезапно осекся и медленно перевел взгляд с Ольги на пузырек. Потом обратно. Даже в полумраке неосвещенной комнаты было видно, как резко посерело его лицо и как мелькнула в глазах тень скрываемого страха.

– Я вот об этом, – неумолимо продолжила Ольга, указывая на злосчастную склянку. – Если ты действительно меня не обманывал, ты позволишь проверить мои подозрения. Ты сейчас снимешь рубашку, сам подставишь мне правое плечо, и мы посмотрим, что будет, если его протереть растворителем для волшебной краски. Если ты откажешься, значит, я была права и ты полгода вешал мне лапшу на уши. Не говоря уж о всяких снящихся мертвых мужьях.

За окнами стремительно темнело, и выражения лица Кантора уже невозможно было разглядеть. Только неподвижный профиль в отблесках огня, поникшие плечи да судорожно сцепленные пальцы.

– Ты же сама понимаешь… – выговорил наконец он. Два шага до стола были так тяжелы и медленны, словно каждый сапог весил пару десятков стоун. – Я не должен был… Никому… Даже тебе…

– Значит, все-таки правда? И после этого я должна тебе верить?

– Ты же знаешь почему… Мы не имели права… И не по собственной прихоти отказывались от имен…

– Но мне-то можно было сказать! Хоть намекнуть! Ведь король стопроцентно знал! И, наверное, не только он! Одна я, как дура, в лапше ходила!

Кантор приблизился еще на шаг и остановился почти вплотную, не решаясь прикоснуться.

– Знали только те, кто догадался сам. Теперь и ты знаешь.

– Спасибо за доверие. – Ольга горько усмехнулась и расправила скомканный плащ. – Только теперь немножечко поздно. А отмазки насчет конспирации уже пару лун как не катят. Ты мог хотя бы неделю назад признаться и не морочить мне голову сказками о покойниках, приходящих в снах.

– После того как ты сказала, что мне нет места в твоей жизни?

– Можно подумать, если бы я встретила тебя с распростертыми объятиями, ты бы признался! Знаешь, как это все выглядит со стороны? Ты бросил меня, когда я тебе надоела, и вернулся, когда тебе что-то от меня понадобилось. Но даже тогда, вместо того чтобы во всем признаться и честно попросить о помощи, продолжал бессовестно лгать.

– Нет! – Кантор внезапно рванулся вперед, крепко схватил ее за плечи и приблизил к себе, так что их глаза оказались почти рядом. – Я прекрасно знаю, что ты не отказала бы мне в помощи, если бы я попросил. Но мне не нужно то, что ты предложила. Мне нужна ты. Не липовый брак, не избавление от проклятия, а ты и твоя любовь.

– Отпусти меня! – потребовала Ольга, из последних сил сопротивляясь желанию обнять этого обманщика, который сам не знает, чего хочет, но знает ее слабости и нагло этим пользуется.

– Прости… – Он разжал пальцы и немного отстранился. – Думай, что хочешь. Но я говорю правду.

– Ты тоже прости, – отозвалась она. – Но верить тебе после всего этого было бы верхом наивности. Если передумаешь насчет проклятия, можешь обращаться в любой момент. Как бы я ни обижалась, я не садистка какая, чтобы заставлять тебя мучиться. Но не смей больше лезть в мою жизнь! И оставь в покое Артуро!

Кантор повернул выключатель, и осветительный шар разогнал темноту, придавая жизни ясность и определенность.

– Я не передумаю. Головная боль – ерунда по сравнению с жизнью без тебя. Я не лез в твою жизнь и не буду впредь, я просто подожду. Теперь нас связывают сразу два проклятия, и рано или поздно все случится само собой. А что касается Артуро… Я обещал его не трогать и не отказываюсь от своего слова. Но причина моей ненависти не в тебе, и тут ты ничего изменить не можешь. Я не перестану считать его подлецом, не забуду и не прощу.

– Диего, – устало вздохнула Ольга, – что бы там у вас ни случилось, ведь сколько лет уже прошло! Люди меняются. Посмотри, каким стал ты сам. Почему он не мог измениться?

– Пока что он не сделал ничего, что изменило бы мое мнение о нем, – упрямо наклонил голову Кантор. – А если ты сама видишь, каким я стал, тебе должно быть понятно, почему я так не хотел раскрывать свою тайну. И также должна понимать, что, если ты кому-нибудь об этом скажешь, мне останется только застрелиться.

Ольга невольно вздрогнула, вспомнив давний разговор в первый вечер знакомства. Диего смотрел прямо в глаза, и в них она ясно видела смерть, и ничего более. Только не свою.

– Я не скажу, – понизив голос, чтобы не дрожал, пообещала она. – Ты сам скажешь. Поедешь к матери и скажешь, скотина бесчувственная, как можно так с матерью… И маэстро Карлосу скажешь. Сам. Я не смогу молча смотреть, как он мучается, а ты над ним издеваешься. А я никому не скажу.

Кантор опустил глаза и молча кивнул.

– Хорошо.

– Тогда до свидания. Провожать меня не надо.

– Напрасно ты так… Лучше бы я все-таки тебя проводил.

– Лучше посиди дома и подумай над своим поведением, – сердито отмахнулась Ольга и ушла, оставив морально уничтоженного мистралийца наедине с его невеселыми мыслями.

Провожать! Вот еще! Не хватало, чтобы он увидел, как она плачет!

– Нет! Подождите! – спохватился король, всматриваясь в гаснущее зеркало. – Мэтр, почему вы…

– Имейте совесть, ваше величество, – строго отозвался придворный маг. – Как вы полагаете, объект вашего наблюдения желал быть увиденным в… гм… такой момент?

– А если он и в самом деле застрелится?

– Если узнает, что его видели в слезах, то несомненно. Оставьте его в покое.

– Кто сказал Ольге о проклятии? О том, кто такой Кантор, она догадалась сама – хвала богам, через полгода додумалась. Но кто ей сказал обо всем остальном? Неужели мэтр Максимильяно?

– Полагаю, именно так и есть, – неторопливо произнес старик.

– Но зачем? Он что, не понимал, к чему его откровенность приведет? До сих пор он казался мне умным человеком.

– Он не только умен, но еще и мудр.

– Мне кажется или вы действительно одобряете его поступок? Единственный результат, который я вижу, – Ольга с Кантором рассорились окончательно, она удалилась, подозрительно шмыгая носом, а отважный кабальеро всхлипывает, уткнувшись лбом в стену, и шепчет что-то нелестное о почтенном родителе.